Врата Афин - Конн Иггульден
Ксеркс подождал, пока отец кивнет, после чего встал и подошел ближе. Взяв правую руку царя в свою и дважды поцеловав его в каждую щеку, он прижался губами к губам Дария. В дыхании отца ощущалась сладость – запах зеленого дурмана.
– Тебе все еще больно, отец? – спросил он.
Глаза у царя налились кровью, кожа приобрела желтоватый оттенок. Ксеркс почувствовал укол паники. Он не был готов к этому, еще нет! Соглядатаи при дворе сообщили о болезни отца, когда Ксеркс проехал уже тысячу миль до Персеполя.
За все дни изнурительной скачки он ни разу не подумал о той реальности, которая могла стоять за болезнью Дария. Люди умирают. Ксеркс знал это так же хорошо, как и все остальные. Он был свидетелем тысяч казней, видел мужчин, женщин и детей, убитых в бою или просто ради развлечения. При этом меньше их не становилось. И все эти годы отец был тем камнем, на котором стояла империя, – прочным, вечным.
Ксеркс был потрясен, увидев, как похудел этот старик, как усохло тело под платьем и стеганым кафтаном, как истончилось горло, линии плоти на котором выделялись, словно проволока. Дарию было шестьдесят два года. Когда Ксеркс два года назад отправился в путешествие по царствам империи, он не понимал, что таким образом его подготавливают к восшествию на престол.
– Рад видеть тебя, сын мой, – сказал Дарий.
И улыбнулся.
Цари и сатрапы, возможно, и вздрогнули бы от этой улыбки, но Ксеркс видел в ней только родительскую привязанность. Он взял руку отца в свою, легонько пожал и почувствовал, как потерлись одна о другую костяшки пальцев. Там, где когда-то были мышцы, натягивавшие большой лук и державшие меч, осталась только сухая кожа. Слезы навернулись на глаза, и Ксеркс не стал сдерживаться и, не стыдясь, позволил им пролиться. Ничего странного в этом не было. Многие люди плакали, когда встречали великого царя.
– Лекарь Ганак помогает мне справиться с болью, – сказал царь. – Он спорит с мастером Чжоу, и они по очереди дают мне каждый свою дозу или сжигают разное дерево, чтобы я вдыхал дым.
Ксеркс бросил хмурый взгляд в сторону, туда, где стояли чужеземцы. Оба лекаря тут же рухнули на пол. Индийский целитель носил седую бороду и выглядел древним стариком, но когда наследник наблюдал за ним, держался уверенно.
Глухой ритмичный звук, похожий на трение друг о друга кусков дерева, привлек его внимание. Ксеркс оглянулся и увидел, что отец негромко посмеивается.
– Я доверяю им, Ксеркс. Не бойся за меня. Они знают, что будет, если они позволят мне умереть.
– Интересно, понимают ли они это в полной мере, – сказал Ксеркс.
Оба лекаря лежали на мраморе, прижав руки к ушам, словно баюкая головы. Китайский мастер был вдвое моложе другого, но замер неподвижно, демонстрируя хорошую физическую дисциплину. Индиец дрожал, ожидая смерти.
Ксеркс отвел от них взгляд и сказал:
– Ты снова станешь сильным, отец. Ты должен. Я не готов!
К своему удивлению, он почувствовал, как пальцы отца сжали его ладонь. Казалось, в руку впились когти.
– Ты готов. Моя жизнь была долгой и полной свершений. Никто, ни один человек не живет вечно! Должно ли мне бояться небес? Почему? Там все то же, что и здесь, только без боли и неудобств из-за болезни. Я подготовил тебя, Ксеркс. Ты уже сегодня готов взойти на этот трон. Более того, я приготовил свою гробницу в Накше-Рустаме, в горах. Резьба почти завершена, но я все еще жив и благословляю твое терпение. Я попросил нашего владыку Ахурамазду об одном последнем походе. Я прожил шестьдесят два года, Ксеркс. Еще несколько лет, и я соберу все наши армии, все воинство. Я приведу миллион человек и больше кораблей, чем когда-либо знал мир. Я поплыву с ними в Грецию и своими глазами увижу уничтожение тех, кто глумился над несчастным Датисом, кто убивал наших людей в морском прибое. Тех, кто выказал нам только бесчестье! Греки! Греки!
Голос его зазвучал громче и пронзительнее, а румянец становился гуще по мере того, как в сердце нарастала ярость. Ксеркс почувствовал, как капля слюны коснулась его лица, но не пошевелился, чтобы вытереть.
– Отец… – начал он.
Царь Дарий сел прямее, гнев позволил ему пересилить физическую слабость.
– Мишар, иди ко мне, выполни свой долг, – приказал царь.
Раб выбежал вперед и бросился на пол, его золотые браслеты звякнули о мрамор.
– Как прикажешь, господин.
Евнух поднялся на ноги и наклонился так, что его губы почти касались уха царя. Ксеркс почувствовал, как отцовская ярость исходит от него волнами жара. Темные глаза не мигали, пока Мишар говорил.
– Господин, я повинуюсь. Помни о греках, – прошептал он и отступил, когда царь кивнул.
– Я помню, – сказал Дарий.
Он жестом подозвал сына поближе, и Ксеркс наклонился, как это сделал раб до него. Он не видел в этом никакого бесчестья. Все люди были рабами его отца, даже наследник. Ксеркс знал, что, если только Дарий отдаст приказ, он не покинет эту комнату живым. Власть великого царя была абсолютной, и он содрогнулся при мысли о том, что унаследует такое могущество.
– Греки много болтают, сын мой. Они рассказали миру о своей победе на фенхелевом поле, в месте, которое они называют Марафоном. Каждое наше царство знает, что там была разбита моя армия! Это не может остаться без ответа, Ксеркс. Когда-то они были краем империи. Я бы оставил их в покое как сатрапов и данников. Но они решили сопротивляться – и мир видел, как они сопротивлялись. Сейчас у меня нет выбора. Если Творцу мудрости будет угодно, я проживу достаточно долго, чтобы увидеть, как горят греческие города. Я увижу, как сгорят и Афины, и Спарта, и Фивы, и Коринф, и все остальные. – Он замолчал, чтобы перевести дух, уставившись вдаль, пока хрипы не стихли. – Они называют свою землю танцевальной площадкой для Ареса, ты слышал? Ареса они считают богом войны. Только они не видели бога войны, Ксеркс. Но они увидят…
