Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша
— Это все объясняет.
Царь выпустил подбородок и с надеждой глянул на евнуха.
— Что объясняет?
— Буря добрался до великого Салманасара, начальник разведки наказан. Следовательно, жди Бурю…
— Сколько ждать?
Сарсехим пожал плечами.
— Хорошо, давай подождем, – согласился он и трижды хлопнул в ладони.
В зал вошли два стражника, подхватили Сарсехима под мышки и вынесли из зала. Протащили по коридорам и посадили в какую‑то тесную полутемную клетушку. Через какое‑то время туда же доставили Ардиса.
— Допрыгался, старый козел! – обрадовался евнух. – Так тебе и надо.
— Побереги силы для пыток, урод, – огрызнулся старик и замолчал.
Ни на один вопрос евнуха Ардис не ответил, будто язык проглотил.
* * *
Вчерашним вечером, когда награжденный серебряным блюдом Сарсехим, в изрядном подпитии вернулся с царского пира, он решил заглянуть к Ардису. Сарсехим надеялся – посидим, поговорим о главном. Возможно ли, чтобы бог, получив удар в ухо, не поленился и подставил другое? Вот еще какая мысль теребила скопца – нет ли у старого вояки в запасе доброго сирийского вина? Пусть даже и не такого вкусного, как царское, но не менее забористого?
Кто мог знать, что старый вояка относится к числу тех же похотливых козлов, окружавших евнуха со всех сторон!
Дверь в комнату Ардиса оказалась незапертой. Евнух переступил через порог и угодил прямо в густую тьму, чуть подсвеченную факельным светом, залетавшим через открывшийся проем. У порога замер – с ложа доносилась какая‑то непонятная возня, хриплые ухающие звуки, с какими дровосек обычно колет дрова. Приглядевшись, различил на ложе светлые пятна, два из которых были устремлены прямо к потолку.
Он не сразу сообразил, что это были оголенные ноги, потом ошарашила догадка – женские? Ему бы повернуться и выйти, а он поступил гнусно – окликнул.
— Ардис?
Наступила тишина, в которой отчетливо прорезался раздраженный голос старика.
— Чего тебе? Видишь, я занят.
— Хорошо, хорошо, – торопливо выговорил евнух и выскочил из комнаты.
Трезвея от негодования, он с трудом добрался до своей комнаты. Не зажигая свет, озабоченный пугающей до учащенного сердцебиения мыслью – как базарной девке удалось проникнуть в помещение, куда был запрещен доступ горожанам, – присел на лежанку. Чем это нарушение может грозить ему лично? Если Ардиса, старого козла, вместе с продажной девкой спустят в зиндан, туда ему и дорога.
Он здесь причем?!
Наконец, повздыхав, успокоился, посетовал на чуму, называемую похотью, зажег фитиль. В комнате стало светло, пустовато, одиноко.
В следующее мгновение дверь отворилась и внутрь проскользнула женщина, с ног до головы завернутая в темное покрывало. Она поклонилась и робко спросила.
— Господин желает расплатиться со мной или он отдаст деньги моему дяде?
Сарсехим оцепенел. Сдерживая страх и гнев, спросил.
— Послушай, как тебя там, ты собственно кто?
— Я – племянница смотрителя. Мне было обещано вознаграждение…
Сарсехим потряс сжатыми в кулаки руками.
— Вознаграждение было обещано за то, чтобы ты утихомирила моего слугу, а не этого старого козла. Пусть он и расплачивается.
— Я расплатился, – раздался голос за порогом, – а ты попридержи язык.
В комнату вошел Ардис, встал у порога.
Сарсехим сразу сбавил тон.
— Сколько же ты рассчитываешь получить с меня? – ехидно поинтересовался он.
— Мину серебра, – робея, ответила девица.
— Не многовато ли?
— Господин отказывается платить? – спросила девица.
Этот вопрос привел Сарсехима в ярость, но ненадолго. Страх подсказал – спорить с продажной тварью не только бесполезно, но и опасно. Все, что касалось денежных отношений, в Дамаске было свято. Впрочем, в Вавилоне тоже. Обратившись в храмовый суд, девка, безусловно, выиграет дело. Она выполнила условие договора, и не ее забота, что вавилоняне не разобрались между собой, кому должны быть оказаны услуги. Менее всего в такие дни Сарсехиму был нужен скандал.
Он швырнул девице полученное от царя серебряное блюдо, она тут же схватила его и выскользнула за дверь
Теперь можно дать волю чувствам, и вмиг обозлившийся Сарсехим предупредил стоявшего у порога Ардиса.
— С тебя мина серебра.
— С какой стати? – возмутился старик. – Я уже заплатил. Ты, кстати, не забудь сунуть часовым у дверей. Они тоже потребовали мзду за молчание…
Теперь они, каждый в своем углу, молча переваривали свои обиды.
* * *
Бурю доставили к Бен–Хададу поздним утром, когда солнце почти взобралось в зенит.
Известие о том, что Нинурта заключен в горном замке, ввергло царя в столбнячную немоту. Он жестом выгнал своих ближайших советников, трижды хлопнул в ладоши. Появившиеся стражи вывели Бурю. Получив дополнительные разъяснения, они заперли парня в той же клетушке, где уже находились Сарсехим и Ардис.
— Итак, все в сборе! – с наигранной веселостью воскликнул евнух. – Давай, мститель, рассказывай, где ты был? Где Нинурта?
Буря некоторое время упрямо молчал, потом – сначала немногословно, потом все более говорливо и горячо – поведал, как очутился в горном замке, как ухитрился добраться до Салманасара, как отправился с Шаммурамат предупредить Нинурту об опасности, и что из этого вышло.
Здесь сделал паузу.
Сарсехим, воспользовавшись передышкой, осторожно и даже с какой‑то доброжелательностью поинтересовался.
— Ты все рассказал царю?
Парень кивнул.
— Ты ничего не скрыл? – продолжал допытываться евнух
Парень отвел глаза, потом с некоторой натугой выговорил.
— В замке я видел такое…
Вновь молчание
— Выкладывай, – предложил евнух.
— Еще чего! – возмутился Буря.
— Послушай, парень, – напомнил Сарсехим, – Шаммурамат приказала тебе подчиняться мне, слушаться меня.
— Она поступила так против моей воли.
— Пока есть время, расскажи все, что тебе известно. Считай, что этот приказ отдала тебе Шами.
— Зная твою зловредную натуру, евнух, я не сомневаюсь, что ты подло воспользуешься моей откровенностью. Послушай, урод, у меня пал конь, и мне наплевать на тебя, на Бен–Хадада, на поганых сирийцев, но дело не сделано. Шаммурамат в опасности. Если ты воспользуешься моей откровенностью – Ардис, будь свидетелем! – тебе не жить на земле. Боги накажут тебя.
— Хорошо, пусть так и будет. Ты поспеши, может это наш последний шанс.
— В замке творится что‑то непонятное. Хазаил спал с Гулой – это она потребовала заманить Нинурту в ловушку.
Евнух кивнул.
— Понятно, – затем торопливо засыпал парня вопросами. – Как тебе удалось добраться до Дамаска? Как сумел переправился через Оронт? Разве окрестности столицы не патрулируют конные ассирийцы?
— Патрулируют, но их мало. За это время я повстречал один–единственный конный отряд Они помогли мне, иначе я никогда бы не добрался до Дамаска.
— Как же они помогли тебе?
— Они дали мне коня.
— С какой стати ассирийцы так расщедрились? Не потому ли, что ты знаешь заветное слово? Я тоже знаю заветное слово. Давай обменяемся ими, и если это одни и те же слова, ты будешь и впредь слушаться меня.
— Если ты первым назовешь его.
Это было неожиданное условие. Оно застало Сарсехима врасплох. Если он первым назовет пароль, Буря смекнет, что можно просто повторить его, и тогда допытывайся – не схитрил ли этот безрассудный дикарь? Мысль о том, что дикари не способны врать, он с презрением оттолкнул от себя.
Способны, да еще как!
Решимости прибавило соображение – они здесь чужаки, их спасение в согласии. Им следует держаться вместе. Начни он сейчас нечистоплотную игру, и может случиться так, что ему уже никогда не выбраться из этого подвала…
Он отважился. Оглянувшись по сторонам, тихо выговорил.
— Ашшур и победа.
Буря удивленно глянул на него и повторил.
— Ашшур и победа. Сам Салманасар шепнул мне их. Так, значит, ты…
— Ты поспешен в своих выводах, парень…
Он не успел закончить, как за дверью послышались шаги, скрип замка. Дверь распахнулась, и в камеру с факелом в руках вошел Бен–Хадад. Владыка с ходу обратился к Сарсехиму.
— Он, – царь указал на скифа, – все выложил?
Партатуи–Буря с ненавистью и презрением глянул на евнуха. Тот кивнул, затем, сохраняя спокойствие, передал царю о поездке Бури в замок, о встрече с Салманасаром, о расставании с Шаммурамат. О ночи любви, которая связала Хазаила и Гулу, евнух предусмотрительно умолчал. Сердцем почуял – нельзя упоминать о гнусном, не тот момент. Ляпнешь и вмиг останешься без головы.
Буря заметно расслабился.
Царь хмыкнул, ткнул пальцем в каждого из вавилонян и предупредил.
— Если вы что‑то утаили, не ждите пощады.
