Колин Маккалоу - Женщины Цезаря
Тигран не верил этим сообщениям, пока сам не поднялся на вершину высокого холма позади столицы и не увидел, какой мелкий гнус осмелился ужалить его.
— Слишком много для посольства и слишком мало для армии, — так он выразился и приказал атаковать.
Однако огромные восточные армии не представляли собой единого организма. Ни Сулла, ни Марий ни на минуту не польстились бы на такие армады — если бы им когда-либо предложили командовать подобными. Войско должно быть небольшим, гибким, маневренным. Таким, чтобы его легко можно было накормить, легко контролировать, легко перемещать. У Лукулла имелись два великолепных легиона, пусть даже с плохой репутацией. Он командовал солдатами, которые знали его тактику не хуже его самого. И еще имелись две тысячи семьсот очень ловких кавалеристов из Галатии, которые были с ним уже несколько лет.
Осада, конечно, не обошлась без потерь для римлян, главным образом из-за таинственного зороастрова огня, который имелся у царя Тиграна. Греки его называли нафтой (нефтью). Его привезли из персидской крепости, расположенной где-то на юго-западе от Гирканского моря. Маленькие светящиеся капли влетали в осадные башни, и навесы для укрытия сразу занимались огнем. Горело ярко и яростно, и ничто не могло погасить огонь, пока все сооружение не падало, раскидывая во все стороны ослепительные искры, от которых загоралось все вокруг. Огонь калечил людей. Но что еще хуже, он повергал в ужас. Никто никогда прежде такого не видел.
Таким образом, когда Тигран двинул свои мощные силы на «гнуса», он не понимал, как скверное настроение может изменить этого «гнуса». Каждый римлянин в маленькой армии Лукулла был уже сыт по горло однообразной едой, зороастровым огнем, отсутствием женщин, катафрактами на их огромных низейских конях, внезапно нападающими на фуражные отряды, Арменией вообще и Тигранокертом в частности. От самого Лукулла до последнего галата в его вспомогательной кавалерии все рвались в бой. И кричали до хрипоты от радости, когда разведчики сообщили, что царь Тигран наконец близко.
Обещая Марсу Непобедимому специальную жертву, Лукулл был готов к бою на рассвете, на шестой день октября. Сняв осаду, римский военачальник занял холм между приближающейся громадой армян и городом и расставил свои войска. Хотя Лукулл не мог знать, что Митридат посылал Таксила предупредить царя царей не драться с римлянами, он точно знал, как спровоцировать Тиграна на сражение — собрать свою маленькую армию в одном месте и сделать вид, что она пришла в ужас от гигантских размеров армянского войска. Поскольку все восточные цари убеждены в том, что сила армии в ее численности, Тигран обязательно нападет.
И Тигран атаковал. Эта атака закончилась полным разгромом. Никто из армян, включая Таксила, казалось, не понимал преимущества возвышенной местности. Когда огромная масса хлынула на холм, Лукуллу стало очевидно: никто в командовании Армении даже не подумал выработать тактику или стратегию. Чудовище выпустили на волю, больше ничего не надо.
Воспользовавшись благоприятным моментом, Лукулл обрушился с высоты своего холма, беспокоясь только о том, что горы трупов в конце концов окружат их непреодолимой стеной и помешают одержать полную победу. Он приказал своей галатийской кавалерии прорубить проходы в нагромождениях павших армян, и фимбрийцы расползлись во все стороны и вниз, как косари по пшеничному полю. Фронт армян распался, тесня тысячи сирийских и кавказских пехотинцев к рядам катафрактов, пока лошади и всадники не начали падать. В этой давке погибло куда больше армян, чем могли убить бесстрашные, но малочисленные фимбрийцы.
Как сообщил Лукулл в своем отчете Сенату в Рим: «Свыше ста тысяч армян мертвы, павших римлян — пять тысяч».
Царь Тигран бежал во второй раз. Он настолько был уверен, что попадет в плен, что отдал свою тиару и диадему на хранение одному из сыновей, заклиная того, куда более молодого и легкого, скакать вперед быстрее. Но юноша передоверил тиару и диадему подозрительного вида рабу. В результате через два дня армянские символы власти оказались у Лукулла.
Греки, вынужденные жить в Тигранокерте, открыли ворота города с огромной радостью и на плечах внесли Лукулла в город. Все перенесенные ими лишения ушли в прошлое. Фимбрийцы наконец утонули в нежных объятиях, на мягких постелях, они ели, пили, распутничали, грабили. Трофеи были потрясающие: восемь тысяч талантов золота и серебра, тридцать миллионов медимнов пшеницы, неслыханные сокровища и произведения искусства.
И полководец превратился в человека! Пораженный Публий Клодий увидел, как несгибаемый, холодный, безжалостный человек прошлых месяцев вновь стал тем Лукуллом, которого он знал в Риме. Он наслаждался изучением редких манускриптов и обществом прелестных детей, которых держал для своего удовольствия, особенно радуясь возможности лишить невинности девочку, едва достигшую половой зрелости. А эти девочки были мидянки, не гречанки! На рыночной площади была устроена церемония дележа добычи — по справедливости, присущей Лукуллу. Каждый из пятнадцати тысяч его солдат получил не менее тридцати тысяч сестерциев деньгами, хотя, конечно, их не выплатят, пока добычу не пересчитают на твердые римские деньги. Пшеницу оценили в двенадцать тысяч талантов. Практичный Лукулл продал все это парфянскому царю Фраату.
Публий Клодий не собирался прощать Лукуллу те месяцы, что он вынужден был тащиться пешком и жить в жутких условиях. Несмотря даже на то, что его собственная доля трофеев составила сто тысяч сестерциев. Где-то между Эвзебией Мазакой и переправой у Томисы Клодий добавил имя своего шурина в список тех, кто заплатит ему за оскорбления. Катилина. Мелкая рыбешка Цицерон. Фабия. И теперь еще Лукулл. Увидев золото и серебро, сложенные в хранилищах — он помогал пересчитывать добычу, — Клодий захотел понять, как Лукуллу удалось обмануть всех при дележе. Не менее тридцати тысяч каждому легионеру, каждому всаднику? Смешно! Счеты сообщали ему, что восемь тысяч талантов, разделенные на пятнадцать тысяч людей, дают всего по тринадцать тысяч сестерциев на каждого. Откуда он возьмет еще семнадцать тысяч? От продажи пшеницы, лаконично ответил военачальник, когда Клодий обратился к нему за объяснением.
Однако это напрасное упражнение в арифметике подало Клодию идею. Если он вообразил, что Лукулл обманывает своих людей, что в таком случае подумают они, если кто-нибудь посеет среди них недовольство?
Пока Тигранокерт не был занят, у Клодия не было шанса завести знакомства с кем-нибудь вне небольшой и неразговорчивой группы легатов и трибунов. Лукулл придерживался протокола и не одобрял дружбу между рядовыми солдатами и своим штабом. Но теперь, когда наступила зима, и этот новый Лукулл был готов дать полную свободу всем, кто ему служил, контроль ослабел. Да, конечно, оставалась необходимость выполнять определенную работу. Лукулл приказал собрать всех актеров и танцоров и заставил их дать представление для его армии. Цирковое представление далеко от дома для людей, которые больше никогда этого дома не увидят. Развлечений была масса. И вина — тоже.
Лидером фимбрийцев был primus pilus — центурион, который возглавлял старший из двух фимбрийских легионов. Звали его Марк Силий. Семнадцать лет назад, юнец, еще не начавший бриться, он вместе с остальными шел маршем на восток, через Македонию, с Флакком и Фимбрией. Марк Силий тогда одобрил убийство Флакка в Византии. Он пришел в Азию, сражался против царя Митридата, потом его передали Сулле, когда Фимбрия покончил с собой, и он дрался на стороне Суллы, Мурены, а теперь — Лукулла. Вместе с другими он осаждал Митилены. К тому времени он уже был pilus prior — очень высокий ранг в сложной иерархии центурионов. Год тянулся за годом, сражение за сражением. Когда нынешние фимбрийцы покидали Италию, они все были еще подростками, потому что в то время Италия истощила свои резервы закаленных воинов. Теперь, в Тигранокерте, они все были немолодыми людьми, которые половину своей жизни прослужили в армии. Но бесконечные петиции, которые они подавали в Сенат с просьбой отпустить их, все время отклонялись. Марк Силий, их лидер, ожесточился. Ему было тридцать четыре года. Он просто хотел домой.
Клодию не понадобилось стараться, чтобы добывать информацию. Легаты, даже такие недовольные, как Секстилий, время от времени разговаривают. Обычно они говорили о Силии или о центурионе другого легиона, Луции Корнифиции, который, несмотря на имя, не был из влиятельной семьи.
Оказалось совсем нетрудно найти, где в Тигранокерте обосновался Силий. Он и Корнифиции обитали в малом дворце, принадлежавшем сыну Тиграна. Они там жили с восхитительными женщинами, и им прислуживало столько слуг, что хватило бы на целую когорту.
Публий Клодий, патриций знатного рода, явился к ним в гости и, как греки перед Троей, принес подарки. Конечно, не размером с деревянного коня! Небольшой мешочек грибов, которые дал ему Лукулл (он любил экспериментировать с такими веществами), и сосуд великолепного вина, такой большой, что потребовалось трое слуг, чтобы нести его.
