Артамонов Иванович - КУДЕЯР
Сердце Кудеяра взволновалось: прыгать через купальский костёр — значит поклясться друг другу в верности до гробовой доски, объявить всем, что они хотят стать мужем и женой. Он подхватил девушку на руки, закружил по поляне.
На Аграфену — лютые коренья, Козлиха отправилась в лес собирать травы для разных надобностей. Едва вышла на крыльцо с корзиной, а Акулинка тут как тут.
— Тётка Марья, можно я с тобой пойду за лютыми кореньями?
— Что ты, пигалица, мне проходу не даёшь? Так тебя и тянет к моему ремеслу! Только пожалеть потом не пришлось бы, знахаркой-то быть ой как не сладко! Посчитают злые людишки за ведьму — спалят на костре.
— Ведьмы злые, а ты добро людям делаешь, от болестей их избавляешь, вот и я хочу людям добро делать.
Козлиха посветлела лицом.
— Экая ты разумная, пигалица. Верно мыслишь, да не ведаешь ещё, сколько же зла может быть у человеков! Для иных сколько добра ни делай — всё равно волком смотрят и твердят про тебя — ведьма.
— Тётка Марья, а я проведала, как эти травки прозываются, — Акулинка выпростала из тряпицы завёрнутые в неё растения. — Вот это — крин полской[70].
— Верно, пигалица.
— А это — маун-трава[71].
— Её ещё спокой-цветом кличут, потому как, если отварить корни и выпить, — все тревоги минуют.
— Есть у меня ещё пена-лупена[72], только я не ведаю, пошто она.
— Пеной-лупеной лечат раны и ожоги. Вижу, пигалица, не зря ты ко мне прилепляешься, есть у тебя интерес к знахарскому делу. А ну-ка дай мне руку. — Козлиха долго рассматривала Акулинкину ладошку. — Ну, девка, быть тебе великой целительницей! Превзойдёшь ты в этом деле не только меня, но и многих других почитаемых врачевателей. Коли хочешь, пойдём в лес, покажу тебе заветные травы, они сегодня, в день Аграфены, в самом соку, а потому обладают большой силой.
— Тётка Марья, а вдруг мы отыщем в лесу разрыв траву, что будем делать тогда?
— Может, и найдём.
— А какая она?
— Разрыв-траву создали духи ночные и спрятали в глубине непроходимых лесов. Её прикосновение крушит крепчайшее железо — замки, мечи, кольчуги — всё превращается в прах. Благодаря этому и можно отыскать разрыв-траву: если в ночь на Ивана Купалу косить траву, то коса обязательно переломится в том месте, где она растёт. Собери тогда скошенное сено и брось в ручей: разрыв-трава поплывёт против течения. Тут её и хватай. Цветок разрыв-травы в отличие от Перунова огнецвета скачет и прыгает, а светится ровно столько, сколько нужно, чтобы прочитать три молитвы — «Отче наш», «Богородица» и «Верую». Коли добудешь разрыв-траву, сможешь одолегь любые запоры и сатанинскую силу, стерегущую клады. Потому величают её ещё ключ-травой. К тому же и обличьем своим она на ключ похожа.
Козлиха с Акулинкой уже давно шли по лесу. Вечерние сумерки сгладили яркость красок, но они всё же заметили в сыром месте розовые султаны травы, листья которой были похожи на ивовые.
— А это — плакун-трава[73], давай накопаем её корней, ведь она заставляет плакать бесов и ведьм, хранит человека от соблазнов. Эта трава зародилась на крови, появилась она, когда распяли Христа. Богородица при этом так горько плакала, что из её слёз и выросла плакун-трава. Глянь на её листочки — на них как бы роса осела, это трава плачет, подобно Богородице. С помощью корня плакун-травы можно изгонять ведьм, домовых, нечистую силу, стерегущую клады. Завтра мы пойдём с тобой в церковь для освящения корня плакун-травы, заговорим его, чтобы он силу против нечисти приобрёл.
Спрятав корень плакун-травы в корзину, двинулись дальше. Когда вышли на большую сухую поляну, Акулинка приметила невысокое растение с ярко-розовыми цветками.
— Тётка Марья, глянь, какую я траву нашла.
— Лёгкая у тебя рука, детка. Это знаменитая тирлич-трава[74], а по-иному — ведьмино зелье. Она отвращает гнев сильных людей, приносит нашедшему её богатство, почести и славу.
— Почему же эту добрую траву зовут ведьминым зельем?
— А вот почему, пигалица: накануне Иванова дня, вот об эту самую пору ведьмы отправляются на свою распроклятую Лысую гору, что стоит неподалёку от Киева, и прихватывают с собой траву тирлич. С помощью её они обретают силу, потому и берегут как бесценное сокровище. Ну а как потребуется ведьме силушка, она варит в горшке ведьмино зелье и отваром смазывает своё тело под мышками и коленками, после чего с быстротой молнии уносится в трубу. А ещё ведьма варит тирлич для того, чтобы призвать к себе кого-то издалека. Как закипит в горшке корень тирлича, призываемый тотчас же поднимается в воздух и летит к ведьме словно птица. Когда ведьма хочет, чтобы к ней прилетел её возлюбленный, она, заварив зелье, приговаривает: «Тирлич, тирлич, моего милого покличь!» Чем сильнее бурлит в горшке снадобье, тем быстрее мчится к ведьме её возлюбленный.
Акулинка словно зачарованная слушала Козлиху.
— А ещё в эту ночь ищут орхилин-траву[75], она растёт при большой реке, а срывать её можно только через золотую или серебряную гривну. Кто носит на себе орхилин-траву, тот не боится ни дьявола, ни еретика, ни злого человека.
— Тётка Марья, что это там шевелится?
— Где, пигалица?
— Вон, впереди.
Козлиха долго всматривалась туда, куда указала Акулинка. Сумерки уже совсем заполонили лес, поэтому казалось, будто деревья и кустарники не стоят на месте, а плавно движутся.
— В нынешнюю ночь, Акулинка, деревья переходят с места на место и разговаривают.
— Разве у них есть язык?
— Языка у них нет, а разговаривают они друг с другом листьями. Слышь, как они шелестят? Это и есть разговор деревьев. Сегодня и травы беседуют друг с дружкой, наполняются особой чудодейственной силой. Слышь, Акулинка, мы же с тобой ещё иван-да-марью не собрали, а ведь она ой как нужна! Еe надобно вкладывать в углы избы, чтобы ни один вор не подошёл к дому: брат с сестрой станут разговаривать между собой, а вору будет казаться, что это беседуют хозяин с хозяйкой. До света следует обязательно сыскать эту траву.
С полной корзиной Козлиха с Акулинкой возвратились в Веденеево перед рассветом.
Вот и настал день Ивана Купалы. В келье отца Андриана тишина прерывается вздохами — Кудеяр болен. Крупные капли пота проступили на его лбу, тяжёлое хриплое дыхание раздирает грудь. Болезнь началась приступом озноба, озноб сменился жаром, больной подолгу не приходил в себя, произносил бессмыслицу, несколько раз поминал Ивана Купалу.
Тревожно на душе Андриана, а ну как помрёт малый? Лекарей в здешней глуши нет, помощи ждать не от кого, разве что от Господа Бога. Вот почему он часто посматривает в угол, где лежит Кудеяр, чутко прислушивается к его дыханию.
В дверь тихо постучали. Вошла Олька.
— Слышала я, Кудеяр заболел. Что это с ним приключилось?
— Три дня назад ходили они с Олексой да Аниской купаться в такое место, где ключи бьют, вода ледяная, видать, там и застудился.
Девушка присела возле Кудеяра, ласково провела рукой по его голове, чистой тряпицей смахнула со лба пот. Из принесённой корзинки достала небольшой горшочек с тёмной густой жидкостью.
— Выпей, Кудеярушка, тебе сразу же полегчает, — приговаривала она, поднеся настой целебных трав к его губам.
Кудеяр перестал тяжело дышать, позволил влить в рот лекарство. Вот он открыл глаза, пристально посмотрел на Ольку, слабой рукой взял её руку, прижал к своей груди.
— Сегодня ведь Иван Купала. Сейчас я встану и мы пойдём.
— Никуда ты не пойдёшь, Кудеярушка, нельзя тебе. А Иван Купала вновь вернётся через год.
Олька говорила тихо, но отец Андриан отчётливо слышал каждое её слово. Краем глаза он видел, как ласково девушка гладила плечо больного. Это лёгкое прикосновение напомнило ему минуты собственного счастья, нежные руки Марфуши. Пятнадцать лет минуло с той поры, а всё помнит он до мельчайших подробностей. Воспоминания эти настолько свежи, что глаза монаха увлажнились, он поднялся из-за стола и вышел из кельи, чтобы справиться с охватившим его волнением.
Тёплый июньский вечер плыл над миром. Внизу, за рекой, на опушке леса полыхали купальские костры. Крошечные фигурки людей суетились возле них. Крепко сцепившись руками, взмывали над кострами те, кто намеревался соединить свою судьбу. Другие водили хороводы. Песни, весёлые крики доносились до отца Андриана. Как монах он осуждал язычество, но сердцем жадно внимал долетавшим до него звукам и сожалел лишь о том, что ему с Марфушей не пришлось прыгать через купальский костёр.
После Иванова дня Кудеяру вновь стало хуже, он редко приходил в себя, часто бредил, метался по постели. Олька навещала его каждый день, поила целебными травами, но пользы от них не было.
