Шпаргалка для ленивых любителей истории. Короли и королевы Франции, 987–1498 гг. - Александра Маринина
Следующий шаг – снова обвинения личного характера в адрес Бонифация. Ересь, колдовство, словом, весь джентльменский набор. К этому моменту канцлером стал уже Гийом де Ногарэ, который и составил список обвинений против папы, добросовестно приняв эстафету у своего предшественника Пьера Флота, погибшего в июле 1302 года в битве при Куртре (это было одно из сражений франко-фламандской войны 1297–1305 гг.). Ногарэ не гнушался никакими преувеличениями, его цель состояла в том, чтобы задеть чувство национального самосознания французского народа и побудить всю страну отказаться признавать власть опорочившего себя папы, а заодно и поддержать короля Филиппа во всех его начинаниях.
В конце концов решили добиться созыва собора «ради спасения церкви и защиты веры». Гийом де Ногарэ лично поехал в Италию, чтобы сообщить папе, что его вызывают на собор. Настроен он был, как говорят, вполне мирно, поскольку понимал, что все обвинения в адрес Бонифация сам же и выдумал, и на самом деле папа не так ужасен, как всем рассказывают. Но что-то произошло. Что именно – никто не знает. Какая шлея попала под хвост канцлеру Франции – можно только догадываться, но в ночь с 6-го на 7 сентября 1303 года в папскую резиденцию в Ананьи ворвалась банда разъяренных донельзя людей. Ходили разговоры даже о том, что сам Ногарэ дал папе пощечину рукой в латной перчатке, а это, как вы можете сами догадаться, очень больно. Группа, возглавляемая Ногарэ, арестовала Бонифация, спустя несколько дней возмутившиеся жители Ананьи освободили его. Еще через месяц папа Бонифаций Восьмой умер, не пережив унижения и оскорблений. Следующий папа, Бенедикт Одиннадцатый, просидел на должности всего девять месяцев, после чего римский престол занял Климент Пятый, ставленник французского короля, во всем ему послушный. К слову замечу: своевременная кончина папы Бенедикта Одиннадцатого пошла на пользу Франции, поэтому неудивительно, что начались вполне обоснованные разговоры об отравлении понтифика. Логика все та же: ищи, кому выгодна смерть, и найдешь убийцу. Болезни, старость, несчастные случаи – все отметается, если факт можно удачно использовать, чтобы кого-нибудь обвинить. Бенедикт был, конечно, не так упрям и принципиален, как его предшественник Бонифаций, он все простил Филиппу Четвертому, а вот к Ногарэ и тем двенадцати итальянцам, которые вместе с ним приходили арестовывать папу, отнесся жестко и настаивал на предании их анафеме. Так что канцлер Франции был кровно заинтересован в том, чтобы папа не успел подготовить все решения и написать все нужные бумаги. Все же Ногарэ человек хоть и циничный и беспринципный, а верующий, в рай попасть хочется. Очень вовремя скончался Бенедикт…
Убедившись в силе правильно ориентированного общественного мнения, Гийом де Ногарэ взялся за дело тамплиеров. Как это происходило – вы уже знаете. Вначале было слово. Обдуманное и сказанное в правильное время в правильном месте. Сперва слухи, исходящие с периферии, потом требование «общественности» навести порядок и разобраться, затем готовность осуществить правосудие, коль «народ настаивает». Типа «я-то сам не кровожадный, но раз вы так просите, дорогие товарищи…»
И почему мне в голову все время лезут какие-то неуместные аллюзии?
«Скажи-ка, дядя», или Людовик Десятый Сварливый
Принц Людовик родился 4 октября 1289 года, королем стал 29 ноября 1314 года, в 25 лет. Еще раз напомню: жена Маргарита томится в замке Шато-Гайяр, дочке Жанне два годика. Для Людовика не было секретом, что покойного батюшку Филиппа Четвертого ненавидела вся страна, изнасилованная непомерными и все возрастающими налогами и произволом юристов, бароны бунтуют, все кругом недовольны. Нужно было в срочном порядке искать козлов отпущения, чтобы снизить накал страстей и убедить общественность: теперь все будет иначе, так же спокойно и справедливо, как было при короле Людовике Святом. В общем, «по старым порядкам».
«Козлов», само собой, нашли. Пьеру де Латийи (Латильи), епископу Шалонскому, который стал хранителем печати вместо Ногарэ и был человеком из команды покойного короля, вменили в вину попытку отравить Филиппа Четвертого. Какая разница, была та попытка или ее выдумали, главное – есть официальный повод для расправы, уж в этом-то легисты времен Филиппа поднаторели отлично. Рауль де Прель, блестящий юрист, любимчик покойного короля, который организовал в свое время «правильные показания с чужих слов» на процессе против тамплиеров, теперь и сам пал жертвой обвинения в покушении на жизнь Филиппа. В общем, с содержанием обвинений сильно не изощрялись, шли по отработанной схеме. Одни авторы утверждают, что обоих замучили в тюрьме до смерти, другие пишут, что замучили только епископа, а юрист все отрицал, ни в чем не признался, был освобожден и продолжал делать карьеру при дворе нового короля Людовика Десятого. О такой одиозной фигуре, как Ангерран де Мариньи, я уже упоминала: ему тоже досталось полной поварешкой. Обвиняли его во всем подряд, даже в том, что, пока умирающий государь пребывал в агонии, Мариньи украл из Лувра казну, и шесть человек всю ночь переносили ее. Шесть человек! Всю ночь! Представляете, о каких объемах украденных сокровищ шла речь? Что-то мне не особо верится… Людовик Десятый не был кровожадным, и для Мариньи все могло бы обойтись вердиктом и ссылкой, но тут как-то очень вовремя вылезла на поверхность информация о том, что якобы жена Мариньи вместе со своей сестрой пыталась навести порчу на короля Филиппа и его младшего брата Карла Валуа. Снова зазвучали хорошо знакомые и проверенные (в том числе и на деле Гишара) бредни про восковых куколок, которых протыкали иголками… Тут уж стало понятно, что ни о каком сохранении жизни речи идти не может. Казнить. Повесить. Тем более дядя Карл настаивает, а Людовик своего дядю слушается.
Вот и до Карла Валуа дело дошло. Вы же о нем не забыли? А я предупреждала, что нужно помнить об этом брате короля Филиппа Четвертого. Карл истово рвался к власти, он не понимал, отчего судьба распорядилась так несправедливо и первым у отца, короля Филиппа Третьего, родился не он, а братишка Филипп. Карл Валуа очень хотел быть королем. Ну хоть каким-нибудь, пусть самым завалящим. Только не титулярным (этого-то добра у него и без того навалом было), а взаправдашним. И люто ненавидел Мариньи, который ни с того ни с сего поднялся
