Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король
- Будто есть, с чего мне радоваться, - пробовал он отстраняться. - Ни города, ни деревни. Не изгой, а изгоем стал.
- Гордый ты, - Предслава прижалась горячим мягким телом, гладила мужа по широкой твёрдой груди, залезала пальцами под исподнюю рубашку. - А ты гордость спрячь. Сходи ещё раз на поклон к батюшке, попроси у него полк…
- Просил уж, - отворачивался Роман.
- Попроси вдругорядь, - не сдавалась Предслава. - А то кинь ты этот стол! У батюшки сейчас хлопот много, ему бы со Святославом киевским совладать. А ты пойди к нему, помоги - он тебе за подмогу не только стол даст, но и место на Горе. Ты у меня вон какой сокол! Тебе только на Горе и жить!
«На Горе» - это в Киеве. Но в Киеве сидит Святослав Всеволодович из рода Ольговичей. Давние счёты у Ольговичей с Мономашичами, давняя обида, не отцами - дедами-прадедами завещанная. Уж сколько лет сидят в Киеве по два князя зараз - по одному от каждого рода, чтоб обиды не было, а всё равно: одним ведром пожара не зальёшь.
- В обиде батюшка на Святослава, - нашёптывала Предслава. - За Галич в обиде, за вотчину нашей Феодорушки да за тебя. Нет в великих князьях согласия. Помоги батюшке скинуть Святослава - станет он великим князем, тебя не забудет, Вышгород отдаст.
- Будто отдаст, - проворчал Роман. - Не знаешь ты отца своего. Жаден он зело. Дай ему волю - всё к рукам приберёт.
- Не смей такого говорить! - защищалась Предслава. - Не гоношись, попроси. А то в самом деле, что ты за князь - ни кола ни двора. Из милости у батюшки живём.
Когда сам такое говорил, не казались слова такими уж горькими, но сейчас, услышав их из уст жены, Роман разозлился. Так вот что означают её ласки и улыбки!
- В-вот ты как? - отстранившись, резко сел на постели. - Забедно стало, что с изгоем живёшь? Иная бы рад-довалась, а т-ты…
- Да, забедно! - Предслава тоже поднялась, тряхнув грудями. - За шла! За витязя! За володетеля Волынского! Прочие мои сёстры пристроены, живут в довольстве и холе, за мужьями, как за каменной стеной. У одной меня доля такая несчастливая! Не муж мне достался - камень холодный. О дочерях не думает, всё гордыню свою лелеет. Грех это! Грех!
В голосе её прорвались слёзы, лицо покраснело, глаза набухли. Роман несколько секунд Смотрел на жену, как на чужую, потом спустил ноги с постели и ушёл, не притворив за собой двери.
Предслава долго ждала мужа, ворочалась на душной постели, прислушиваясь к шорохам. Терем спал, только потрескивал сверчок, да за окнами порой перекликались сторожа. Роман так и не вернулся в ложницу. А на другой день, собравшись, с малой дружиной ускакал привычной дорогой в Польшу.
* * *И вот теперь он сидел в Сандомире, во дворце своего дяди Мечислава Болеславича, более известного как Мешко Старый. Князь великопольский радушно приветствовал сестринича[34] - велел подать на столы лучшие яства, пригласил кое-кого из двора, музыкантов и шутов.
Мечислав давно не видел племянника - наезжая в Польшу, тот чаще останавливался у Казимира в Кракове, избегая остальную родню, - и потому, что сейм отдал верховную власть Казимиру, и потому, что при его дворе прошла часть его детства и юности.
Полутёмный зал со стрельчатыми окнами, в которых переливались витражи, был освещён факелами и огромным камином, в котором жарились две свиных туши. На покрытых соломой полах собаки дрались за кости, надрывались музыканты, гости пили и ели, бросая кости и разговаривая. Великопольский князь Мечислав сидел, развалясь, во главе стола, могутный, начавший к старости полнеть, в отличие от Казимира, которого постоянные заботы сушили с каждым годом всё больше. Двое его младших сыновей, Болеслав и Владислав, ещё по-юношески нескладные, большеглазые и похожие, как близнецы, находились тут же, поедали гостя удивлёнными взорами. За столом не было только старших сынов Мечислава - Одона познаньского и Мечислава Младшего.
Роман беседовал с Мечиславом, а его бояре - взял с собой только Рогволда Степаныча и Ивана Владиславича, сохранивших ему верность волынцев, - сидели за столами и прислушивались к разговорам приглашённых на пир ясновельможных панов.
- Давненько ты не бывал у нас, Романе, - развалясь и поигрывая кубком, говорил Мечислав. - Забывать стал родню.
- Родню я помню, да не купец я - нет времени на гостевание!
- Ой, лукавишь, - Мечислав собирал вокруг глаз мелкие морщинки, улыбаясь. - Доносили мне, что наезжал ты к брату моему Казимиру по весне. Всё ждал я, что и ко мне заглянешь, - нет, проскакал мимо. Даже не подумал, что я могу и обидеться!
Мечислав и Казимир питали друг к другу давнюю вражду. Пошла она со смерти Болеслава Кудрявого, когда старшинство по обычаю получил было Мечислав, но восстановил против себя можновладцев и те изгнали его, отдав старейшество его младшему брату Казимиру. Словно в насмешку над судьбой, у Казимира долго не было детей, в то время как у Мечислава выросло четверо. И теперь обойдённый властью великопольский князь ждал, затаившись в Сандомире, когда оступится Казимир.
- Твоя правда, дядьку, - кивнул Роман, прихлёбывая вино. - Наезжал я к Казимиру, искал у него ратной помощи, дабы добыть себе галицкого стола. Звали меня галичане, хотели иметь князем, поелику Владимир Ярославич был им не по нраву. Не дал мне Казимир войска - самому, мол, нужно…
- Против меня рати держит, - согласно кивнул Мечислав, - страшится. Стареет он, Казимир. Да и я не молод. Но своего часа дождусь.
Князья помолчали. Роман знал, что невольно наступил Мечиславу на больной мозоль, - когда-то и его прогоняли, чтобы посадить на стол в Кракове Казимира. И тоже ему собрали войско. А теперь уже он должен помочь родственнику изгнать другого князя из города, чтобы там мог вокняжиться Роман.
- Не хотел я опять ехать к Казимиру, - помолчав, продолжил Роман. - Нет у меня к нему веры.
- Ты прав. Трус он. Боится всего, - поспешил поддакнуть Мечислав, сообразив, что беседа сейчас свернёт в другое русло. - Меня боится, тебя боится… За стол свой дрожит, потому что ведает - мало кто встанет за его сыновей, когда его не станет. Ищет дружбы с Фридрихом Барбароссой - признал себя его вассалом и думает, что это защитит его от судьбы.
- От судьбы не уйдёшь, - согласился Роман. - Вот и я думаю, что не судьба мне была овладеть Галичем, - иные есть у него князья, сами меж собой вот-вот передерутся, да ещё и угров призвали.
- Бэла хитёр! Многому научился он у византийских императоров, - добавил Мечислав. - Умеет плести интриги. С ним опасно бороться - не силой, так хитростью возьмёт. Поговаривают, - он отставил кубок, наклонился вперёд и зашептал хмельным шёпотом, - что брат его Стефан не сам Богу душу отдал. Молод он был и крепок. А тут вдруг умер в одночасье. Говорят верные люди, что подсыпали ему яду по наущению Бэлы… Так что прав ты, - Мечислав выпрямился, снова взялся за кубок, - что отказался от Галича.
- Да, - кивнул Роман. - И хочу вернуться домой, на Волынь. Только прежде приструню брата Всеволода. Он свою волость имеет да на мою позарился. Захватил Владимир-Волынский, затворился в нём, сказал - иди, куда хошь.
- Ты старший брат, - напомнил ему Мечислав.
- Да. И хочу его научить почитать старших. Тесть мой мне не подмога - у него своих забот много: половцы каждый год донимают, да соседи-Ольговичи житья не дают. Поделись полками, дядька!
Мечислав тоже был старшим в роду, и его тоже обошёл младший Казимир. И Роман, и Всеволод оба были ему не чужие - оба дети сестры Агнешки. Неужели судьба их рода такова, что младшие братья всегда обходят старших?
Нет! Пусть он стар, пусть он и изгнан со стола, но он князь великопольский и ещё ничего не потеряно. Пусть за Казимира Фридрих Барбаросса, а за Романа встанет он, Мечислав Старый.
Несколько дней ещё продолжались пиры, охота на туров, зубров и тарпанов, а потом Мечислав велел собирать войска.
3
Начался зарев-месяц[35], только что проскакал на золотой колеснице Илья-пророк, меча грозовые стрелы-молнии в нечистую силу, завершая собой лето, когда вступила на Волынскую землю польская рать.
Испуганные гонцы донесли весть до стольного града, пали к ногам Всеволода. Рать шла за ними по пятам, и вёл ту рать Роман Мстиславич, старший брат.
Услышав сие, Всеволод впервые почувствовал, как непрочен под ним княжеский стол. Когда приглашал его Роман во Владимир на княжение, когда созывал вече и целовал крест, что уходит в Галич, верил Всеволод брату. Когда потом вернулся он, несолоно хлебавши, под стены города и затворился от него Владимир, а на вече кричали, что не хотят более Романа, что предал он Владимир-Волынский, а отныне люб им Всеволод Мстиславич, верил новый волынский князь горожанам и боярам. Радовался вместе с ними, что ушёл Роман прочь, жил спокойно, пировал, охотился и судил. А не должно было ему радоваться! Лучше кого бы то ни было ведал он нрав своего брата, понимал, что просто так Роман от задуманного не откажется. Будет терпеть и год, и два, выждет свой час - и нападёт. Не сокол он, не кречет, что догоняет птицу, а потом бьётся с нею - он рысь, которая долго лежит в засаде и ждёт, а потом одним прыжком нападает и убивает зазевавшуюся жертву.
