Семко - Юзеф Игнаций Крашевский
Почему Витовт не мог быть свидетелем его? Их сближение могло в будущем обещать Ордену больше выгоды, чем чем-нибудь угрожать.
Магистр не мог ехать в Торунь; выбрав двух самых серьёзных братьев, он немедленно выслал их с красивым отрядом кнехтов навстречу гостю. С надлежащим почтением и обычным тевтонским гостеприимством они должны были забрать его в Торуни и облегчить поездку в Мальборк.
Гостеприимство, о котором мы вспомнили, панское, расточительное, великолепное, проистекало вовсе не из сердца, было попросту расчётом, демонстрацией богатств и возможности Ордена, его силы. На неё одинаково подкупались гости с запада, как и другие достойные господа, которые были в отношениях с крестоносцами. Она их ослепляла, унижала, она доказывала о неисчерпаемости сокровищ; они хорошо понимали, какую силу даёт богатство.
С такой помпой принимали Витовта, так раньше угощали польского Казимира и многих других. Расходы были огромные, но оплачивались славой и оглаской, какие приобретал Орден. Так могущественному рыцарскому братству приподнести лишь бы какой жалкий подарок было нельзя; когда хотели отблагодарить, должны были сыпать золото и разбазаривать землю.
Пиршества часто продолжались в течение долгого времени перед походами; во время их, после счастливого возвращения, переносились с обозами с одного места на другое.
Бобрек остался в Мальборке, ожидая там прибытия Семко. Его миссия была окончена; о данной ему миссии Домаратом он вовсе не думал. Намекнул он о ней своим господам, но те прямо вмешиваться в великопольские дела не хотели, обещая только объявить Бранденбургам и Саксонцам, чтобы воспользовались удачными обстоятельствами.
Таким образом, он чувствовал себя свободным в отношении обязательств перед Домаратом. Во время пребывания Семко и канцлера клеха не хотел показываться, дабы не вызвать каких подозрений и не закрыть себе в будущем дорогу в Мазовию.
Как приёмный брат Ордена он открыто выступать не хотел, а как бедный клирик не смел показываться, чтобы чернь над ним не смеялась.
Всякое духовенство, как светское, так и монашеское, и всё, что к нему относилось, не было в милости у рыцарей меча. С клехами обходились с презрением, пренебрежением, унизительной для них гордостью. Священники нигде не испытывали более сурового и бездумного притеснения в обхождении, как под властью Ордена. Тогдашний маршал Конрад Валленрод славился той ненавистью к духовенству, которое сурово преследовал.
Это легко было объяснить, принимая во внимание, что духовный сан был силой, которая на земле, принадлежащей крестоносцам, могла ослабить их значение, а в будущем стать для Ордена опасной, сделавшись независимой от него.
Также следили, чтобы пробощи при костёлах, капелланы в деревни, монастыри в городах сохранили суровую дисциплину и подчинение.
Такого клирика, каким был Бобрек в Плоцке, в Мальборке не стерпели безнаказно. Поэтому на время пребывания Семко клеха должен был исчезнуть, скрыться, откладывая упоминание о заслуженной награде до иного места и времени.
VIII
Орден в это время был активен; один по сравнению с соседними странами наслаждался величайшей безопасностью и спокойствием, когда вокруг него везде кипели сражения между народами, а больше между жадными до власти князьями. Только с одной Литвой, которая была для него полем для завоевания, экспедиций, охоты на людей, крестоносцы вели войну, но и с этой стороны уже было слышно о каких-то тайных переговорах и перемирии. У них в руках был сильный инструмент, Витовт, а он один стоил самое большое войско. Эту добычу высоко ценили и не думали выпускать из рук.
Уже говорили глухо о том, что его даже крестили, чему, как кажется, ни он, ни они не придавали большого значения, потому что этот обряд прошёл в тишине, в уголке, без какого-либо торжества и вычурности.
Это обращение никого не ввело в заблуждение – знали, что сын Кейстута перешёл к ним и в их веру, чтобы бороться с Ягайллой, хватался за Орден, как за силу, а не из милости к нему. Об этом хорошо знали, а им только было нужно заполучить его. Поэтому изучали слабости человека, рассчитывая только на них.
Между тем во время пребывания на землях Ордена этот загадочный, непостижимый, неуловимый человек полностью захватить себя, как они хотели, не давал.
Он разговаривал с ними не только о своих походах на Литву, об экспедициях в Жмудь, которую хотел приобрести, об освобождении семьи, о том, что досадил Ягайлле, завоевал Вильну, или Крев, как можно меньше об отношениях с Оредном.
Мысли его витали где-то далеко – всё, что окружало, казалось, ему безразличным. Нетерпеливый, рассеянный, задумчивый, казалось, он не ценит того богатства и роскоши, с какими его принимали. Он не придавал значения признакам уважения, ходил среди них как раб на привязи, которому нетерпелось порвать стесняющие его кандалы.
Попеременно менялись около него: сам магистр, глубокий и спокойный знаток людей; импульсивный, гордый и плохо скрывающий своё презрение к варвару, Валленрод, и другие сановники Ордена.
Никому из них он не раскрыл свою душу, ни одному из них в глубину её заглянуть не давал. Пытались ему понравиться, угодить капризам, но поймать его никогда не мог ни на какой слабости, которая позволила бы подчинить им. Он не придавал ни малейшего значения удобствам жизни, столу и напиткам, которые вкушали старые рыцари. Его не забавляли ни их песни, ни дурачества, даже денежные подарки, если не служили ему для вербовки, для войны, были для него безразличны.
Порой среди немцев он вынуждал себя к какой-нибудь неискренней весёлости, внешней, но задумчивое лицо выдавало в нём скрытые мысли.
Фанатичный любитель охоты, как все литовцы и в целом все тогдашние князья и господа, он позволял себя вытащить на неё, занимался ею горячо в течение какого-то времени, отлично преследовал глазами соколов, которых ему подарили, но на следующий день так о ней забывал, точно никогда её не было.
На охоте он фанатично, страстно мчался за зверем, но когда эта горячка проходила, князь снова нахмуренное лицо склонял под бременем мысли.
Цёлльнер после более долгого с ним общения пришёл к тому убеждению, что, только питая его ненасытную амбицию, указывая ему великие завоевания, власть, мог бы его заполучить. Поэтому он повторял ему и уверял, что в интересах Ордена приложить все усилия, чтобы Ягайллу и его многочисленных братьев удалить из Литвы и всю власть над ней отдать ему. Но это заверение великого магистра Витовт принимал так же равнодушно, как другие обещания, быть может, предчувствуя, что таким образом прийти к власти не сможет.
Старшие монахи
