Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 3
Теперь Олдбок полностью присвоил себе права чичероне и настойчиво требовал, чтобы никто ни на шаг не отклонялся от пути, который он указывал, если они желают увидеть наилучшим образом то, ради чего сюда явились.
— Вам повезло, что я буду вашим гидом, мисс Уордор! — воскликнул старожил, размахивая рукой и качая головой в такт стихам, которые с увлечением декламировал:
Я знаю вдоль и поперек весь лес -Любой овраг, тропу, замшелый пень,Тенистые зеленые беседки.
— Ах, черт возьми! Эта ветка терновника разрушила всю работу Кексона и чуть не сбросила мой парик в ручей. Вот что значит читать стихи hors de propos![109]
— Не огорчайтесь, дорогой сэр, — сказала мисс Уордор, — здесь ваш верный слуга, готовый исправить беду, и когда вы вновь появитесь в вашем головном уборе, восстановленном в его прежнем великолепии, я продолжу цитату:
Так солнце, пав за гранью океана,Главу опять подъемлет из туманаИ сыплет блеск лучистый, тьму гоня,И снова на челе пылает…
— Ох, довольно, довольно! — остановил ее Олдбок. — Мне не следовало давать вам такой повод изощрять на мне свое остроумие. Но я сейчас покажу вам нечто, способное остановить ваш сатирический полет, ибо я знаю вас как любительницу природы.
Действительно, когда все вслед за ним пролезли сквозь брешь в низкой полуразвалившейся, старой стене, перед ними открылся вид, столь же любопытный, сколь и неожиданный.
Они стояли высоко на склоне узкой долины, которая внезапно расширялась наподобие амфитеатра, давая место чистому и глубокому озеру в несколько акров и полосе ровной земли вокруг него. Дальше берега везде круто поднимались; в некоторых местах их разнообразили скалы, в других же — украшала молодая поросль, кое-где взбегавшая по склонам и прерывавшая однообразие зеленых пастбищ. Внизу озеро изливалось в торопливый и шумный ручей, сопровождавший гостей с той минуты, как они вступили в долину. В том месте, где он вытекал из озера, высились те самые руины, которые предстояло осмотреть.
Они не занимали обширного пространства, но своеобразная красота, а также дикий и уединенный характер местности сообщали им такую внушительность, какой не обладают и более значительные архитектурные останки, расположенные близ обыкновенных домов и среди менее романтической обстановки. Восточное окно церкви сохранилось невредимым со всеми своими орнаментами и ажурным переплетом, а боковые стены с уже отделившимися от них воздушными арками контрфорсов, увенчанные башенками и отделанные резьбой, придавали зданию изящество и легкость. Крыша и западное крыло церкви были полностью разрушены, но и сейчас было видно, что последняя когда-то составляла одну из сторон квадрата, по боковым сторонам которого располагались монастырские строения, а на противоположной — сад. То крыло этих строений, которое возвышалось над ручьем, частично опиралось на крутую и обрывистую скалу, так как обитель иногда служила военным целям и однажды во время войны Монтроза была взята неприятелем после жестокого побоища. Там, где раньше зеленел сад, еще росло несколько фруктовых деревьев. Подальше от построек стояли одинокие дубы, вязы и каштаны, достигавшие больших размеров. Остальное пространство между развалинами и холмом было покрыто короткой травой, которую пасшиеся здесь овцы содержали в гораздо большем порядке, чем если бы по ней проходили серпом и метлой. Вся эта картина дышала тишиной, вносила в душу умиротворение, но не была монотонна. Темная глубь бассейна, в котором покоилось ясное голубое озеро, отражая водяные лилии и деревья на берегу, там и сям протягивавшие к воде мощные ветви, создавала замечательный контраст с быстрым бегом и бурной шумливостью ручья, который, словно вырвавшись из заточения, мчался вниз по долине, огибая основание скалы, увенчанной руинами, и в своем неистовстве разбивался пеной на каждом уступе или камне, задерживавшем его движение. Столь же велик был контраст между ровным зеленым лугом, на котором высились руины и огромные стволы деревьев, и узкими, почти отвесными берегами, частью окаймленными молодым и густым подлеском, частью поросшими лиловым вереском, а частью — на каменной крутизне — покрытыми пятнами лишайника и тех выносливых растений, что пускают корни в самых бесплодных расселинах утесов.
— Здесь было пристанище учености в дни мрака, мистер Ловел, — сказал Олдбок, вокруг которого теперь собралось все общество, любуясь внезапно открывшейся и столь романтической панорамой. — Здесь отдыхали мудрецы, уставшие от мирской суеты и посвятившие себя либо размышлениям о мире грядущем, либо службе поколениям, которые должны были наследовать им в мире сем. Я сейчас покажу вам библиотеку. Вы видите этот участок стены с прямоугольными окнами, разделенными надвое небольшими колоннами? Вот там она и помещалась, и в ней, как уверяет принадлежащая мне старинная рукопись, было пять тысяч томов. Здесь я смело могу присоединиться к горьким жалобам высокоученого Лиленда, который, сожалея об упадке монастырских библиотек, восклицает, как Рахиль, оплакивающая свое бесплодие, что, если бы из наших библиотек выпрыгнули в руки зеленщиков, свечников, мыловаров и прочих дельцов и торгашей папские буллы, декреты, декреталии, конституции и прочая дьявольская стряпня, а также софизмы Хейтсбурга, универсалы Порфирия, логика Аристотеля, богословие Дунса и всякое такое шулерство (прошу прощения, мисс Уордор) и все тому подобные плоды преисподней, — мы могли бы с этим примириться. Но то, что мы отдали наши древние летописи, сборники наших благородных преданий, наши ученые комментарии, наши народные хартии на самое презренное употребление, легло позором на нашу нацию и обесчестило нас перед потомством до скончания времен. О, пренебрежение, столь неуважительное, к нашей родине!
— О, Джон Нокс! — вздохнул баронет. — Джон Нокс, под чьим влиянием и покровительством была проделана эта патриотическая работа!
Антикварий, оказавшийся в положении птицелова, попавшегося в свой же силок, быстро отвернулся и закашлялся, чтобы скрыть легкую краску смущения.
— Что касается этого апостола шотландской Реформации… — начал он.
Но тут вмешалась мисс Уордор, чтобы прервать опасный разговор:
— Скажите, какого автора вы цитировали, мистер Олдбок?
— Высокоученого Лиленда, мисс Уордор, который упал без чувств, когда своими глазами увидел уничтожение монастырских библиотек в Англии.
— А я думаю, — сказала на это молодая леди, — что его несчастье, может быть, спасло разум кое-кому из современных антиквариев, которых, наверно, затопило бы такое огромное море учености, если бы не было принято осушительных мер.
— Благодарение небу, такой опасности теперь нет. Учености нам оставили с наперсток, а в нем не утонешь.
Сказав это, Олдбок повел собравшихся вниз, на берег, по крутой, но не опасной тропинке, и они вскоре оказались на зеленеющем лугу, посреди которого были расположены руины.
— Здесь эти люди жили, — продолжал антикварий, — и единственным их занятием было изучать далекую старину, переписывать манускрипты и сочинять новые произведения в назидание потомству.
— А также, — добавил баронет, — выполнять благочестивые обряды с блеском и церемониалом, достойными их духовного сана.
— И если мне разрешит заметить фисокородный сэр Артур, — с низким поклоном произнес немец, — монахи происфодили в своих лабораториях весьма любопитные опиты в опласти химии, а также magia naturalis[110].
— Мне кажется, — сказал пастор, — им хватало работы по взиманию десятины в пользу священников и викариев в трех обширных приходах.
— И все это, — добавила мисс Уордор, наклонив голову в сторону антиквария, — без всяких помех со стороны женщин!
— Верно, мой прекрасный враг, — отозвался Олдбок. — Это был рай, куда не допускалась Ева, и можно только дивиться, как добрые отцы умудрились потерять его.
Высказывая подобные критические замечания по поводу занятий тех, кому некогда принадлежали нынешние руины, посетители некоторое время переходили от одной замшелой гробницы к другой под руководством Олдбока, весьма убедительно объяснявшего план строения и читавшего, с соответствующими пояснениями, полуистершиеся надписи, которые еще можно было разглядеть на могилах мертвых и в пустых нишах для статуй святых.
— Почему, — наконец спросила мисс Уордор антиквария, — предание сохранило нам такие скудные сведения об обитателях этих величественных зданий, возведенных с такой затратой труда и таким вкусом во времена, когда их хозяева были людьми чрезвычайно важными и могущественными? Самой невзрачной башне разбойного барона или эсквайра, жившего силой своего копья и меча, посвящена особая легенда, и пастух подробнейшим образом поведает вам имена и подвиги обитателей этой башни. Но попробуйте расспросить любого сельского жителя об этих великолепных и внушительных руинах — об этих башнях, этих арках, этих контрфорсах и окнах с колоннами, так дорого стоивших, — его ответ будет односложен: «Это давным-давно построили монахи».
