Валентин Ежов - Кровавая фиеста молодого американца
Хозяйка рассмеялась.
— Вы успеете напиться, генерал. Скоро будут просить к столу.
— Надеюсь! — пошутил генерал и, громко заржав, двинулся вдоль залы.
Хозяйка тоже было двинулась к гостям, но в это время в залу вошли Джек и капитан Аредондо. Джек был чисто выбрит, умыт, причесан; костюм его был, насколько возможно, приведен в порядок.
Донья Эллен, увидев вошедших, шагнула к ним, с упреком сказала:
— Анастасио, как можно!
Капитан Аредондо, улыбаясь, подвел к ней Джека.
— Мама, разреши тебе представить мистера Джона Рида, американского корреспондента.
— Какой приятный сюрприз! — воскликнула хозяйка. — Здравствуйте, мистер Рид.
Джек поклонился.
— Поздравляю вас, миссис Аредондо!.. Прошу извинить, мой костюм не совсем соответствует…
— Пустяки. Вы ведь, как говорится, «с корабля на бал».
— Если бы с корабля, миссис Аредондо! Гораздо хуже, гораздо, — улыбнулся Джек.
— Кто виноват, что здесь происходит эта дурацкая революция, — сказала Эллен Аредондо. — Вообще, Мексика — глупая страна, мистер Рид.
Джек внимательно рассматривал Эллен Аредондо и вдруг сказал:
— Бог мой, миссис Аредондо, как вы похожи на мою мать. Редкое сходство!
— Я тоже американка, мистер Рид.
— Она, конечно, выглядит старше, но… такое сходство…
— Не имею чести знать ваших родителей, но о вас я достаточно наслышана, мистер Рид, — улыбаясь, сказала донья Эллен. — Раз, другой мне приходилось бывать в одном из известных салонов на Пятой авеню.
— Вы знакомы с Мэбел Додж?! — удивился и обрадовался Джек.
— Да, и считаю ее самой очаровательной женщиной в Нью-Йорке! — Джек довольно улыбнулся. — Но я вас осуждаю… ваше отношение к ней.
— Помилуйте, миссис Аредондо! — засмеялся Джек. — Единственная моя вина в — том, что я очень влюблен.
— Вот именно. Тогда почему же вы не женились на ней? Я пуританка, мистер Рид.
Джек снова рассмеялся.
— На этот вопрос трудно ответить однозначно, миссис Аредондо.
— Вас пугает разница в возрасте? Но я вам скажу, что для таких женщин, как миссис Додж, возраст не существует!
— Дело не в этом. Совсем не в этом. Ну, как вам сказать? Вы знаете, что миссис Додж очень богата?
— Ну и что? Насколько я знаю, вы тоже не пролетарий?
— Да, но она слишком богата!
— Прекрасно. А вы дао же, хотите жениться на парвеню, на Золушке?
Джек громко расхохотался.
— Ваш язык страшнее кольта, миссис Аредондо!
— Мама, — наконец вмешался Анастасио Аредондо. — Мистер Рид считает богатство огромным грехом!
— Вы социалист? — спросила Эллен Аредондо. Джек улыбнулся.
— Не совсем, но мне хотелось бы в этом честно разобраться.
— Очень любопытно! Мы с вами еще обязательно об этом поговорим, мистер Рид. А сейчас прошу к столу.
Все перешли в просторную, роскошно обставленную столовую. Длинный стол был уставлен всевозможными яствами.
Джек, глядя на все эти произведения изысканной мексиканской кулинарии, с улыбкой сказал сидевшей рядом с ним хозяйке:
— Последнее время я в основном питался кукурузными лепешками, которые пекли мне на кострах солдадеро.
— Вы, кажется, к этому сами стремитесь, — улыбнулась в ответ Эллен Аредондо. — Итак, мистер Рид, вы считаете, что богатым быть дурно?
Джек тихо и серьезно ответил:
— Я считаю, что богатым быть стыдно, сейчас, когда в мире столько не имеющих даже куска хлеба бедных людей.
— Но это же невозможно, чтобы все были богатыми!
— Последние годы, миссис Аредондо, я как раз только и думаю об этом — почему это невозможно… Скажите, вам ни разу не приходил в голову один проклятый и очень простой вопрос: почему одни люди рождаются в канавах, а другие в роскошных постелях роскошных апартаментов? Почему одни люди вечно голодают, а другие вечно объедаются? Почему?… Может быть, это даже не исторический, не социальный закон, а какая-то биологическая закономерность… Возникает человеческое общество, и вдруг все люди начинают жить по-разному. И заметьте, это относится только к людям. В остальной природе не так. Ласточки; и те вьют одинаковые гнезда и на одинаковых условиях воспитывают свое потомство. А люди, существа, наделенные высшим разумом, для которых жизнь также существует только один раз, почему-то за этот очень маленький период существования должны грызть, топтать и уничтожать друг друга? Почему?
— Вы сами сказали — потому, что наделены разумом. Значит — умные живут хорошо, глупые — плохо.
— Правильно! — подхватил капитан Аредондо и залпом осушил бокал. Он уже был изрядно навеселе.
— Если бы! Если бы это зависело от ума или от таланта, даже от гениальности. Нет. Сократ был самый гениальный человек на земле, а жил в нищете, — продолжал Джек.
— Потому что не хотел! А если бы захотел, то с его умом был бы богатым, — с замечательной непосредственностью заключила донья Эллен.
Джек рассмеялся.
— Я сдаюсь, синьора Аредондо. Капитан подлил вина Джеку, себе, сказал:
— Давайте лучше выпьем за маму, мистер Рид.
— С удовольствием!
Сидящие рядом зашумели, подхватили этот тост. Анастасио Аредондо залпом осушил бокал и спросил у Джека:
— Вы играете в карты, мистер Рид? В покер, например?
Джек покачал головой.
— Мне нельзя.
— Почему?!
— Я не умею блефовать. По моему лицу всегда видно, какая у меня карта.
— Это прекрасно! — закричал капитан. — Это прекрасно. Вы — мечта картежника, мистер Рид! Сегодня мы обязательно составим партию!
Ночь. В длинном сарае на земляном полу, завернувшись в серапе, вповалку спят люди. Это пеоны сеньоры Аредондо.
Среди них и младшие братья майора Чавы Гонсалеса.
Их ноги обмотаны окровавленным тряпьем.
Пятнадцатилетний, крепко обняв, прижимает к своей груди голову тринадцатилетнего. А тот, пылая в жару, по-собачьи скулит, стонет, не в силах терпеть боль в искалеченных ногах.
Старший не стонет. Он только страстно, исступленно шепчет:
— Не плачь, Лупе. Держись. Ты помнишь, как молчал наш Чава?… Брат обязательно приедет! Вот увидишь! Он приедет и всех их поубивает!
Раннее утро. На асиенде сеньоры Аредондо полно солдат. Капитан Аредондо вывел за ворота Джека. Тот шел, держа за повод коня.
— Прощайте, мистер Рид. Надеюсь, мы еще встретимся! Джек уселся на коня, сказал:
— Я постараюсь вернуть вам коня, капитан.
— Не надо, — рассмеялся капитан Аредондо, держа коня за ремешок уздечки. — Он не стоит и одной десятой вашего проигрыша! Да, вам не стоит играть в покер, мистер Рид, — он сморщился. — Черт! Ужасно трещит башка, надо выпить. Ну, гуд бай! — капитан отпустил уздечку.
— Адиос.
— Увидите этого бандита Вилью, передайте, чтоб лучше со мной не встречался! — самодовольно сказал «Красавчик» и грозно нахмурился.
— Непременно, — скрывая усмешку, ответил Джек и, тронув коня, поскакал по равнине в сторону гор.
Солнце перевалило на вторую половину дня, ближе к закату. Джек продолжал ехать на коне. Утомленный конь, поматывая головой, шел шагом. Пейзаж несколько изменился: не было видно гор. Но все такая же равнина бесконечно расстилалась впереди. Разморенный долгой ездой, Джек сидел в седле, опустив голову, и снова думал о своем.
Америка. 1912 год
Джек сидит за столом в нью-йоркской редакции журнала «Мэссиз» («Массы»). На столе горы писем. Время от времени к нему забегают какие-то стертые личности, бросают конверты и каждый из них говорит:
— Джек, на это необходимо ответить!
Он тихо и грустно скулит, глядя на эти горы писем. Входит смешной, худощавый, с профилем Мефистофеля художник Бордмен Робинсон.
— Джек, кончай эту бодягу, пойдем в порт, напьемся, будем писать матросов, — он одним движением на бумаге рисует одного матроса, затем другого, — потом найдем пару девочек и переночуем с ними в корзинах для кальмаров. Ничего программка?
В ответ Джек снова выразительно заскулил, кивнул на письма.
Робинсон, подняв руки, вышел.
Появился Линкольн Стеффенс Не здороваясь, улыба-, ясь, он смотрел на Джека. Тот вскочил, отвесил ему глубокий поклон.
— О, Великий Мистер Стеффенс!.. Благодарю Вас! Вы сделали все, чтобьг я превратился в импотента.
Линкольн Стеффенс рассмеялся.
— Слава богу, это тебе пошло на пользу. — Во-первых, ты расстался со своей французской куклой. Во-вторых, перестал писать стихи, Я ведь читал твою последнюю * поэму. Быть плохим поэтом, это все равно, что быть плохим автором. И тот и другой в большинстве случаев приходят к одному концу: спиваются от зависти.
— А плохим журналистом быть лучше?
— Плохого журналиста вообще не бывает, ибо события принадлежат жизни, а не ему. Журналист может быть посредственным или отличным. Посредственный — * это лентяй. Отличный — это тот, кто не жалеет рвать штанов и бросается в «самые горячие точки планеты.