Крымский цугцванг 1 (СИ) - Леккор Михаил
Выбритый и освежившийся, он вышел из ванны через пять минут с уже готовым планом действий. Кажется, ему предстоит немедленный вылет в Москву. Ларионов обещал не дергать понапрасну, но это как раз тот случай, когда надо забыть о личной жизни. Кстати, что там показывает его фон?
Романов взял в руки фон, недоуменно посмотрел на безжизненный экран, вспомнил, что он предусмотрительно выключил мобильник в начале любовного угара.
Чертыхнулся, немедленно включил его. Фон в награду разразился целой какофонией непринятых вызовов. Здесь были многократные звонки МИД, личного фона Ларионова, многократно его искали и другие лица (непонятно кто) и из России и из (хм!) Англии. Обзвонить?
Романов представил, какую реакцию вызовет его звонок хотя бы в МИД и тем более у Ларионова, и рука сама убрала фон в карман халата. Леший с ними! Если нужен, то позвонят еще раз.
Потом заколебался… Где-то идет война. Он снова взял фон и набрал номер Невоструева. Этот, по крайней мере, не решится на него орать. А если решится, то и он может наорать.
Увы, фон отделывался гудками, упорно не желая соединяться. Тогда он позвонил Ларионову. Аналогично. Он прислушался к гудкам. Тональность другая. Ну да, скорее всего, связь с Россией временно разорвана. Это уже хуже.
Хотелось надеяться, что Англия не объявила войну России. У местных политиков хватит ума влезть в войне по непонятной причине и за непонятными результатами. Кем он тогда будет — военнопленным? Интернированным? Он дипломат, но приехал не официально, поэтому вряд ли удастся убедить хозяев о своем особом положении.
Он позвонил на первый попавшийся английский номер. Запоздало сообразил, что звонит Маше, замер в ожидании разгона. И… не дозвонился. Это было уже совсем пикантно. Позвонил ради спортивного интереса по остальным английским номерам. Конечно же, безрезультатно.
Как интересно.
Дмитрий Сергеевич в раздумье сосредоточено потер гладко выбритый подбородок. Может это технические проблемы, но, скорее всего, его номер просто заблокирован. Лихо. Неужели, в самом деле начинается европейская война, раз к высокопоставленному дипломату применяются такие меры.
Что же будет дальше — третья мировая? Первая ядерная?
От гулко бьющихся в голове мыслей заныло в висках. Он еще мог ориентироваться в региональных конфликтах прошлых веков, закончившихся и с понятными результатами. Но здесь, на грани возможного уничтожения человечества, на миг нерешительно замялся.
А, Бог с ним, что будет, то будет. И направился на манящий запах омлета с беконом (или яичницы с копченым салом, как хотите).
Маша уже накрывала на столе, торопливо расставляя тарелки и стаканы.
— У меня есть нехорошее подозрение, — сказала она. — Почти в центре Лондона находится высокопоставленный дипломат сейчас почти враждебной страны, и ему позволяют свободно передвигаться и сообщать на Вернадского всю информацию.
— Передвигаться не знаю, а звонить нет. Мой фон заблокирован.
Маша вопросительно посмотрела на него и бросилась проверять свой фон. Пока она ходила и звонила, он переложил свою порцию омлета на тарелку и принялся с аппетитом завтракать.
Маша вернулась через несколько минут, растерянная и обозленная.
— Я английская поданная, — заявила она необычайно жестко, — они за это еще поплатятся!
Романов к тому времени уже проглотил омлет и пил кофе. Эскападу своей любовн… м-м-м… дамы сердца он выслушал с интересом. Маша выступала как настоящая представительница западной демократии. Видимо, ее фон тоже блокирован и она обозлена и рассержена.
Теперь следующим шагом должно быть обращение в суд, где всем нарушителям ее прав и свобод дадут по шее. Дадут? Что-то в данном случае у него вызывало сомнение. Любое государство это, прежде всего, орудие подавления. Конечно, позже они в отличие от родной сермяжной и своеобразной, извинятся и компенсируют. Но это будет позже. Как показывает история, правительство и силовики сошлются на военное время и чрезвычайное положение.
— Слушай, — попросил он, — измени еще немного своей новой Родине, поговори со мной.
Я не поданный Ее Величества и на меня гарантии западной демократии не распространяются. Правда, я дипломат, но мало ли что. Посему хочется на всякий случай перестраховаться.
Дмитрий Сергеевич вдруг замолчал, став чрезмерно подозрительным. Интересно, Машу не прослушивают? Силовики, не ее начальник, наверняка знают, кто является ее любовником и нашпиговали квартиру шпионской техникой. Хотя это опять же нарушение прав…
Он вышел в комнату, вырвал листок из кстати лежащего на подоконнике блокнота и стащил лежащий там же карандаш.
Вернулся обратно на кухню. Маша с интересом смотрела на его манипуляции.
«На второй полке твоего книжного шкафа я оставил носитель с материалами моей монографии. Ну ты знаешь, — написал он. — Если что-то случится, используй материалы. И можешь издать под моей фамилией».
— Никаких что!
Маша схватила его высокий фарфоровый стакан с кофе, неосмотрительно поставленный на стол, и от возмущения отпила солидный глоток.
А его возмущение на попрание священных прав частной собственности в виде похищения кофе было прервано звонком в дверь. Они замерли, как маленькие дети.
Кажется, у них гости. КТО?
И почему он в разговоре с Машей никогда не успевает высказаться последним?
Хрестоматийное «Мэй ай камин?», произнесенное Машей спокойным и даже приятным голосом, заставило Романова снова приняться за оставленный ею кофе.
А затем он едва не подавился. Судя по шагам, в квартиру вошло несколько человек. Один из них что-то негромко произнес.
Маша ответила резким высоким голосом нечто непроизносимое при детях. В ответ на Машин сленг (или, проще говоря, матерщинные ругательства) началась возня. По всем признакам, в прихожей разворачивалась драка.
Дмитрий Сергеевич, непонятно зачем схватив чашку с выпитым наполовину кофе, помчался на помощь. Увиденное подтвердило худшие предчувствия. Трое мужчин в одинаковых плащах и шляпах по-хозяйски расположились в прихожей. Двое из них прижали к стене Машу и не давали ей кричать, зажимая рот, а третий примеривался, как ему поаккуратнее и бесшумнее попасть в квартиру и не потревожить его, Романова.
Их можно было бы причислить к бандитам, но некие черты, которые способны выделить все грамотные люди в любом государстве, говорили о принадлежности к английской секретной службе, к какой, Романов с горяча забыл.
Наглое вторжение возмутило Дмитрия Сергеевича до бешенства. Он плеснул в лицо оказавшемуся на его пути третьему горячий кофе.
Третий с воем сложился, схватившись за лицо. Просто удивительно, каким горячим оказался напиток. Дмитрий Сергеевич даже пожалел юношу (тот был явно моложе). А затем его кулак с хрустом вошел в подбородок одному из издевавшихся над Машей. Сволочи, нашли возможность заворачивать руки слабой женщине!
Дмитрий Сергеевич не зря не причислял себя до конца к слабой интеллигенции. Уж его удар точно не был из разряда легких пощечин, раздаваемых хрестоматийными истериками в интеллигентных костюмах. Крепкий удар буквально срубил английского фээсбешника (пусть будет так), второй успел повернуться и даже встать в защитную позу. Это его не спасло. Как говорится, «крепкий мужицкий кулак» пробил его защиту и врезался в лицо. Фээсбешник упал.
Позади послышался шум. Романов плюнул на кулак и стал разворачиваться, чтобы врезать облитому кофе. Победа его опьянила и излишне расслабила. Пока он картинно разворачивался, пришедший после «угощения» кофе фээсбешник коротко ударил в лицо. А когда Романов упал, то наклонился к нему и пшикнул из баллончика. Это был какой-то снотворный газ. Во всяком случае, Романов почувствовал, что теряет сознание и успел только вскрикнуть…
Дмитрий Сергеевич очнулся от того, что кто-то поднес к его носу ватку с нашатырным спиртом. Он задергал головой и открыл глаза. Это была явно не квартира Маши. Увидев, что он очнулся, двое крепышей в белых халатах, к которым меньше всего хотелось привязывать слово медбрат или санитар, не церемонясь с Романовым, подняли его с кушетки и опустили в кресло.
