Светлана Кайдаш–Лакшина - Княгиня Ольга
Чуть отвернув в сторону голову, будто склонив ее набок, нянька сказала:
— Это одеяло я связала, как Мати мне велела. С этими знаками можно переправиться и через Огненную реку… Плат…
Мати было имя верховной волховы в пещерах. С той поры, как Ольга приняла христианство, она стала очень осторожна в своих расспросах.
Нянька продолжала:
— Река Огненная — высотой до неба, глубиной — до бездны, как упал с неба Сатана со своими дьяволами, там и Огненная река потекла, меж этим и тем светом.
Княгиня поняла, что нянька произносит положенную при изгнании болезни требу, и тихо вышла.
«Знаки вывязаны на том плате–одеяле, чтобы переправиться через Огненную реку. А они чудодейственны и лечат хвори», — подумала княгиня Ольга, словно повторяя слова няньки. Нянька ее любила, но не приняла Христа. Поэтому и не сказала ничего княгине о своей работе.
—…для переправы через Огненную реку!!! — опять повторила княгиня, качая головой. Она не могла обидеть няньку — та приехала с ней из Пскова… Сколько же ей было лет? Рядом с Ольгой не было человека умнее этой старухи. Она видела каждого во весь его рост— и его высоту и его бездну, куда все падают время от времени, но не все умеют оттуда выкарабкаться. «Так и плавают в Огненной реке!» — сказала себе княгиня и улыбнулась. Нянька никогда ей не льстила и не лгала. Не всю правду говорила, может быть, но не лгала. Очень рассердилась на княгиню, когда Ольга сожгла древлян в бане[153]. Но не позволила обличать ее перед всеми. Только пришла к княгине и сказала: «Ты что же, непутевая, натворила? Сколько душ погубила? Забыла, как были мы с тобой берегинями?!»
Ольга тогда ничего ей не ответила, только сказала: «Уйди, и без тебя тошно». Нянька ее любила и была ей верна. В каждом, кто позволял себе что‑то дурное сказать об Ольге, нянька видела своего личного врага. Она могла возражать княгине, а больше — никто…
На следующий день тогда Порсенна встал на ноги и был совершенно здоров. Во дворце шептались и о «волшебном», заговоренном в пещерах покрывале, и о льняных обертываниях няньки. И уж, конечно, о ее разных медах. Целебных. Волшебных…
— Все у них волшебное, — снисходительно усмехнулась княгиня.
«Надобно няньку спросить о Порсенне, что с ним делать — разрешить ли ехать в такую даль старику. Придумал в Ростовское княжество». — Ольга зашла в гридницу. Где Порсенна? Ей не хотелось за ним посылать.
Порсенна пришел сам — веселый и довольный.
— Княгиня, я просто счастлив, я нашел место, откуда шли наши предки в Малую Азию. Ведь никто этого не знает, все–все забыли об этрусках… И вот случайный разговор с воеводой мне открыл глаза, — заговорил он.
Ольга молчала. Столько было тяжелых дел, клубки их перепутались, будто у нерадивой хозяйки.
Какую нитку ни тяни — а конца не найдешь. И тут — на тебе, последняя опора рушилась. Уж если Порсенна заболеет, то плохо будет Ольге…
Однако вид у него был не как у больного, и Порсенна догадался, умный, о чем она не говорит.
— Княгиня, я никому во всем твоем стольном городе, да и княжестве — сказать, куда и зачем я еду… — засмеялся он. — Только тебе одной… могу сказать…
Ольга улыбнулась: «В самом деле, она тоже доверяла ему часто то, что не могла бы сказать даже Святославу, хотя он ее сын. Теперь — единственный. И любимый. Но жизнь ведь такая коварная…».
На сердце у княгини потеплело.
— Садись, садись, Порсенна. — Княгиня жестом показала старику на скамью, рядом со своим креслом.
«Забылась», —сурово сказала себе Ольга.
Старик похлопал себя ладонями по коленам, что было признаком хорошего расположения его духа.
— Княгинюшка, я ведь хитрый, я, никому, кроме тебя, не скажу, что я еду по делам этрусков. А то все подумают, что с ума сошел старик… Но все решилось, когда я узнал, как называется озеро около Ростова…
Княгиня Ольга улыбнулась теперь совершенно открыто — все вдруг представилось ей не в таком унылом виде, как только что, когда она вспоминала о болезни Порсенны, о няньке, хотела с ней советоваться.
— Подумай, княгиня, что озеро называется…
— Неро, — подсказала Ольга. — Кто же этого не знает?
— Но я‑то этого не знал! — вскричал старик.
Ольга оттаивала, и тревога уходила из сердца. Все‑таки он хорошо на нее влиял, Ольга в присутствии Порсенны успокаивалась.
— А ты знаешь, что это название этрусков?! — вскочил он.
Улыбка сошла с губ княгини.
— И не думай, что я безумный… — Порсенна опустился на лавку. — Ты не можешь себе представить, что испытывает человек, у которого погиб не только близкий человек — как у тебя… Близкие люди, — поправился Порсенна. Он вспомнил о сыне княгини Ольги. — Но погиб весь народ. Нет народа, нет этрусков! Одни гробницы да зеркала остались, да еще весь мир гадает и узнает волю богов, как это умели делать этруски… Я — последний, кто знает письменный язык народа, умру я — все погибнет… Я могу прочесть священные тексты, но мне некого выучить этому… Никто не знает, откуда пришли этруски — с севера или с востока, как они попали в Анатолию… Если озеро называется по–этрусски, может быть, они шли с севера, от нынешнего Растова. У этрусков нет звука О. Поэтому Растов. Ведь этруски называли себя Расена — Растов, озеро Нера— по–этрусски — Вода… А вы переделали на О — озеро Неро, Ростов… Нери — вода… Так и к «Нер» прибавили свое ,«ЛЬ» и получили НЕРЛЬ….
— Ну и что же, Порсенна, — сказала Ольга устало, — даже если твои этруски шли от нашего Ростова — Растова в Малую Азию, а потом, как ты говоришь, переправились в Италию… Я не вижу причины, почему тебе нужно срочно мчаться в далекое княжество. Туда несколько дней пути…
— Ты еще скажи, княгиня, что я старик, а этруски все равно умерли…
— Признаюсь тебе, Порсенна, что я уже собралась искать няньку, я знаю о вашей дружбе, чтобы спросить ее…
Порсенна не дал ей закончить:
— …Не сошел ли старик с ума!
Оба рассмеялись.
Княгиня подумала, что, вероятно, и ей особенна мила в старике вот эта странность: он не думал о золоте, не заботился о том, чтобы получить в дар от нее землю с холопами. Однажды даже поразил ее тем, что резко отказался от этого. Не объясняя — почему. Не погружался в козни княжеского двора. Не искал ее покровительства. Ольга сама его находила и беседовала, получала нужный ей совет — часто незаметно для старика, который и не думал даже об этом, и не тешил себя мыслью, что дает княгине советы. А она, ведя с ним беседу и наблюдая его ответное выражение, уже в этом искреннем доброжелательстве черпала помощь для себя.
Порсенна был непривычно сдержан, помолчал недолго и сказал:
— Княгиня, я еду в Растовское (он выделил голосом А) княжество на поклонение богу Велесу — это ведь наш, этрусский бог…
Ольга подняла изумленно брови.
— Да, да, не удивляйся… Белес — это бог не только славянский. Это самый древний бог наш общий — и славянский, и этрусский. Теперь ты понимаешь, почему мне необходимо ехать в Растов…
— Почему же ты мне прежде этого не говорил? — только и спросила Ольга.
— Потому что я должен был сам все прежде понять. И узнать. Да, да. Белее — это наш общий бог. Думающий человек должен быть сдержан на язык, иначе никто не примет его, не станет слушать, если болтать на всех ветрах. Я был на родине, в Этрурии, видел много погребальных саркофагов, урн, на них надписи — «Ата Велус». Знаешь, как это понять? «Отец Белес». Ата — означает — отец. Да и вы так говорите — тятя, отец.
Княгиня была поражена и молча смотрела на Порсенну. Тот продолжал:
— А что ты скажешь, если на гробнице надпись «Велус клан»? Клан — это поклон. Даже ребенок русский может это понять. Или: «Велус выпись». Выпись — надпись. А «тризна» так и есть тризна. Тебе это слово слишком хорошо известно.
Ольга чуть наклонила голову, чтобы не видно было ее глаз, которые помимо ее воли тут же наполнялись слезами. Она знала, как трудно было потом их подавить и убрать с глаз, но ничего тут поделать не могла. Прошлое никуда не исчезало, а будто каменной глыбой стояло в ней, вытеснив даже ее саму. Иногда Ольге казалось, что пропало то, что было ею прежде, а осталось лишь прошлое, и оно превратилось в ее душу. Тризна навсегда уничтожила прежнюю Ольгу.
Но Порсенна, всегда такой чуткий, уже не видел этого.
— Знаешь, княгиня, и слово «вдова» по–этрусски звучит почти так же — «втава». У нас нет «д». У этрусков та же «сутерниа» — сударыня… Капью — ваше капище — место, украшенное для домашнего богослужения. Там ставили фигуры богов, вазы. Каждая семья в Этруссии имела свое капище — пещеру. Там ставили саркофаги, урны, сосуды с пеплом членов семьи. Стены были расписаны так красиво, что там приятно было находиться, когда семья собиралась молиться богам об успокоении умерших и благах для них.
Оттого что княгиня Ольга опускала голову, у нее вдруг потемнело в глазах, на мгновение стало ногам жарко, и она почувствовала, что с трудом слушает Порсенну.
