Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
Кирилл за свою короткую жизнь крепко знал, что доносчику – первый кнут, и, вытянувшись по стойке «смирно», ответил, что невзначай опрокинул миску на себя.
– Поскользнулся, упал, очнулся – гипс!
– Я тебе дам – «гипс»! Приведи себя в порядок! Тоже Никулин нашёлся! – и офицер пошёл на кухню.
– Есть! – как ни в чем ни бывало, ответил «герой», повернулся и увидел равнодушно смотревшего куда-то в сторону своего старшину.
– Иди, умойся! – в глазах старшины плясали лукавые бесенята. – А это тебе премия от начальства! – он протянул Кириллу целую банку свиной тушёнки. – Бери, чего там! Ты, видать, боец правильный, заслужил!
Кирилл тут же, возле железного корыта с коллективным умывальником, сполоснул лицо, вытерся рукавом гимнастёрки и посмотрел на старшину.
– В городе поешь! Вон хлебовозка ждёт! Рулим! – старшина легонько ткнул «правильного бойца» в спину и тут же оказался в кабине рядом с шофёром, таким же старшиной, как и он, только, судя по возрасту, сверхсрочником. – Поехали!
В кабине втроем тесно. Пахнет табачным дымом и горелой соляркой. Запах будит воспоминания о работе на промышленных площадках, где так же пахло табаком, машинным маслом, чадящей соляркой и прогорклым мужским потом.
Соседи-командиры – вот они – в приподнятом настроении. Возможность оказаться вне части, вдалеке от своего воинского начальства, похоже, вселяет старшинам надежду на приятное времяпровождение, с надеждой на лёгкую выпивку.
– Ты зачем салапета взял? Хлеб грузить – не кирпичи! Сами управились бы. А то с этим салагой – куда оторваться? – сверхсрочник, отпустив руль, обернулся к тому, который сидел рядом с Кириллом. – Опять к Ляльке завернули бы. Помнишь, как тогда?.. Время есть. А этого довеска теперь куда?
– Ничего, он у нас на «карауле» постоит. Пока мы с тёлками, – старшина спокойно, вроде он это с «тёлками» делает каждый день, вставил понятное и ёмкое слово, – всю фуру по домам растащат. Ты у нас на карауле стоять будешь. Понял? – сказал молодому бойцу, как отрубил.
– Я посижу. Я в кабине бдеть буду, покараулю! – Кирилл, теперь уже осмелев, опустил стекло и закурил сам, хотя в присутствии старшего себя по званию устав запрещает без разрешения это делать.
– От-ставить! – старшина отобрал у Кирилла сигарету, несколько раз затянулся сам. – Поперёд отца!.. Уши надеру! – ещё пару раз затянулся и весело всунул ему окурок прямо в губы, – Дыми! Накуривай шею до мосла!
А вот и город такой знакомый и такой чужой, словно не он, Кирюша Назаров, а кто-то совсем другой, только похожий на него жил здесь молодой и красивый, ухаживал за девушками, сходился в «дурачих», но рискованных драках, пил водку, топтал асфальт.
Смотрел он в окно кабины, а там прокручивалось немое кино – отстранённо спешили по своим делам люди, мчались, закинув к спине тонкие рога, голубые троллейбусы, мимо мелькали юркие автомобили.
Остановились возле городской пекарни – приземистого кирпичного здания, похожего на большой барак, но вкусно пахнущего ванилью, тмином и свежей выпечкой. Так обычно пахнет по праздникам в сельском доме, когда хорошо протоплена русская печь, и на столе под чистым рушником возвышается горкой сладкая выпечка.
Сердце Кирилла зашлось от воспоминаний: весёлая нарядная живая мама, яркое солнце в окне, и режущий глаза снег на просторной родной улице. Сладкий сон детства! Господи, куда всё это делось?
Кирилл протёр заслезившиеся глаза, словно он, вот теперь, сейчас, действительно загляделся на тот пылающий резким светом холодный снег.
– Тпру! Приехали! – сверхсрочник пружинисто спрыгнул на землю. – Накладные подай! В «бардачке» лежат, где «путевой лист», под фляжкой!
Старшина, который помоложе, открыв дверцу, выпихнул Кирилла из машины:
– Вылазь, херов князь! Щас грузиться будем! – достал из «бардачка» обшитую зелёной материей фляжку, открутил пробку, глотнул разок и закашлялся. – Спиртяга, сволочь! Чище бабы в бане!
– Успеешь, наглотаешься! Бумагу давай!
Сверхсрочник, взяв протянутый листок, махнул Кириллу следовать за ним.
В пекарне на высоких некрашеных дощатых полках после печи отдыхали хлеба, прихватывали свежего воздуха, приходили в норму. Буханки были уложены рядами друг за другом, ещё исходившие парком, духмяным запахом бродильного теста, хрусткой поджаренной корочкой, сытостью.
Постоишь – слюнки набегут, только утирайся.
Кирилл не удержался и щепотью воровато прихватил вожделенный край корочки, похрустел ей, пока кладовщик разбирался с накладной в своей маленькой припудренной мукой каморке.
В накладной было написано что-то не так, и старшина со словами – «Айн момент!», быстро выбежал из кладовки.
– Зови сюда Миколу, командира своего, да пусть он фляжку с горючим прихватит! Выполняй команду, боец! – Бодро щёлкнул он каблук о каблук, и снова нырнул в кладовку.
– Есть, позвать Миколу! – тоже щёлкнул каблуками боец и, согласно уставу, повернувшись через левое плечо, вышел на улицу.
– Старшина говорит: «Миколу позови с горючкой!» У них там печи разжигать нечем. И мне велел плеснуть… – крикнул он из дверей.
– Я тебе, солдат, так плесну, что соплями утираться будешь, остряк! А за «Миколу», – старшина, прихватив фляжку, мухой вылетел из кабины и увесистым кулаком сунул Кириллу под рёбра, – лови!
– Поймал! – крякнул тот, но его командир уже скрылся в дверях.
Кирилл присел на оказавшейся рядом сучковатый пенёчек и закурил.
Обижаться на своего командира не стоило. Получил торчок по заслугам. Чего ж теперь? Но долго блаженствовать ему не удалось.
– А ну, дятел, марш грузить хлеб! – высунулся из дверей его старшина. – Сидеть на «гражданке» будешь! Выполняй команду! – И снова скрылся в дверях.
Грузить дощатые поддоны с горячими ароматными буханками, это не кувалдой на монтажной площадке бухать. Через полчаса хлебовозка была загружена до упора, и Кирилл в ожидании следующей команды, снова присел на пенёчек, похрустывая духмяной корочкой.
Прошло достаточно времени, а его командиры всё никак не могли справиться с «горючкой». Наверное, «трубы» ещё не все промыли.
Кириллу надоело сидеть вот так без дела, и он отправился туда, где «трубы промывались».
В кладовке было жарко, как в бане, дымно, пахло свежим алкоголем и чем-то ещё похожим на запах старой дубовой лохани с остатками закисшей браги. Отцы-командиры сидели браво, чего не скажешь про хозяина кладовки, который всё клевал носом, елозя растопыренными ладонями по широкой столешнице.
Рядом стоял белый холщовый мешок, в который обычно пакуется сахар.
– Отставить! – рявкнул один из командиров, как только Кирилл вошёл в кладовку. – Почему без разрешения? Накажу!
– Да ладно тебе, Микола, – сказал другой, – сахар – ты, что ль, в машину таранить будешь? – Бери, боец, стратегический груз и – в машину, только осторожно! Гексоген! – хохотнув, показал он на мешок. – Взрывоопасен!
Пожали руку порядком захмелевшему кладовщику, помогли Кириллу завалить мешок на спину, и боевые товарищи вышли на свежий воздух.
Кирилл легко (всё же не баллон с кислородом по 80 кг.!) закинул с плеча мешок в фургон, стряхнул с гимнастёрки просыпавшуюся крупку и вопросительно посмотрел на командиров.
– Боец, у тебя, небось, от «гражданки» хрусты остались? – вроде невзначай спросил у него сверхсрочник, вглядываясь в застеклённый холодной синевой небосвод, где медленно тянул белую пряжу маленький блестящий беззвучный паучок.
След самолёта проходил как раз по зениту. И старшина, провожая его взглядом, так запрокинул голову, что тарельчатая форменная фуражка с золотой крылатой кокардой, соскочила ему под ноги, и, подгоняемая ветром, колесом закатилась под фургон в самую гущу перхотной, перетёртой машинами пыли.
– Во, бля! – Нагнувшись, он попытался её оттуда достать, но фуражка закатилась так далеко, что руками до неё было не дотянуться.
– Товарищ старшина, разрешите мне! – подсуетился на этот раз Кирюша, имея для этого свою цель.
– Действуй, боец, – одобрительно скомандовал сверхсрочник, – Родина тебя не забудет!
Кирилл снял с пожарного щита багор и, просунув его между колёс, подцепил им фуражку за высокую командирскую тулью.
Подтаскивая головной убор к себе, он нагрёб в него столько пыли, что форменный, офицерского покроя головной убор стал похож на обыкновенный совок полный всякой дряни.
– Не, я тебя точно убью, салага! – старшина вытряс из фуражки мусор и несколько раз ударил тульёй о колено. – Убью, если на бутылку не найдёшь!
У Кирилла денег конечно не было. Он ещё тогда, на призывном пункте отдал всё, что у него имелось, слепому саксофонисту.
По интонации угрозы старшины не были уж столь устрашающими, и Кирилл быстро собравшись, сказал, что у него там, в общежитии, есть, у кого одолжиться.
– У меня половина общежития в долгах! Махнём, товарищ старшина!
