Хамза Есенжанов - Яик – светлая река
– Милая ты моя, спи же, завтра я тебе обо всем расскажу. Беспокоиться сейчас нет никаких оснований, напротив, есть вести, которым надо радоваться. Вот посмотришь, как изменится мир. Правда не может не победить…
– Сидеть спокойно дома, – заключила она, – это самое милое дело. Я тебя очень прошу: ни во что не вмешивайся.
– Ты хочешь сказать, что у нас есть дом, немного скота и нам больше ничего не нужно? – возразил Хален, недовольный ответом жены.
– А что нам еще нужно? И за это надо благодарить аллаха. Многие ведь только мечтают достигнуть того, чего достиг ты.
– Эх, Макка, Макка. Надо дать образование народу, научить его ремеслу – вот самая большая цель. И чтобы достигнуть ее, нельзя валяться на кровати, как я, а нужно знать, что происходит в мире, нужно заботиться не только о благополучии своего дома, но и всего народа.
– На всех добра не напасешься. А если говорить об образовании народа, так ты же обучал пятерых детей, чего еще. Или это не в счет?
– Что пятерых! Не пятерых, а пятьдесят человек надо обучать, вот это другое дело. Скажи, пожалуйста, кто должен научить грамоте всех наших аульных ребятишек? Кому я передам свои знания, которые приобретал годами? Кому, как не им…
Макка давно уже стала подмечать, что Хален почти совсем не заботится о доме. Его доброта к людям и щедрость приносят хозяйству только убыток. Вот и сейчас он говорит о том же, чтобы заботиться о ком угодно, только не о себе. Она не выдержала и решила наконец высказать ему все свое накипевшее недовольство.
– Все люди, когда отдают детей учиться, платят за обучение. Даже если и муллу нанимают для детей, и ему платят. Пока тебя не было в ауле, хаджи Жунус содержал муллу Сакипа, который за всю зиму не смог научить детей даже азбуке. А ему ведь за труд дали корову. Мать Алибека говорит, что и на этот год они хотят опять пригласить муллу. Если платят такому мулле, как Сакип, за труд, то что же тогда выходит – ты хуже этого муллы, что ли? Или ты обязан бесплатно обучать детей грамоте?
Макка говорила правду. Об этом учитель и сам думал не раз. Собственно, в том, что он ничего не получал за свои труды, виноват был он сам. Когда хаджи Жунус привел своих младших сыновей к Халену и сказал ему: «Говорят, что если дело делается по договору, то и результат его бывает хорошим. Дай образование моим двум сорванцам, научи их как следует грамоте, но скажи, чего хочешь за это. Кобылу попросишь – дам, верблюда – дам. Пока имею возможность, буду платить, чтобы только сыновья выросли образованными, умными людьми». Хален тогда на это ответил: «Хаджи, в этом году мне не надо за них никакой платы, пусть учатся, потому что я все равно каждый день буду заниматься с племянником, занятия мне нужны для моей практики. Когда откроется школа и будут в ней парты, доски и хорошие учебные принадлежности, когда дети будут заниматься регулярно, вот тогда можно будет говорить и о плате…» Хален сейчас обо всем этом хотел рассказать жене, но не решился.
– Ну полно, полно, ты права, – сказал он, ласково посмотрев на жену. – Это тоже большой разговор, мы еще как-нибудь потолкуем об этом.
Может быть, они спорили бы еще до самого утра, но их разговор прервал большой красный бык, чесавшийся боком об арбу, стоявшую перед самой юртой. Бык поддел рогами край серой кошмы, и юрта заскрипела. С полки упали две деревянные чашки и, подпрыгивая, покатились по полу. Было отчетливо слышно, как пыхтел бык, раздувая ноздри. Пока учитель вышел во двор, бык второй раз ударил рогами в юрту, и скова послышался звон посуды и скрип решеток.
Хален отогнал быка к загону, где лежал скот.
Ночь была теплая, и возвращаться в юрту не хотелось. На небе ярко горели звезды. Невдалеке шапками чернели соседние юрты. Глаза Халена свыклись с темнотой. Он увидел, как из ближней юрты вышел высокий человек и направился к загону. Учитель сразу же узнал Аманкула. «А он чего это не спит?» – подумал Хален. Сегодня он был особенно доволен Аманкулом за привезенные им газеты от Байеса и Абдрахмана и еще раз мысленно поблагодарил его.
Торопливо шедший джигит вдруг присел. Он увидел учителя, стоявшего возле загона. Высокий, стройный, худощавый Хален стоял неподвижно и разглядывал звезды. «Что есть такого на небе, чтобы на него можно было так долго смотреть? – подумал Аманкул, мысленно смеясь над учителем. – Как ни умны ученые люди, но у них, по-моему, чего-то не хватает…»
Глава третья
1Кстау хаджи Жунуса расположено на склоне глубокого подковообразного оврага. Жунус не очень богат, но имя его известно всей округе.
Одни хвалят его за умение вести свое хозяйство, другие – за общительность и справедливость. Иногда вспоминают и о покойном отце Жунуса. «Суйеке постоянно заботился о народе. Хаджи Жунус весь в отца…»
У Жунуса четыре сына. Самый старший из них – первый помощник отцу в хозяйстве – Нурым. Второй – Хаким, который закончил реальное училище в Уральске и со дня на день должен был приехать домой. Хакима ждали в среду, но проходил уже и четверг, а его все нет. Второй день родственники хаджи, приехавшие встретить Хакима, томились в душной землянке. Иногда кое-кто из них взбирался на горку и смотрел в степь. Хаким мог ехать домой по двум дорогам; в объезд через мост Копирли-Анхаты и по прямой через Шолак-Анхаты.
Сегодня гости разместились на кошме, разостланной в теневой стороне землянки. Стараясь польстить и угодить хозяину, они с самого утра начали расхваливать Хакима, вспоминая, каким проворным и умным мальчиком он рос. Не забывали при этом бросить пару хвалебных слов и в адрес отца.
Кадес, лелеявший мечту послать своего сына учиться в Уральск и именно в то училище, которое окончил теперь Хаким, как бы между прочим вплетал в разговор словечко-другое о своем сыне Тайете.
– Помню я, как же, очень хорошо помню: Хаким с самого детства был очень способным. За зиму два раза прочел Аптиек!..[43] Но и мой Тайет нисколько не уступает Хакиму, сейчас уже перевалил за Таберек[44]. Прямо как Хаким! Да что удивительного, они ведь родственники. Скажи-ка, пожалуйста, хаджи-ага, сколько лет Хаким учился по-русски в Кзыл-Уйе? Я тоже думаю отдать Тайета сначала туда, – сказал Кадес, стараясь втянуть в беседу Жунуса.
– Шесть лет, – коротко ответил Жунус. Он не любил пустых разговоров. – Ты отдай его Халену, больше толку будет.
– Я думаю отдать Халену Амантая, а Тайета все же отправить в Кзыл-Уй, а затем в Теке. Он ведь такой же способный, как Хаким.
Хаджи пристально посмотрел на Кадеса. Обычно он обрывал Кадеса: «Сначала надо сделать, а потом говорить, а ты – болтун!.. Нечего бахвалиться преждевременно…» Сейчас, при гостях, воздержался, но все же взглядом дал понять, что не одобряет его болтовни. Кадес смутился и смолк.
– Говорят, кто свою собственную жену и детей расхваливает, тот самый последний человек. Вот и ты, Кадес, все про своего Тайета… – проворчал Ареш.
Кадес сделал вид, будто совсем не слышал, что сказал Ареш. Он вообще старался не замечать Ареша. Повернувшись к Тояшу, сидевшему на опрокинутой ступе, Кадес учтиво спросил:
– Тойеке, это в каком же году Хаким чуть было не утонул, а?
– Кажется, в тот год, когда в последний раз кочевали в Есен-Анхаты. Ну да, в тот год еще у Сетиканара ноздри порвались.
– Да, да, тогда Хаким чудом спасся от смерти! Если бы не ты, Тойеке, утонул бы!.. Но, видно, долго суждено ему жить, вот и сохранила его судьба.
– Голубчик мой, Хакимжан, да сохрани тебя аллах, чего же это ты так долго не едешь?!. – причитала байбише Жунуса, полоская кадушку из-под айрана.
– Это Сулеймен, наверное, уговорил его ехать кружной дорогой через мост Копирли-Анхаты. Иначе Хаким еще вчера бы был дома. Да, я совсем забыл, Тойеке, зачем это мы тогда на реку ходили, когда Хакима спасли?
– За брусками…
– Верно, – подтвердил Кадес. Он и сам хорошо помнил, зачем они ходили и как спасли Хакима, но спрашивал теперь только для того, чтобы лишний раз подчеркнуть свою услужливость Жунусу. – Верно, за брусками ходили… Вспомнил, Тойеке, вспомнил: под водой каменные плиты искали. Их находить трудно, песком и галькой занесены. Идешь по колена в воде и шаришь ногами по дну. Нащупал плиту, а поднять ее тоже трудов много надо. Но я ведь их легко поднимал. Поднимешь плиту, а под ней одни бруски, да ровные, как выточенные, только знай себе собирай. Прямо такие квадратные брусочки, словно кто-то специально их для правки кос приготовил. Я эти плиты легко находил…
– Ну, пошел хвастать… Чего тут особенного: под водой лежат плиты, под плитами – бруски. Да их вдоль берега сколько угодно, на каждом шагу, – перебил Ареш.
Но Кадес опять сделал вид, что ничего не слышал, и спокойно продолжал, обращаясь к Тояшу:
– Иду я к берегу, полные руки у меня брусков, и вдруг вижу, как Хаким тонет… Он в глубоком месте купался. Помнишь, Тойеке, как я закричал тогда: «Ой-бой, Тойеке, спаси Хакима, тонет…» Слава аллаху, что ты был совсем близко от него. Схватился ты, значит, и в воду. Смотрю, ни тебя, ни Хакима, только круги кольцами по воде… Бросил я бруски на берег и тоже в реку, вас спасать. Но вы уже на мелкое место вышли. Тут я и подоспел, взял Хакима на руки и вынес на берег. Ну ты и фыркал тогда, Тойеке, от твоего чихания наверняка маленькая юрта свалилась бы…
