Александр Дейч - Гарри из Дюссельдорфа
— Стихи?.. — протянул Кампе. — Но это совсем не ходкий товар.
— Ничего не поделаешь. Здесь десять лет моей поэтической работы, и я хочу, чтобы вы издали эту книгу. Иначе мне придется обратиться к другому издателю.
Кампе сощурил глаз. Он это делал всегда, когда хотел выразить сомнение или недоверие.
— Предположим, господин доктор, что вы к кому-нибудь и обратитесь. Никто в Германии, кроме Юлиуса Кампе, не станет издавать ваших стихов, да и стихов вообще. Не возражайте мне, прошу вас.
Кампе раскрыл рукопись, переданную Гейне, и сказал:
— Читайте вслух.
Гейне покорно взял листок и прочел тихим, немного глухим голосом:
Они меня истерзалиИ сделали смерти бледней, —Одни — своею любовью,Другие — враждою своей.
Они мне мой хлеб отравили,Давали мне яда с водой, —Одни — своею любовью,Другие — своею враждой.
Но та, от которой всех большеДуша и доселе больна,Мне зла никогда не желала,И меня не любила она!
Кампе ничего не сказал. Он взял из рук Гейне листок, вложил его в рукопись и снова раскрыл ее в другом месте.
— Прочитайте это, — отрывисто сказал он.
Гейне улыбнулся: издатель устроил ему лотерею. Ну что ж, вытянем еще билетик!.. И он прочитал:
Когда твоим переулкомПройти случается мне,Я радуюсь, дорогая,Тебя увидев в окне
За мной ты большими глазамиС немым удивленьем следишь:«Что нужно тебе, незнакомец,И кто ты, о чем ты грустишь?»
«Дитя, я — поэт немецкий,Известный всей стране,И высшая слава, быть может,Досталась на долю и мне.
А нужно, дитя, мне того же.Что многим в нашей странеБыть может, злейшая мукаДосталась на долю и мне…
Открылась дверь, и в кабинет Кампе вошел его секретарь. Чтение было прервано. Поэтическое настроение рассеялось. Кампе просил Гейне оставить рукопись. Чувствовалось, что стихи взволновали его и он хочет подумать об издании этой книги. Действительно, при следующей встрече с Гейне Кампе деловито спросил:
— Как назовем вашу книгу?
Гейне задумался:
— Не знаю… Там главным образом песни. Может быть, назвать… «Книга песен»?
Поэт не спрашивал у издателя, на каких условиях он выпускает его сборник, а Кампе делал вид, что только горячая любовь к стихам заставляет его решиться на такое невыгодное дело. В конце концов он выплатил поэту пятьдесят луидоров и взял с него расписку, что тот пожизненно отказывается в его пользу от гонорара за последующие издания «Книги песен». И только впоследствии Гейне горько раскаивался в этой сделке: еще при жизни поэта «Книга песен» выдержала тринадцать изданий и обогатила Кампе.
Стихотворения Гейне завоевали всеобщую любовь. И это неудивительно! В них было столько непосредственности и свежести; они дышали простотой народной песни и вместе с тем выражали тонкие и глубокие чувства современного человека.
И «Юношеские страдания», что составляли его первую книгу «Стихотворения», и «Лирическое интермеццо», и «Возвращение на родину», и два цикла «Северного моря», и стихотворения из «Путешествия по Гарцу» — все это богатство поэтического чувства, сверкающих образов и острой иронии было пополнено новыми, еще не входившими в сборники стихотворениями. Гейне приложил немало стараний, чтобы каждое, даже самое маленькое, стихотворение было связано в цикле с соседними. Получалась своеобразная симфония душевных переживаний поэта, и сильный, страстный голос его сердца перекликался с голосами лесных птиц, шумом рек и водопадов, запахами цветов и сверканием золотых звезд. Гейне был живописцем природы и находил смелые, неожиданные краски для ее изображения. Яростный дождь, хлеставший над Северным морем, он описал так, как еще никто до него не описывал:
Сердитый ветер надел штаны,Свои штаны водяные,Он волны хлещет, а волны черны, —Бегут и ревут, как шальные.
Потопом обрушился весь небосвод,Гуляет шторм на просторе.Вот-вот старуха ночь зальет,Затопит старое море!
Весь мир представляется Гейне, как живой, вечно меняющийся поток. Все существующее на земле им поэтически одушевлено, и даже звезды на небе ведут друг с другом беседы.
Фиалки смеются лукаво,И тянутся розы к звездам,И шепчут душистые травыДушистую сказку цветам.
В его стихах «и солнце смеялось, и липа цвела», и «вздохи его обращались в полуночный хор соловьев».
Аккорды грусти слышны в «Книге песен»: печальное настроение поэта отражается и в восприятии природы.
Отчего весенние розы бледны,Отчего, скажи мне, дитя?Отчего фиалки в расцвете весныПредо мной поникают грустя?
Почему так скорбно поет соловей,Надрывая душу мою?Почему в дыханье лесов и полейЗапах тлена я узнаю?
Почему так сердито солнце весь день,Так желчно глядит на поля?Почему на всем угрюмая теньИ мрачнее могилы земля?
Почему, объясни, — я и сам не пойму, —Так печален и сумрачен я?Дорогая, скажи мне, скажи, почему.Почему ты ушла от меня?
Гейне сказал: «Из моих скорбей великих песни малые родятся». В его коротеньких песнях самая скорбь превращалась в поэзию, будила живую мысль, рождала благородные чувства.
Хотел бы в единое словоЯ слить мою грусть и печальИ бросить то слово на ветер.Чтоб ветер унес его вдаль.
И пусть бы то слово печалиПо ветру к тебе донеслось,И пусть бы всегда и повсюдуОно к тебе в сердце лилось!
И если б усталые очиСомкнулись под грезой ночной,О, пусть бы то слово печалиЗвучало во сне над тобой!
Поэт обращался к тем, кто мог бы обвинить его в стремлении отвернуться от жизни, уйти в темный мир своей печали:
Подождите терпеливо:Еще все из сердца рветсяСтарой боли стон и живоВ новых песнях отдается.
Подождите, в жизни новойЭхо боли расплывется, —Из груди моей здоровойПеснь веселая польется.
В «Книге песен» немало стихотворений веселых, юмористических, содержащих иронию, насмешку над пошлостью, тупостью, ограниченностью мещанства. Неудачная любовь изображена не только в трагических тонах, но и в иронических. Поэт нередко издевается над самим собой — над своими смешными мечтаниями и пустыми надеждами. Обращаясь к влюбленному другу, поэт говорит:
Друг бесценный, ты влюблен,Новых мук познал немало,Все темнее в голове,А в душе светлее стало.
Друг бесценный, ты влюблен,И, хотя молчишь об этом,Пламя сердца твоегоТак и пышет под жилетом.
Гейне не побоялся применить «прозаическое» слово «жилет» в стихотворении о любви, для того чтобы острее выразить свою иронию. Такие концовки были оригинальным приемом Гейне. Поэт умел найти комическое в самых незначительных событиях жизни и с большим юмором показывал незадачливых героев в жанровых сценах. Высмеивая геттингенских студентов-бездельников, «маменькиных сынков», Гейне нарочито переносит действие в старинный испанский университетский город Саламанку, а геттингенского студента называет на испанский лад «дон Энрикец».
Вот сосед мой, дон Энрикец,Саламанских дам губитель.Только стенка отделяетОт меня его обитель.
Днем гуляет он, красотокОбжигая гордым взглядом.Вьется ус, бряцают шпоры,И бегут собаки рядом.
Но в прохладный час вечернийОн сидит, мечтая, дома,И в руках его — гитара,И в душе его — истома.
И как хватит он по струнам,Как задаст им, бедным, жару!Чтоб тебе холеру в брюхоЗа твой голос и гитару!
«Книга песен» поражала своим разнообразием. Она вышла в свет в октябре 1827 года. Кампе выпустил ее тиражом в пять тысяч экземпляров. Это был огромный по тем временам тираж. Популярность Гейне росла. Его имя знали и в Берлине, и в Гамбурге, и на Рейне — всюду, где были читающие люди. Появились и отзывы в печати, главным образом положительные.
