Анатолий Карчмит - Рокоссовский. Терновый венец славы
Все лето 1940 года прошло для Рокоссовского в изучении документов, в учениях и инспектировании войск. И только в конце июля он принял свой 5-й кавалерийский корпус. Там оказалось немало старых сослуживцев, которые встретили его с искренней радостью. Но были и те, кто «бичевал» его на партийном собрании, разносил в пух и прах, когда его отстранили от должности командира корпуса. В связи с этим он вынужден был собрать офицеров.
— Работать с подчиненными, которые прячут глаза от командира, не лучшее средство для взаимопонимания, — открыто сказал он. — Кто-нибудь заметил, что я отношусь предвзято к некоторым из вас?
— Н-нет! — дружно ответили голоса.
— Так вот, все, что было, быльем поросло, — мягко сказал он, улыбнувшись той обаятельной улыбкой, которую хорошо знали подчиненные. — Теперь мое кредо — кто старое помянет, тому глаз вон. Кому не любо, что против шерсти глажу? Время не терпит — на пороге, на мой взгляд, тревожные события.
Когда в зале раздались дружные аплодисменты, Рокоссовский поднял руку.
— Извините, друзья, я говорил не для того, чтобы сорвать аплодисменты.
После этого разговора напряжение между отдельными подчиненными и Рокоссовским как рукой сняло. Весь коллектив включился в боевую работу.
Штаб корпуса располагался в городе Славуте. Рокоссовский с жадностью окунулся в привычную обстановку. Он вновь мотался по гарнизонам, помогал частям, соединениям обживать новые места. Он был рад, что попал в свой военный мир и ему предоставилась возможность снова заниматься своим любимым делом, но сердце генерала стремилось к Москве, где жила его семья. Вот что он пишет в письме от 20 июля 1940 года.
«Милая, дорогая Люлю!
Теперь я в Славуте. Знакомлюсь с новым местом жительства. День тому назад лил проливной дождь, а сегодня ясный солнечный день и вокруг одна зелень. Приятно лаская слух, шумят деревья. Воздух пропитан смолистым запахом. Все это напоминает мне Ратомку под Минском.
Я вспоминаю, как мы с тобой слушали трели соловья и ты все ждала, когда же он запоет арию.
Славута по своей флоре и климату сильно напоминает Белоруссию. Мне кажется, что тебе здесь понравится. И вообще, милая жинка, привыкаю к украинской мове. Жить мы будем здесь хорошо. К жизни в больших городах мы с тобой не привыкли, поэтому скучать по городскому шуму и блеску мы не будем. Думаю, что Адуля будет довольна, т. к. Дом Красной Армии под боком. Там ежедневно демонстрируются фильмы, идут различные спектакли.
На днях поеду на машине в Киев (250 км), там окончательно узнаю, разрешат ли мне выехать за вами. Я уверен в том, что ответ будет положительный. Как раз к вашему приезду наступит грибной сезон. Вот мы вместе и направимся в лесные дебри. Помнишь, как мы собирали грибы в белорусском лесу? Здесь также очень много ягод, есть места для рыбной ловли и охоты. Одним словом, мы будем жить в земном раю. Только бы собраться вместе, а то я дьявольски по вас соскучился.
Работы у меня много. Больше нахожусь в разъездах, почти все время в движении. Одному, конечно, скучно, и в мыслях я всегда с вами — моей дорогой Люлю и моим светлым лучиком Адусей.
С нетерпением жду от вас новостей. Пишите чаще, а то я сижу в лесу, как Робинзон, и не нахожу себе места.
Целую тебя и Адусю. Любящий вас — Костя».
Увы! Пожить Рокоссовскому в «земном раю» не пришлось. Вскоре вышел новый приказ: его назначили командиром вновь формирующегося 9-го механизированного корпуса, штаб которого располагался в Новгороде-Волынском. Так под конец 1940 года он навсегда распрощался с кавалерией, которой отдал около двух десятков лет. Пришлось в короткий срок осваивать новый род войск. Корпус состоял из одной моторизованной дивизии и двух танковых. Когда командир корпуса познакомился с материальной частью, ему стало не по себе.
— Как же мы с этим старьем будем воевать? — спросил он у начальника штаба корпуса генерал-майора А. Г. Маслова. — Танки Т-26 и БТ-5 уже давно просятся на свалку, не хватает автомашин. Алексей Гаврилович, что будем делать?
— Будем ждать новой техники, — пожал плечами Маслов. — Пока надо осваивать старую.
— Даже этой рухлядью мы обеспечены всего лишь на тридцать процентов, — с возмущением произнес Рокоссовский.
— Об этом знают в Генеральном штабе и в Киевском военном округе.
В течение нескольких суток они не выходили из кабинета начальника штаба и составляли планы по боевой подготовке и совершенствованию выучки командного состава.
От подъема до отбоя всю зиму 1940–1941 годов Рокоссовский со своими замами и штабом проводили командно-штабные выходы в поле со средствами связи, военные игры на картах, полевые поездки по возможным направлениям нападения противника.
Жилье для семьи нашлось только весной 1941 года.
— Костя, что с тобой, ты случайно не заболел? — ужаснулась при встрече жена, увидев худое, загорелое до черноты лицо мужа. — На тебе кожа да кости.
— Ничего, Люлю, были бы кости. — Он приподнял ее, как ребенка. — А сало с твоей помощью нарастет.
— Что ты делаешь? — взмолилась жена.
— А ты говоришь, малышка, что я совсем немощный! — хохотал Рокоссовский.
Глава вторая
1Оставив машину у здания штаба корпуса, Рокоссовский, с букетом красных роз, ранним утром майского дня шел домой. Полевые учения прошли успешно, но все равно на душе было неспокойно. Какая-то глубокая внутренняя тревога не покидала его ни на минуту. На ровной, как стрела, улице за пышной зеленью почти не было видно крестьянских домов.
Он открыл калитку. Кругом было тихо. Домашние, видимо, еще спали, и он, чтобы их не тревожить, присел в саду на скамейку.
Небо было ясное и голубое; в верхушках деревьев играли солнечные лучи; пели-заливались птицы. За забором лениво мычали коровы; где-то поодаль лаяла собака; старались перекричать друг друга петухи.
Вскоре открылось окно детской комнаты и появилась растрепанная головка дочери.
— С добрым утром, папуля! — закричала она и выбежала на крыльцо. — Мама, папочка приехал, неси скорей вазу!
Не прошло и часа, как вся семья сидела в саду за столом и завтракала.
Рокоссовский ел так, как будто его морили голодом несколько дней. Они болтали, угощали друг друга, шутили и смеялись.
— Как мы счастливы! — сказала дочь. — Снова вместе. Теперь мы не будем никогда разлучаться. Правда, папочка?
— Ну что ты пристаешь к отцу, Ада? — сказала жена. — Дай ему хоть немного отдохнуть. Он, наверное, всю ночь не спал.
— Часа два прикорнул, — улыбнулся он. — Теперь нам не до сна.
— Почему? — спросила Ада.
— Как тебе сказать? — задумался Рокоссовский. — В воздухе пахнет войной, дочь.
— Костя, на тебя не похоже, — сказала Юлия. — Ты что, паникуешь?
— Факты — упрямая вещь, — ответил он с грустью в голосе. — Пока есть возможность, надо было бы в далекий тыл эвакуировать семьи.
— Раз ты так считаешь, то почему вы этим не занимаетесь? — спросила жена подавленным голосом.
— Приказано не поддаваться панике, — ответил Рокоссовский, обнимая дочь, которая за год вытянулась так, что доставала до отцовского плеча. Он начал помогать убирать посуду. Потом, как бы между прочим, заметил: — Береженого Бог бережет. Я рекомендую тебе, Юленька, свяжи в узелки наши скромные пожитки.
Через пару часов к дому подъехал дежурный офицер штаба, и уже спустя десять минут комкор вместе с начальником штаба находился в своем кабинете.
— Приказано отправить артиллерию всех соединений корпуса на полигоны, — протянул шифрограмму генерал Маслов.
— Алексей Гаврилович, ты представляешь, что это значит? — поднял на него глаза комкор.
— Не дай бог, начнется война — всей артиллерии каюк.
— То-то же, — жестко проговорил Рокоссовский. — Я такую команду выполнять не буду.
— Это же приказ.
— Приказы отдают люди, а чтобы приказывать, надо иметь голову, — сказал Рокоссовский и подошел к аппарату ВЧ. — Я сейчас переговорю с командующим округом Кирпоносом.
— Михаил Петрович, это Рокоссовский. Здравия желаю! — сказал в трубку комкор. — Насчет отправки артиллеристов с материальной частью на полигон, видимо, получилось какое-то недоразумение. Я так понимаю.
— Никакого недоразумения нет. Все идет по плану Генерального штаба. Я должен завтра доложить об исполнении приказа.
— Обстановку на границе хоть кто-нибудь учитывает?
— Наверху больше информации, и им виднее.
— Извините, а мы что, пешки? Приказ этот я выполнять не буду.
— Как это не будете?
— Докладывайте в Москву и снимайте с должности или же отменяйте приказ.
— Товарищ Рокоссовский, мне говорили, что вы вежливый, исполнительный командир!
— Михаил Петрович, докладывайте в Генштаб, что я не выполняю приказ.
