Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева
Размышления Ряполовского прервал повторный вопрос Иоанна:
— О чём задумался, князь Иван, поделись с нами!
Обведя пристальным — из-под лохматых бровей — взглядом всех присутствующих, привыкший к тому, что его советы были всегда решающими, князь чётко и коротко ответил:
— Думаю, как и государь. Софья Палеолог — дочь великой царственной семьи. И мы, пригрев сироту, окажем честь её великим предкам, отдадим дань благодарности земле, освятившей нас верой православной. Я одобряю этот брак.
Рядом с Ряполовским, важно откинувшись к стене, в удобной позе сидел знатнейший боярин и дворецкий Иоанна князь Юрий Патрикеевич Литовский, потомок великого князя Литовского Гедимина. Имя его отца уже прижилось за его родом в качестве фамилии — Патрикеевы. Его породистое, холёное лицо с длинным с горбинкой носом, несмотря на преклонные годы, было всё ещё красивым и значительным. Когда-то тёмно-русые волосы его и борода теперь покрылись обильной сединой, но были аккуратно подстрижены и причёсаны. Старый князь следил за своей внешностью. Он прослужил великим князьям московским более тридцати лет и являлся не только ближайшим боярином и советником Иоанна, но и родственником — был женат на родной сестре его отца Анне Васильевне. Вместе с Юрием Патрикеевичем на совет был приглашён и его старший сын Иван Юрьевич. Облик этого двоюродного брата государя чем-то даже походил на великокняжеский — овалом лица, профилем большого, с горбинкой носа. Ему не было и сорока, но высокий род, ратные подвиги, хорошее образование делали его одним из авторитетнейших людей в княжестве. Если великому князю требовалось решить какое-то щекотливое дело в Литве, он посылал туда Ивана Юрьевича Патрикеева, которого, несмотря на молодость, там знали и чтили не только за высокое положение в Москве, но и за родство с великими князьями литовскими. Бывая в Москве, литовские и татарские послы считали за честь быть принятыми в хоромах Патрикеевых подле Боровицких ворот — пышных, богатых, не уступающих по красоте и самим государевым. Видя, что от них ждут ответа, отец с сыном переглянулись и сразу же поняли друг друга. Старший, Юрий Патрикеевич, не тратя попусту времени и не повторяя уже переговорённого прежде, высказался коротко и определённо:
— Мы одобряем твой выбор, государь!
С этим мнением согласились и родные великокняжеские братья Юрий с Андреем молодым.
— Хорошо, — сказал Иоанн и встал, давая знать таким образом, что приём посла закончен.
Поднялись и все остальные. Иоанн взял в руки посох и вышел в расположенную рядом с его креслом дверь, ведущую через среднюю трапезную палату в кабинет. Остальные двинулись в противоположную дверь — к выходу.
Кабинет Иоанна Васильевича представлял собой просторную светлую комнату с пятью высокими окнами, с цветными, как и в передней приёмной палате, узорчатыми стёклами, которые днём делали всё помещение нарядным и весёлым. Заметное место тут занимала русская печь с тяжёлой металлической заслонкой, на которой искусным мастером были отлиты фигуры животных. Бока печи, как и все стены палаты, были расписаны растительным узором и цветами, причём в общей гамме красок преобладал цвет золота, за что и вся палата получила у придворных прозвание золотой. В переднем углу, под образами в золочёных сияющих окладах, располагалось государево место — массивный стол с различными красивыми приспособлениями на нём: серебряным подсвечником, на котором возвышались три полусгоревших свечи, кожаная папка с бумагами, футляр для государевой печати, чернильница и подставка для перьев, серебряный колокольчик для призыва слуг, нож в чехле, какие-то коробочки, листы. У стены расположился резной деревянный сундук с коваными углами и запорами. На нём возвышался только что привезённый Фрязиным маленький сундучок. Рядом — поставец: стенной шкаф высотой в средний человеческий рост с двумя верхними открытыми полками, на которых красовались массивные книги в кожаных и металлических окладах, папки с бумагами. Свободные проёмы между окнами и у стен занимали деревянные стулья с невысокими резными спинками.
В кабинете было три двери. Одна из них вела в спальню великого князя, другая — в сени, где находилось рабочее место дежурного дьяка и постельничего и где имелся запасной выход в переходы и на улицу. Третья дверь, в которую и вошёл сам государь, вела также к выходу — через трапезную и приёмную палаты, где только что состоялся Совет.
Следом за великим князем в кабинет явился дьяк с бумагами.
— Достань-ка мне, Стефан, портрет царевны из сундучка и ступай, — распорядился хозяин и подал слуге ключ.
Невысокий немолодой уже мужчина с роскошной кудрявой бородой тёмно-рыжего цвета, прозванный за эту свою приметную деталь Стефаном Бородатым, чётко и быстро выполнил приказ и положил на стол Иоанну обитый синим бархатом футляр с небольшим замком. Стефан был не только дьяком, но и государевым летописцем. Его Иоанн выпросил для службы у матушки за хорошее знание летописей, за грамотность и умение складно писать. Стефан молча поклонился и, не получив нового приказа, вышел.
Иоанн сел за стол, придвинул к себе поданную дьяком довольно тяжёлую вещицу. Растворив футляр, Иоанн увидел поясной портрет женщины, написанный маслом на толстой плоской доске, на Руси так писали только иконы. Первое, что бросилось ему в глаза, — её оголённая шея и плечи. В сердцевидном вырезе платья виднелась прикрытая кружевной сеточкой пышная грудь. На Руси женщине так оголяться не было принято. «Хорошо, что не показал боярам», — подумал Иоанн. Женщина была в чёрном бархатном платье, зауженном к талии. На шее у неё красовались в три ряда белые жемчужные бусы. Чёрные волосы были стянуты проходящей по лбу блестящей белой нитью, украшенной в середине прозрачными белыми камнями. Из-под этой нити над ушами и ниже спадали круто завитые локоны, контрастирующие с гладко уложенным верхом и подчёркивавшие своей чернотой белизну и нежность кожи. Царевна была хороша собой. Миндалевидные тёмные, почти чёрные глаза её смотрели грустно и очень внимательно. Нос был, пожалуй, великоват, тем не менее казался вполне изысканным. Небольшой рот с яркими губами как бы застыл в застенчивой, таинственной улыбке. Чуть тяжеловатый подбородок уравновешивался высоким, безукоризненной формы красивым лбом с яркими чёрными бровями. Художник, писавший портрет, действительно был талантлив. Чувствовался характер этой женщины — очень противоречивый. Она казалась властной и одновременно нерешительной, серьёзной, резкой и тут же трогательной, горячей, но умеющей обуздывать, держать себя в руках. Изображение понравилось Иоанну, несмотря на непривычно открытые грудь, шею, плечи. Однако все эти прелести не вызвали у него никаких эмоций, как мужчину оставили холодным и равнодушным.
«Неужели то,