Алексей Кулаковский - Расстаемся ненадолго
В перерыве Аня Бубенко подбегала то к одной студентке, то к другой и с потрясающим видом сообщала, что Сокольный отхватил двойку!
– А еще кто? – спрашивали некоторые.
– А еще я, – отвечала Аня, – но разве я виновата? Меня шпаргалка подвела!
Сокольный же до конца занятий в тот день ходил хмурый, будто сердился на всех. Правда, на очередной лекции не выдержал, шепнул соседке:
– Списывают некоторые, вот и пятерки.
Ольга Милевчик всегда прислушивалась к его словам, но теперь посмотрела на Сокольного с недоверием:
– Вы о Вере?
– Разве у нее одной пятерка?
– Только у нее.
– Ну, значит, и она списывала.
– Кто списывал, у того двойка! – вдруг отпарировала Ольга.
Сокольный покраснел.
– Простите, – поспешила оправдаться девушка, – я имела в виду не вас, а Бубенко. Она действительно списывала, а Вера – нет, Вера сама может написать.
Сокольному стало еще тяжелее от осознания, что нелепая гордость мешает ему признаться в своей слабости, в том, что не силен в русском правописании. Эта гордость толкает его на плохие мысли о других студентах. Захотелось посмотреть на Аню, единственную в группе, разделившую с ним сегодня горькую «славу» двоечника. Как она реагирует на такую оценку? «Она хоть списывала, – думал Сокольный, – значит, была убеждена, что ничего не знает, и не надеялась на себя. А я-то был уверен, что пишу без ошибок».
Он взглянул в сторону первого стола, но там сидела одна Вера и старательно конспектировала лекцию. «Правильно сделала, что не пришла, – подумал Сокольный, – лучше провести этот час где-нибудь в одиночестве, чем торчать у всех на виду».
После звонка Вера увидела Аню в коридоре. Девушка стояла возле окна и замысловато жестикулировала кому-то.
– Почему ты не была на лекции? – спросила Вера. – Стеснялась?
– Вот еще! – беспечно отмахнулась Аня. – У наших соседей в физкультурном институте как раз перерыв был. Подошли два парня к тому вон окну, что напротив, ну и… Веселые ребята, молодые… Не чета нашим!
IV
Весной Аня вышла замуж за футболиста и сразу утратила прежнюю привязанность к Вере, хотя и продолжала пользоваться ее конспектами. На студенческих вечерах она теперь появлялась с длинноносым загорелым парнем, подстриженным под залихватский бокс. В узких проходах между стульями парень всегда шел впереди, а Бубенко за ним. Он – высокий, с обнаженными выше локтей руками, Аня – маленькая, кругленькая. Эта комичная пара невольно вызывала у студентов улыбки, однако молодожены ничего не замечали. Наоборот, счастливой жене казалось, что многие девушки, особенно старше ее по возрасту, завидуют. Аня нередко искренне сочувствовала им: бедненькие, до сих пор не замужем. Если же ей приходилось знакомить мужа с кем-нибудь из своих однокурсников, она делала это так, словно оказывала большое одолжение, словно от этого знакомства зависело, будет человек счастлив или нет. В таких случаях футболист равнодушно протягивал длинную руку и, глядя в сторону, сообщал:
– Игорь Кобылянчик.
Супруга ревниво следила в это время за глазами нового знакомого мужа и, если не замечала в них огонька восхищения, спешила уточнить:
– Это тот самый Кобылянчик! Разве ты не знаешь?
– Знаю, знаю! – растерянно отвечал студент, а сам старался побыстрее отойти от футболиста, потому что и фамилии такой никогда не слышал, и не знал, о чем с этой «знаменитостью» говорить.
…Веру Лагину выбрали в редколлегию курсовой стенгазеты. Редактором был Сокольный. После провала по русскому диктанту он чуть не целые дни просиживал в библиотеке, зубрил грамматику, работал со словарем, – короче говоря, занимался усиленно. Лекции на курсе были во вторую смену, Сокольный приходил усталый, с покрасневшими от чтения глазами. Однако слушал внимательно, тщательно вел конспекты и на практических занятиях был не менее активным. Давно уже не было у него двоек по русскому языку, получал нередко и высокие оценки, но, видно, стоит человеку споткнуться раз, чтобы это забылось не скоро. Как ни старался Сокольный, знал многие предметы даже лучше других, а хорошим студентом его пока не считали. Нужно было совершить нечто равноценное подвигу, чтобы все поняли, что он действительно не без способностей и упорно борется с пробелами в своих знаниях.
Вскоре это и произошло. Дали на курс несколько тем для самостоятельных работ. Ожидали студенты потом эти работы с еще большим нетерпением, чем обычно ждут тетради с диктантом. Наконец преподаватель пришел, сел за стол, щелкнул замочком портфеля и сразу сказал, доброжелательно улыбаясь:
– Я хочу вам прочесть одну работу, товарищи. Послушайте.
Первое предложение насторожило многих: каждый мог ожидать, что это его работа. Но вот студенты начали переглядываться, пытаясь определить, кто же это написал так хорошо. Посматривали на Веру: не она ли? Нет, девушка сидит спокойно, немножко подавшись вперед, и тоже внимательно слушает. На лице ее ни тени волнения, – значит, не она.
Посмотрели на Сокольного. Сначала он, может быть, и заволновался, но потом взял себя в руки и стал слушать преподавателя с таким видом, будто тот читает совсем чужую работу.
Посмотрели еще на двух-трех студентов, ничего не заметили и, успокоившись, стали слушать с удвоенным вниманием.
Работа всем понравилась. Когда преподаватель дошел до середины, кое у кого мелькнула мысль, что это не курсовая работа, а прямо-таки художественное произведение.
– Наверное, какой-то писатель сочинил, – шепнула Сокольному Ольга Милевчик.
Аня Бубенко слегка подтолкнула Веру локтем, показала глазами на тетрадь в руках преподавателя и тихо сыронизировала:
– Роман…
Закончив чтение, преподаватель снял очки и только было хотел поделиться с аудиторией своими мыслями к впечатлениями, как со всех сторон посыпались вопросы:
– Кто это написал?
– Чья работа?
– Может, не нашего курса?
– Это работа вашего курса, – сказал преподаватель. – Написал ее студент Сокольный.
Сокольного хвалили. Он принимал похвалы сдержанно, а на душе было неспокойно. «Уж очень немного нужно нашим студентам, – думалось ему, – если за это хвалят. Материал не мой, сюжет тоже не мой, только написано мною по готовому».
Вскоре после этого Сокольного и выбрали редактором курсовой стенгазеты. За дело он взялся с душой, как любил делать все. Нередко бывало так: с самого утра сидит в библиотеке, со второй половины дня слушает и записывает лекции, а потом на целый вечер остается в красном уголке, готовит материал для очередного номера. Обрабатывает заметки, пишет эпиграммы, подбирает темы для карикатур. Придут члены редколлегии – помогут, нет – один справляется. Сокольный собирал редколлегию лишь тогда, когда подходил срок выпуска газеты, а так больше тянул сам.
Вера не одобряла его методы, но винила в этом не одного Сокольного. Слышала же она, как одна студентка, тоже член редколлегии, как-то сказала ему:
– Ты редактор, Андрей, ты и выпускай!
Вот почему с тех пор Лагина старалась как можно больше помогать Андрею: просила студентов писать заметки, подсказывала, о чем писать, подбирала в журналах цветные фотоснимки для монтажей.
…Однажды после занятий они с Аней оделись, хотели было идти по домам, как вдруг со скрипом отворились массивные двери, и в вестибюле появился Анин футболист.
– Салют педагогам! – крикнул он. – Пошли скорей к нам, у нас в институте вечер!
– Времени нет, – за обеих ответила Вера, подумав, что Аня уже несколько дней не переписывала конспектов.
Однако подруга не согласилась:
– Пойдем, пойдем! Знаешь, как у них весело!
Игорь тоже начал упрашивать, и Вера пошла, не зная толком, что там за вечер. Оказалось, ребята из физкультурного института устроили танцы на площадке возле своего общежития. Аня, что называется, с места в карьер пустилась в пляс. Любила танцевать и Вера, но ее все время тревожила мысль, что ведь завтра лекции, да и экзамены не за горами. Не до танцев. И, кое-как отделавшись от приглашений, она незаметно выскользнула с танцплощадки и чуть не бегом бросилась домой. Дорога шла мимо учительского института. «Сокольный опять остался там, – вспомнилось Вере, – плащ и кепка его были на вешалке, когда почти все уже ушли».
Ей почему-то захотелось посмотреть, висит ли еще его одежда. И неудобно от такого желания, но и преодолеть его, казалось, не было сил. Поколебавшись, Вера все же вошла в вестибюль института и в самом деле увидела на вешалке плащ Сокольного.
Значит, Андрей здесь, наверное, готовит газету. Стало жалко парня: с самого утра в библиотеке, потом, без перерыва, в институт, а после лекций снова за работу. И ведь никто из членов редколлегии не остался помочь ему!
Представилось, как Сокольный один сидит в Ленинском уголке… Лицо усталое, глаза покраснели, а он продолжает работать. «И что думает профком, что думает комсомольская организация? Почему они не приучают всех студентов любить и уважать общественную работу?» – Вера даже рассердилась и на профком, и на комсомольцев. Но тут же упрекнула и себя: «А разве я лучше?» Стало стыдно: выходит, что только и может других упрекать…
