Сергей Смирнов - Царь Горы, Или Тайна Кира Великого

Я наблюдал за битвой, находясь неподалеку от Кира. С высоты седла было видно, как конница налетела на пе­ших, и, хотя многие всадники напоролись на острия, ли­дийцы общим своим огромным весом сдавили первые ряды персов и отбросили их назад. Спустя несколько мгновений до нас донесся страшный звук столкновения — треск ло­маемых копий, крики и ржание, слившиеся в один корот­кий, истошный вопль.

Персы вновь не дрогнули, а мидяне, глядя на них, тоже не ударили лицом в грязь. Конница врага увязла, а вскоре послышался голос лидийского рожка, и всад­ники очень искусным маневром откатились назад, осво­бождая место лидийской пехоте. При этом передние всадники продолжали рубиться, сдерживая персов, а зад­ние быстро развернулись и отъехали. В образовавшийся «мешок», выставив копья, вступила пехота, поддержала своих всадников снизу и, с очень близкого расстояния метнув копья, единым движением обнажила мечи. Звон железа усилился.

Кир очень обрадовался первому успеху своих воинов и даже приветствовал их громким охотничьим возгласом. Конь под ним затанцевал. Однако теперь, когда сошлись пешие и лидийцы еще немного потеснили персов, он вновь нахмурился и стал часто оглядываться на Гарпага. Тот ка­зался невозмутимым.

Наконец конь Кира, почувствовав нетерпение хозяина, двинулся вперед на несколько шагов.

— Брат! Теперь тем более нельзя! — поспешил преду­предить Гистасп.— Они не отступят, вот увидишь. Губару не даст им отступить.

Из военачальников только один Губару находился в са­мой гуще той схватки, поддерживая персов личной добле­стью.

Предчувствие не подвело даже мнительного и осто­рожного Гистаспа. Персы налегли на врага и выровняли положение. Долгое время войска сражались на равных. Несколько часов подряд хор мечей не стихал и не уси­ливался, потом стал немного тише, однако со стороны казалось, что противники сражаются вовсе не с меньшим упорством.

— Сегодня не кончим,— вдруг сказал Гарпаг, и по его тону я не смог определить, хорошо это или плохо.— Теперь они сражаются и отдыхают одновременно. Ни у кого уже нет сил наступать. Но до конца дня у всех останется до­статочно сил, чтобы не отступить.

— Не пора ли воевать парфянам? — недовольно бросил через плечо Кир,— Они уже застоялись.

— Крез тоже придержал конницу,— заметил Гарпаг.— Подождем. Я вижу, что назавтра можно будет поставить лучников в лучшую позицию. Подождем...

Кир промолчал. Он очень дорожил мнением много­опытного Гарпага, но собственное бездействие, длитель­ность сражения и его неясный до сих пор исход угнетали его, еще не привыкшего (и, замечу, так никогда и не привыкшего!) вести затяжные и кровопролитные войны.

Чуть небо стало темнеть — а темнело оно в ту пору рано, тем более, что на западе также возвышались горы,— с лидийской стороны донесся звук рога, предлагавший прервать сражение.

Кир мрачно оглянулся на Гарпага.

— Царь! Твоих персов здесь меньше, чем лидийцев, но они выстояли против лучшего в мире войска,— твердым голосом произнес Гарпаг.— Мидяне не предали. Армены сделали все, что могли. И у нас есть немногочисленная, но свежая конница, еще не вступавшая в битву. День остался за тобой! Сомнения быть не может. Наше войско больше, и завтра мы займем лучшую позицию.

Как только над полем прозвучал ответ, звон мечей разом стих, воины стали расходиться, пятясь, то есть на первой сотне шагов оставаясь лицом к лицу с врагом и плечом к плечу с товарищами.

Многие воины уже не имели сил даже дойти до стана. Они падали на землю и мгновенно засыпали мертвым сном. Их приносили в стан вместе с ранеными.

Ночью над полем брани, подобно светлякам, двига­лись факелы: посланные с двух сторон люди, не участво­вавшие в сражении, мирно разбирали своих погибших, чтобы сложить в одном месте, а потом провести обряд погребения.

Потери в обоих войсках оказались немалые: около шести тысяч убитыми потерял Кир, более четырех тысяч — царь Лидии.

Поразмыслив над положением, я решил вновь предло­жить Киру свои услуги и добился того, чтобы он принял меня.

В эту ночь Кир уже не стоял около своего шатра, за­думчиво глядя в сторону поля битвы и вражеского стана. Он сидел на тюфяке, почти прислонившись спиной к тре­ножнику, на котором стояла жаровня с углями, и смотрел на крохотный огонек маленького глиняного светильника, находившегося прямо перед ним, на ковре.

Я присел на ковер.

Кир показался мне осунувшимся. В самом деле, он, похоже, ничего не ел в этот день.

— Говори! — глухо повелел он мне.— И не присматри­вайся!

— Царь! Мне хорошо известно, где и как поставлен шатер Креза,— начал я.— Легко было пересчитать издали всех его стражников. Труд не столь велик...

— Ты опять предлагаешь плохую охоту, эллин,— про­бурчал Кир.

— Царь! Была ночь, когда мы с Азалом...— я невольно примолк на мгновение, а у Кира приподнялась правая бровь,— и с Иштагу проникли в стан Гарпага. Разве то была плохая охота?

— Тогда ты должен был узнать, а не убить предательским способом.

Кир был все еще сердит, но взгляд его оживился.

— А я и не предлагаю предательского убийства. К можно попугать, испортить ему сон. Показать, кто истин­ный хозяин на этой земле.

Тут взгляд Кира просветлел. И даже как будто заиск­рилось его священное царское сияние — хварено.

— Что ты хочешь? — спросил он.

— Я могу проникнуть к нему в шатер, связать его и, если все боги будут благосклонны ко мне, принести до­бычу к тебе, царь. Ты ведь хотел поговорить с Крезом по душам.

Широкая улыбка расплылась по лицу Кира.

— Ты памятлив, эллин,— уже похвалил меня он.

— Если же унести краденое окажется слишком трудным делом, то я могу оставить Крезу твое личное послание, царь.

Кир, продолжая улыбаться, почесал свою густую и прихотливо завитую бороду. В его глазах засверкали веселые огоньки.

— Крез любит эллинов. Можно послать ему эллинскую Судьбу,— стал он размышлять вслух.

— Мы знаем предсказание Пифии и потому свободны в своем выборе,— намекнул я.

— Сколько тебе нужно людей? — спросил Кир.

— Справлюсь один. Меньше шума и хлопот,— Тут я, немного помедлив, добавил несколько слов, которыми ис­пытал еще раз свою эллинскую Судьбу: — Жаль, нет Азала. Вот чья помощь пригодилась бы... Он бы там пе­рестрелял из лука половину войска, а я уж наверняка без всякой опаски унес бы на своих плечах Креза, не боясь погони.

— Значит, тебе не хватает Азала? — испытующе прого­ворил Кир.

— Да, не хватает,— глядя царю персов прямо в глаза, подтвердил я.

— Царь персов сгодится вместо Азала?

Я несказанно опешил и несколько мгновений не мог произнести ни слова.

— Ты полагаешь, что Кир не пригоден для ночной охо­ты? — переспросил царь персов.

— Не знаю лучшего охотника...— пробормотал я, при­ходя в себя.

— Хорошо, что ты напомнил мне об этом,— продолжал Кир.— Давно хочу поговорить с Крезом. Лучшего повода не предвидится. Я пойду с тобой, эллин.

— Это ведь опасно,— опрометчиво пробормотал я и, осознав сказанное, похолодел.

Кир взглянул на меня как на вражеского лазутчика, и я, потупив взгляд, попытался исправить положение:

— Знаю твоих славных воинов, царь. Могу посоветовать, кого из них стоит взять с собой. На охоту.

Кир живо поднялся. Встрепенулся и я.

— Мы пойдем только вдвоем,— наотрез решил Кир,— Иштагу оказался лишним. Разве не так?

— Жаль храброго Иштагу,— подтвердил я.

Никогда Кратон Милетянин не готовился к «охоте» так тщательно, как той ночью. Он по многу раз проверял каж­дую из петелек, державших метательные кинжалы. Расти­раясь жгучими маслами, он прощупывал каждую мышцу и связку, а напоследок раз десять перепрыгнул через голову, проверяя былую ловкость, давно не находившую приме­нения.

Если бы некогда Кир погиб от руки Кратона, над ним свершилась бы эллинская Судьба. Теперь царь Кир брал Кратона с собой, чтобы самому испытать Судьбу, прове­рить, не заразился ли он от эллина этой «дурной болезнью». Погибни царь этой ночью, и былое дело Кратона (а значит, и самого Скамандра) можно было бы считать свер­шенным уже без воли на то Кратона или Скамандра.

Некогда получив от царя персов жизнь взаймы, Кратон Милетянин невольно пытался доказать ему свое право на свободу. Теперь царь Кир будто бы вновь решил показать Кратону, что же есть истинная свобода.

Без факела, пользуясь мраком, я выбрался на поле битвы. Персы и лидийцы, помощники Харона, все еще собирали убитых, отделяли живых от мертвых. Слышались сто­ны. По запаху смерти я нашел несколько тел убитых лидийцев и снял с двух трупов одежды, выбрав те, что меньше пахли кровью и, значит, были меньше испачканы. С теми одеждами я вернулся обратно.

Перед шатром Кира стражники остановили меня, ска­зав, что царь говорит с Губару. Вскоре военачальник вышел наружу с обескураженным видом.