Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
Тем не менее Шапюи очень тепло отзывался о Джейн. Его несказанно радовало, что на троне оказалась столь добродетельная и любезная королева. Невозможно выразить словами, писал он, то ликование, с которым англичане встретили известие о новой королеве, особенно учитывая ее неустанные попытки склонить супруга вернуть свое расположение опальной дочери. Джейн не была еретичкой, она была доброй, благочестивой женщиной и большим другом императора. Она лично обещала Шапюи и далее проявлять благосклонность к Марии.
Я сказал королеве, что в лице Вашего Высочества она без родовых мук обрела бесценную дочь, которая будет угождать ей даже больше, чем собственные дети от короля, и королева ответила, что сделает все возможное, чтобы установить мир между Его Величеством и Вашим Высочеством.
Но мир этот, думала Мария, складывая письмо и запирая его в сундуке, может быть достигнут лишь при условии выполнения воли отца, что она считала для себя невозможным, так как это противоречило ее моральным устоям.
Шапюи придерживался противоположной точки зрения, впрочем, так же как и император. «В интересах всех Вы должны умилостивить короля», – советовал Шапюи.
Мария сопротивлялась – видит Бог, она сопротивлялась. Она потеряла сон, поскольку муки совести лишили ее сна. Ей безумно хотелось вернуть любовь отца. Но как это сделать, не предав и не опорочив память матери?
И вот утром, всем сердцем ненавидя себя, Мария взяла перо и написала королю.
Я прошу Ваше Величество простить меня за все причиненные Вам обиды. Я не смогу быть счастлива, не получив Вашего прощения. Позвольте мне униженно пасть в ноги Вашему Величеству, дабы покаяться в своих прегрешениях.
Марию затошнило при мысли, что ей, не сделавшей ничего плохого, приходится так чудовищно унижаться, и она больше не смогла написать ни строчки в том же ключе. Но письмо следовало закончить на правильной ноте, и Мария в заключение написала:
Я молюсь, чтобы Всемогущий Господь хранил Ваше Величество и королеву и в скором времени послал Вам наследника, что будет для меня самой большой радостью, которую невозможно передать словами.
После чего с тяжелым сердцем послала за гонцом.
* * *
Персонал в Хансдоне не понимал, как вести себя с Марией, пока не настал день, когда сэр Джон Шелтон объявил о том, что вышел новый Акт о престолонаследии. Всех собрали в зале, и Мария замерла в напряженном ожидании.
– Парламент постановил, – читал сэр Джон, – что после смерти короля английская корона переходит к детям королевы Джейн. В акте сказано, что, несмотря на невыносимые страдания, которые его милость испытал из-за двух незаконных браков, пламенная любовь и нежная привязанность к своему королевству и своим подданным побудили его, в силу исключительного великодушия, решиться на третий брак, безупречный и не имеющий препятствий, и плод этого брака, если Всевышний ниспошлет таковой, будет иметь бесспорное право наследования. Далее постановлено, – сэр Джон остановил взгляд на Марии и Елизавете, которая с озадаченным видом держала сестру за руку, – что два первых брака короля считаются незаконными и, таким образом, леди Мария и леди Елизавета являются незаконнорожденными, в силу чего не могут наследовать трон. Если королева Джейн не сможет родить ребенка, данный акт наделяет короля правом назначить наследником любого по своему выбору.
Все взоры были устремлены на Марию, которая изо всех сил пыталась скрыть свой гнев, вспыхнувший при упоминании невыносимых страданий отца из-за выпавших на его долю тягот двух браков. А как насчет страданий самой Марии? Или страданий ее матери? И кто, благодаря ему, теперь находится в опасности? У Марии горели щеки.
Она не слишком рассчитывала на легитимизацию и сейчас, скорее, переживала из-за Елизаветы, которую также низвели до статуса незаконнорожденной.
– Что он имел в виду? – звонким голосом спросила малышка.
– Ничего такого, из-за чего вам следовало волноваться, Бесс, – ответила Мария, поспешно уводя ребенка в детскую.
К чести обитателей Хансдона, после оглашения акта практически ничего не изменилось. В знак признания их королевской крови к сестрам относились с почтением и за ними хорошо ухаживали. Что касается Елизаветы, изменился не только ее статус, но и она сама. Она выросла из всей своей одежды, и для получения новой леди Брайан пришлось настойчиво обращаться к Кромвелю, поскольку король уехал на свой медовый месяц. Для самой Марии произошедшие изменения были даже к лучшему. Очень многие хотели, чтобы ее восстановили в правах, а вот в защиту Елизаветы не было подано ни единого голоса. И все же, учитывая пугающую неопределенность будущего, положение Марии по-прежнему было аномальным.
* * *
Наконец-то пришло письмо от мастера Кромвеля. Оно было лаконичным и сугубо деловым, и, хотя Мария читала послание с нарастающим ужасом, она не могла не заметить проглядывающее сквозь сухие строчки сочувствие. Королевские судьи, писал секретарь, отказываются возбуждать против Марии дело и предлагают ей, дабы избежать обвинения в измене, подписать документ с признанием ее отца главой Церкви, а брак ее матери кровосмесительным и незаконным.
Я настоятельно советую Вам подчиниться, поскольку мне стоило немалых трудов уговорить короля согласиться, чем навлек на себя столь сильное неудовольствие, что уже жалею о предложенной Вам руке помощи.
Марию, возлагавшую на Кромвеля большие надежды, постигло тяжкое разочарование. Она смяла письмо и, чувствуя себя всеми покинутой, написала своему заступнику, что совесть никогда не позволит ей этого сделать.
