Сокровище тамплиеров - Джек Уайт
Синклер криво усмехнулся.
— До Инвернеса путь не близкий, Лаклан. Сегодня тебе туда, похоже, не добраться. Так что лучше оставайся здесь и держись рядом со мной.
— Если эти язычники сегодня меня убьют, я окажусь там раньше, чем солнце скроется за Бен Уивис...[1]
Морэй поколебался, потом искоса взглянул на друга.
— Держаться рядом с тобой, говоришь? Я не из твоего отряда, и ты не в арьергарде.
— Что верно, то верно.
Синклер устремил взгляд на восток, туда, где небо быстро светлело.
— Но я чувствую: солнце ещё не проделает половину пути до зенита, как станет уже не важно, кто из какого отряда, кто храмовник, а кто нет. Держись меня, дружище, и, если нам суждено умереть и вернуться домой, в Шотландию, давай вернёмся вместе, как вместе покинули дом, чтобы отправиться сюда.
Он посмотрел на свет, угадывавшийся в глубине черноты большого королевского шатра.
— Король не спит.
— В том-то и беда, — пробормотал Морэй. — Как раз сегодня ему лучше было бы оставаться в постели. Без него мы могли бы надеяться совершить хоть какой-то разумный поступок и, возможно, остаться в живых.
Синклер бросил на него быстрый насмешливый взгляд.
— На твоём месте, Лаклан, я бы не возлагал на это надежд. Если язычники захватят нас живыми, нас продадут в рабство. Нет, быстрая и честная смерть куда как лучше такой судьбы...
Его прервал звук трубы, и Синклер машинально схватился за рукоять висевшего на поясе меча.
— Что ж, пора. Запомни, друг, — держись рядом. При первом удобном случае — а я готов поклясться, что он скоро представится, — направляйся к нашим рядам. Нас нетрудно будет найти.
Морэй хлопнул Синклера по плечу.
— Попробую. Но дай бог, чтобы мне не пришлось оставлять в опасности своих друзей. Ну, всего наилучшего.
— Спасибо на добром слове. Только имей в виду: опасность грозит сегодня всем, и с такой опасностью мы ещё никогда не встречались. Единственное, что нам остаётся, это дорого продать свою жизнь. А поскольку все мои братья — храмовники, у тебя будет больше шансов это сделать, сражаясь рядом со мной, чем у меня — рядом с твоими спутниками, при всей их неоспоримой отваге. До встречи.
С этими словами рыцари развернули коней и разъехались по своим позициям. Синклер занял место среди рыцарей Храма, позади королевских шатров, Морэй же присоединился к пёстрому отряду христианских рыцарей и искателей приключений, откликнувшихся на призыв вооружиться, оглашённый Ги де Лузиньяном после коронации. Именно эти люди, осенённые драгоценной реликвией Истинного Креста, окружали сейчас короля.
Подняв глаза, Синклер увидел, что небо на востоке чуть порозовело, возвещая скорый рассвет, и невольно поёжился, узрев на светлеющем небосклоне ослепительно яркую новую звезду. В отличие от большинства своих собратьев он не был отягощён суевериями, однако в последнее время не мог избавиться от постоянного чувства тревоги. Новая звезда появилась десять дней назад, спустя три недели после гибели рыцарей Храма при Крессоне, и вид её повергал франков в трепет: то был ещё один знак в длинной череде странных знамений, наблюдавшихся в последнее время на небесах. С прошлого года произошло шесть солнечных затмений и два лунных; многие сочли это недвусмысленным указанием на недовольство Всевышнего происходящим в Святой земле. А потом в небе воссияла эта звезда, настолько яркая, что её видно было даже днём. Иные поговаривали (и священники не спешили затыкать им рты), что сие есть новое явление звезды Вифлеемской, озарившее небеса, дабы напомнить франкским воинам об их долге перед Богом и Его возлюбленным Сыном.
Однако Синклер был склонен верить в то, о чём толковали меж собой знавшие французский язык знакомые ему арабы. Они считали, что звёзды перемещаются независимо друг от друга, и, когда насколько самых ярких совмещаются в одной точке небосвода, с земли они кажутся одной-единственной звездой. Тогда этот маяк делается настолько ослепительным, что его можно видеть даже в полдень.
Добравшись до своего отряда, Синклер решительно сдвинул на лоб плоский стальной шлем и обвёл взглядом товарищей. Все они бодрствовали и вели себя надлежащим образом: в утро перед боем шутки и смех утихли. Впрочем, смех вообще нечасто раздавался в рядах храмовников, ибо орден не поощрял всякого рода легкомыслие, полагая, что оно не подобает человеку, шествующему по благочестивой стезе рыцарского служения.
Синклер отыскал взглядом Луи Чисхольма, служившего ему с тех пор, как Александр Синклер был ребёнком. Ныне Чисхольм стал сержантом ордена. Когда его хозяин вознамерился вступить в братство рыцарей Храма и перед Луи открылась перспектива свободной жизни, Чисхольм предпочёл остаться рядом с человеком, которого знал лучше всех прочих людей, и добровольно вступил в орден в качестве брата-сержанта.
Синклер подъехал к Луи; нагнувшись в седле, тот всматривался в дым, плывущий в сторону вершин Рогов Хаттина.
— Говорят, именно там Иисус прочёл Нагорную проповедь, — с сильным шотландским акцентом сказал Чисхольм. — На склонах той горы. Интересно, мог бы он сказать толпе, собравшейся там сегодня, что-нибудь такое, что изменило бы грядущие события?
Он обернулся и заглянул Синклеру в глаза.
— Мы проделали долгий путь из Эдинбурга, сэр Алек, и оба малость изменились с тех пор, как впервые отправились в путь, но больно уж это мрачное место, чтобы здесь умереть.
— У нас нет выбора, Льюис, — тихо ответил Синклер, произнеся имя собеседника на шотландский манер. — Не мы довели дело до такого исхода.
Чисхольм скривился.
— Ну, вам известно, что я обо всём этом думаю.
Он снова огляделся по сторонам.
— Вот-вот начнётся. Вон там, справа, строятся госпитальеры. Скоро они выступят, так что нам лучше быть наготове. Видали, сколько народу собралось против нас?
Сержант сплюнул, провёл кончиком языка по зубам, слизывая мелкие песчинки, и сплюнул снова.
