Анатолий Азольский - Полковник Ростов
Кому отправил наконец-то сотворенный труд, куда — мрак, туман, неизвестность; да и не окончил он его, опасаясь ударов судьбы, уже затянувшей в могилы и крематории свидетелей потешной беготни, и если полковник Ростов безвозвратно сгинул, то ефрейтор Крюгель предпочел выстрелу из-за угла земные заботы. И правильно сделал. Писать о бедламе на 3-м этаже известного здания на Штауффен-бергштрассе стало не модно, никто ж ведь когда-то не распространялся о концлагерях.
«… и смех и грех, и плач и слезы, пишу Тебе — и рука замирает, потому что Катариной закрылась какая-то брешь в истории нашей Родины, а теперь и на эту брешь наваливаются отложения протекших годов, — да, да, она вознамерилась выйти замуж, едва кончив университет, и метит в матери, уже хлопоты о детях. Жених Тебе понравится, парень высокий и надежный, из Бремена, дело у него какое-то пустышное, пишет радиопьесы… Ну что с ними делать? И что вообще дальше? А делать надо, мы, немцы, должны оставаться немцами, и я начинаю понимать мужа подруги, того самого штурмана подводной лодки…»
Человек с условным именем Гизи сдержал обещание, данное им полковнику Ростову в одном из кабинетов на Бендлерштрассе (ныне Штауффенбергштрассе). Он создал свою версию германских событий и дней, соприкасавшихся с 20 июля 1944 года. Именно этот день у него получился скомканным, потому что написать о том, как его, из партера или с авансцены, прогнал полковник Ростов задолго до грохота упавшего занавеса, — нет, не мог он поведать о сем неблагодарным потомкам, как и о том, что сказано было полковником. Не мог — поэтому и не захотел. Многих, очень многих знал он на 3-м этаже, почти о каждом отозвался, поименно. Но не о полковнике.
Но за его спиной, склоненной к письменному столу, стоял тихой страстью наполненный Ростов, провидец, едва не овладевший Берлином! Сколько раз пытался Гизи его отогнать — и полковник удалялся неслышно и неслышно приближался.
И не упомянуть о нем Гизи все-таки не мог. Рука не позволяла.
Книгу свою Гизи, он же Ханс Берндт Гизевиус, назвал «Bis zum bitteren Ende», то есть «До горького конца», и истинной горечью повеяло бы от воспоминаний автора, будь в них сказано о двух встречах с полковником Ростовым.
Но о них — ни слова.
И все же неприятный ему человек в книге возникает. Не мог не возникнуть.
На странице 616 русского переводного издания (Смоленск, «Русич», 2002) можно прочитать:
«…Когда я снова подъезжаю к Бендлерштрассе, замечаю у здания генерала фон Тюнгена, беседующего с каким-то полковником…»
Лейпциг — Москва — Берлин, 2005
