Елизавета I - Маргарет Джордж
Марджори с Кэтрин отложили ложки, лица обеих застыли.
– Так я и знала! – заявила Бланш. – Я этого ожидала, и уже давно. Я же вам говорила! Как король Артур.
– О чем вы? – вопросила Марджори. – Опять ваши валлийские россказни? Только не несите вздор, будто вам было видение.
Бланш распрямилась:
– Я просто знала, что наследие короля Артура рано или поздно вернется. Он пращур королевы. Мы все это знаем. Мой кузен доктор Ди доказал это. Артур оставил незавершенное дело. Последнюю битву. Величайшее испытание Англии на прочность.
– Король Артур тут совершенно ни при чем, – сказала Кэтрин. – Астрологи давным-давно предсказали, что одна тысяча пятьсот восемьдесят восьмой станет годом великих свершений. Ди лишь подтвердил это.
– Предсказание, которое сделал сотню лет назад Региомонтан, гласит, что тысяча пятьсот восемьдесят восьмой станет годом неслыханных бедствий для всего мира, – отозвалась Бланш спокойно. – «Империи падут, и во всех краях будет стоять плач и крик» – вот как там было сказано.
– Да, но что это за империи? – возразила я. – Разве Дельфийский оракул не предрек лидийскому царю Крезу, что если тот пойдет войной на Персию, то падет великое царство? А царство оказалось Лидийское, а вовсе не Персидское.
– В этом году должно случиться три затмения, – сказала Бланш, которая явно не собиралась сдаваться. – Одно солнечное и два лунных. Солнечное уже было, в феврале.
– Пусть наступают, – пожала плечами я.
Можно подумать, я как-то могу их предотвратить.
Мне нужно было остаться одной. Даже моя верная троица не утешила меня. После обеда я вышла в Королевский сад. Уайтхолл, огромный, раскинувшийся во все стороны дворец, из особняка на берегу реки разросся практически в город с настоящей улицей, которая проходила через него, и двумя воротами. Учитывая количество площадок для рыцарских состязаний, арен для петушиных боев, теннисных кортов и лужаек с фазанами, отыскать уединенное место было задачей непростой. Но садик, притулившийся между каменными стенами других зданий, надежно укрыл меня от любопытных взглядов.
Травянистые дорожки, окаймленные невысокими перилами в бело-зеленую полоску, крест-накрест пересекали лужайку, образуя геометрические узоры. Все аккуратное и строго в своих границах. Смерть Господня, если бы только в мире все было устроено так же! Если бы только Испания оставалась в своих границах! У меня-то никогда никаких территориальных притязаний не было. В отличие от моего отца с его тщеславными попытками воевать за границей, я всегда довольствовалась пределами своих владений. Говорят, это все потому, что я женщина. Но на самом деле потому, что у меня есть голова на плечах. Война – это бездонная яма, в которую без счета улетают деньги и человеческие жизни.
Дорожка уперлась в стену и резко свернула в сторону. В углу возвышался раскрашенный деревянный столб, увенчанный резным геральдическим зверем с развевающимся штандартом в когтистых лапах. То был красный валлийский дракон: пасть широко разверста, крылья расправлены, когти крепко вцепились в дерево. Тюдоры – валлийский род, ведущий происхождение предположительно от короля Кадваладера. Бланш в детстве все уши мне прожужжала про Уэльс и даже научила тамошнему языку. Но я никогда там не бывала. Только и оставалось, что смотреть на резного деревянного дракона. Когда-нибудь, в один прекрасный день…
Но не сегодня. Сейчас мне следовало беспокоиться о выживании Англии, в том числе и Уэльса.
Одно я знала твердо: против испанской армии нам не выстоять. Это была самая совершенная боевая сила в мире. А у нас не имелось вообще никакой армии, только вооруженное народное ополчение да немногочисленные наемники, с бору по сосенке собранные за счет средств богатых жертвователей.
Ни в коем случае нельзя было позволить испанцам высадиться на сушу. А это значило, что дать им бой придется на море. Кораблям, а не солдатам предстоит защитить и спасти нас.
Передо мной стояли три самых могущественных человека в королевстве – Уильям Сесил, лорд Бёрли, лорд-казначей; сэр Фрэнсис Уолсингем, первый секретарь и глава тайной службы; Роберт Дадли, граф Лестер, еще совсем недавно верховный главнокомандующий английскими войсками, отправленными на подмогу протестантским повстанцам, которые боролись за освобождение от испанского владычества – на английские деньги, разумеется.
Заседание обещало быть долгим.
– Прошу, садитесь, – сказала я им, сама же осталась стоять.
За спиной у меня располагалась внушительная, во всю стену, фреска кисти Гольбейна, на которой были изображены мои отец и дед. Отец занимал весь передний план, так что его собственный родитель рядом с ним, казалось, прятался в тени. Я стояла прямо перед отцом. Черпала ли я в нем силу или пыталась заявить, что теперь главенствующее положение в королевстве занимаю я?
Вместо того чтобы повиноваться, Роберт Дадли сделал шаг вперед и протянул мне полураспустившуюся лилию на длинном стебле.
– Беспорочная лилия для беспорочной лилии, – с поклоном произнес он.
Бёрли и Уолсингем со страдальческим видом покачали головой.
– Спасибо, Роберт, – сказала я, но вместо того, чтобы послать за вазой, демонстративно положила цветок на стол, где он должен был быстро увянуть. – А теперь можете садиться.
– Полагаю, все ознакомились с буллой об отлучении и низложении Елизаветы? – заговорил Бёрли. – Если нет, у меня при себе имеются списки.
Я стиснула зубы. Подумать только!
– Ступни Господни! Эти испанцы будут донимать меня даже из ада?
– Ваше величество, ничего нового в этом нет, – презрительно фыркнул Уолсингем. – Разве что формулировки слегка изменились по сравнению с первыми двумя – той, что в тысяча пятьсот семидесятом году издал Пий Пятый, и следующей за ней, восьмидесятого года, которую издал Григорий Тринадцатый. Новый папа, новая булла.
– Загвоздка в том, какой груз они везут, – сказал Бёрли. – Это отвратительно.
– Для них это нечто вроде Крестового похода, – пожал плечами Уолсингем. – Все их корабли именуются в честь какого-нибудь святого или ангела. Штандарт флагманского корабля, на котором вышиты Святая Дева и распятие, был освящен архиепископом Лиссабонским. Отчего бы в трюмах не находиться свиткам с буллами? Да, кстати, это вам понравится. У меня есть перечень их паролей. В воскресенье это «Иисус», в понедельник «Святой Дух», во вторник «Пресвятая Троица», в среду «святой Иаков», в четверг «ангелы», в пятницу «все святые», а в субботу «Богородица».
– Зная ребят вроде Дрейка или Хокинса, я даже думать не хочу, какие пароли у нас, – коротко хохотнул Лестер.
– Ах да, а еще все на борту исповедовались и получили отпущение грехов, о чем имеют при себе соответствующую грамоту, – добавил Уолсингем.
Он не переставал меня изумлять. Где он раздобыл такие сведения?
– Вы, должно быть, подкупили священника, иначе откуда все эти подробности? – сказала я.
