Дмитрий Смирнов - Золотая Ладья
Рогдай неудержимо покраснел и отвернулся.
Любава и еще две девицы — ее ровесницы — быстро накрывали на стол. Одеты они были попроще княжны — в желтые льняные навершники с вышивкой, обернутые вокруг талии и подпоясанные шнурами. В манерах их сквозила строгость, в выражении глаз — спокойная сдержанность.
— Так ты хочешь сказать, — продолжал удивляться Августин, — что Рысь — это твоя дочь?
— Ну, нет! — рассмеялся князь. — Рысь — старая ведунья, она на людях не показывается. А дочку свою я отправил к ней в обучение. Умение за себя постоять всегда пригодится; да и иным искусствам научится. Верно, Любава?
— Конечно, батюшка! — весело отозвалась девица, голос которой так и ласкал сердце Рогдая.
Трапеза получилась скромной: на столе преобладали дары леса — ягоды, грибы, коренья, разложенные в ставцы, хотя были и хлеб, и вяленое мясо. Но гости не жаловались. Мерянин сидел, потупив взор и углубившись в свои мысли. Он изо всех сил пытался убедить себя, что нечего заглядываться на княжескую дочь, однако ничего не мог с собой поделать. Жадно ловил каждое слово ее и движение, сознавая в душе, что безвозвратно погиб, став жертвой чар красавицы, на взаимность которой расчитывать ему не приходилось.
— Я не просто так привел тебя в это место, — произнес князь, обращаясь к Августину. — Мне доводилось слышать, что христианские проповедники величайшим грехом человека полагают гордыню. Но разве сами они не впадают в гордыню, считая все прочие народы, что не верят в их бога — дикими и невежественными? Я хочу, чтобы завтра с утра ты познакомился с некоторыми вещами, что достались нам в наследство от наших предков и сам решил, как следует о нас судить.
Монах смиренно опустил взор.
— Я не настолько знаком с вашим народом, чтобы оценивать его…
— Но ведь ты знаком с нашим языком? Полагаешь ли ты сородичей моих способными составлять на нем былины и предания, увековечивая их в письменных знаках и передавая потомкам?
— Да, я охотно взглянул бы на то, о чем ты говоришь, — согласился монах с внезапным оживлением.
— Ну, поутру рано вставать, — Званимир первым поднялся из-за стола. — Любава, голубушка, размести гостей. Проповедник с его учеником на сеннице поспят, а Кандих с товарищем в бане переночуют.
Поклонившись отцу, княжна кивком головы позвала гостей за собой. Она провела их мимо просторной голубятни и задворни с коровами. Сенница размещалась прямо над амбаром и конюшней.
— Здесь и располагайтесь, — указала Любава на просторное строение Августину и Бьорну.
Рогдай про себя невольно порадовался. Его с Кандихом вели дальше, а значит, у него было еще немного времени, чтобы побыть в обществе княжны. Баня находилась вдали от остальных построек, примыкая к задней верее дворовища. Отсюда открывался вид на малое озерцо, подернутое тиной.
— Ну, вот и ваш ночлег, — извиняющимся голосом произнесла княжна, открывая дверь бани. — Не обессудьте.
Внутри оказалось двое полатей и всего одно узкое оконце, выходящее на сосновый лес.
— Мы не в обиде, — поклонился Кандих. — Нам и в худших местах доводилось ночевать. Верно, Рогдай?
— Что? — мерянин не сразу понял, о чем его спрашивают, так как продолжал украдкой любоваться княжной. — Да, конечно, — поспешил он ответить.
Когда Любава ушла, Рогдай уныло лег на медвежью шкуру и долго ворочался, слушая уханье совы в лесу, пока не заснул. Среди ночи вдруг окрыл глаза от странного чувства — показалось, что скрипнула дверь. Рывком приподнявшись, он сел на лавке — и обнаружил, что молодого варна на соседних полатях нет.
Ревность, обида, утихшие было подозрения — все разом всколыхнулось в его душе. Торопливо обувшись, он выскользнул из двери — и успел заметить почти растворившуюся тень, крадучись пробирающуюся к лесу. А впереди нее, уже далеко — плавно плывущую фигуру светлую, девичью.
Стиснув кулаки, Рогдай поспешил вдогонку. Фигуры тем временем скрылись под пологом ершистых ветвей, однако мерянина это не остановило. Он уверено двинулся следом, приученный с детства находить тореные тропы в ночном лесу.
Кандиха он догнал быстро — молодой варн ступал осторожно и с оглядкой, пока не встал в нерешительности. На его лицо упала узкая полоска света из окна приземистой, поросшей мхом избушки, почти сливающейся с окружающими ее соснами и елями.
Как видно, девушка скрылась в ней, и Кандих теперь не знал, что ему делать. После недолгих колебаний, он все же решился идти вперед, но тут на плечо его легла рука Рогдая.
— Эх, ты! А еще другом назывался! — выплеснул ему в лицо всю накопившуюся горечь мерянин. — Меня-то ты зачем с собой брал? Посмеяться думал?
— Тихо! — умоляюще прошептал Кандих. — Я не ради княжны сюда пришел.
— А ради кого? — с недоверием и угрозой спросил Рогдай. — Я видел, как ты ее догонял.
— Ну, шел-то я за ней, — смутился Кандих. — Да только мне нужна не она. Я здесь из-за Золотой Ладьи…
Голос варна осекся. Он опасливо оглянулся. Рогдай тоже почувствовал незримую угрозу, убирая руку с плеча Кандиха. Среди темных деревьев он вдруг отчетливо различил присутствие хищных зверей. Еще через мгновение вокруг мерянина и варна шевельнулись три крупные тени рысей. В ночном сумраке заблистали их холодные глаза, тихое, сдержанное рычание заставило Кандиха немного попятиться.
— Так вот каких гостей привел нам батюшка! — дверь избушки распахнулась. На пороге стояла Любава. Теперь на ней был мужской наряд — кожаный доспех, обтягивающий стройную фигуру, наручи на предплечьях, короткий кинжал на поясе из железных колец.
— Нет, Любава, поверь мне! — Кандих умоляюще посмотрел в ее глаза. — Не с дурным умыслом мы пришли сюда. Пусть свидетелем тому будут мои отчие боги.
Княжна еще раз внимательно оглядела варна и мерянина, а потом перевела вопросительный взгляд на рысей, опустившихся на траву.
— Что скажешь, матушка? Верить им али нет?
Самая крупная рысь, в шерсти которой угадывались серебрянные волоски, вдруг словно кувыркнулась перед собой и поднялась на ноги. Теперь это была плотная, отмеченная годами женщина, не утратившая однако гибкости и ловкости. Длинные черные волосы, рассыпанные по плечам, были разбавлены белыми прядями, прищуренные глаза смотрели загадочно.
— Да вроде, правду бают, — она прошла мимо Рогдая и Кандиха, обдав их снисходительным презрением. — У первого на уме только дело. А вот второй за тебя жизнь отдаст.
Любава взглянула на мерянина с любопытством. Парень зарделся, невольно отодвинувшись за плечо Кандиха.
— Ступайте за мной, горе-воители, — неожиданно проговорила Рысь. — Я покажу вам то, зачем вы пришли — капище Ярилы, возведенное тут еще на заре времен нашими далекими пращурами.
В руках спутниц Рыси, обретших облик Черноглавы и Зоремилы, загорелись факелы. Любава тоже принесла из избушки факел и запалила его, после чего все вместе углубились в дебри леса.
Путь оказался недолгим, хотя Рогдай, несмотря на свои навыки лесной жизни, никогда бы не смог найти тропу самостоятельно. Она словно сама собой возникала под ногами Рыси — трава расступалась, опавшая листва уносилась прочь порывом ветерка. Но едва люди проходили по ней, след сразу стирался, вновь укутываясь зеленью и сухостоем. Вскоре при свете факелов перед Кандихом и Рогдаем предстало древнее святилище.
Оно состояло из трех кругов высоких столбищ, опоясывающих друг друга. Внешним и самым большим был круг из дубовых бревен, заостреные оконечья которого были выкрашены белой охрой. За ним следовало древоколие из орешника с синими остряками, а самым последним — ясеневое с красными. В середине высилось каменное изваяние Яр-бога, держащего колос в деснице и череп в шуйце.
— Что означают эти цвета? — спросил Кандих у Рыси, указывая глазами на бревна.
— Цвета Тремирья, — отвечала ведунья. — Белый — цвет нашей Яви, простора, взлелеянного очами Даждьбога. Белосветная Явь длит себя в круговерти ликов и имен, неустанно утверждает ряд созиданья жизни. Она вскармливает все живое плодами земли и токами неба, направляет семена от корня к верхушке, не давая прерваться вдоху живых существ.
Синее столбище — Навья городьба. Это цвет всего сокрытого, безликого и невыразимого. Навья стезя — не истребление жизни, но пресуществление ее в вечном колоряде вещей, где все растворяется, изменяется и возрождается, не зная устали. Это путь за гранью личин и именований, съединяющий всемногие стороны мирья в один неделимый поток.
Красное коло — заграда Прави. Черемной цвет суть отраженье огня духа, истого сердца, раскрывшего в себе суть заветов богов. Но также это и цвет крови всех тех, кто положил свою жизнь, дабы отстоять для блага потомков искон Всеродов.
Кандих и Рогдай пристально разглядывали капище. Вблизи каменного чура было вбито несколько тонких жердей, на которых висели бараньи и коровьи черепа. Это не обошло внимания Кандиха, который давно уже косился на тяжелое ожерелье Рыси, сложенное из маленьких костяных черепков.
