Дмитрий Смирнов - Золотая Ладья
— Умеют они драться, Хумли, — мрачно произнес Олав.
С берега на суда грянули горящие стрелы. Подхватив из вспененных вод упирающихся Братьев, некоторых из которых пришлось вязать плащами, чтобы унять порыв неуместного сейчас неистовства, урмане торопливо развешивали вдоль бортов щиты. Кормчие разворачивали драконов, правя к противоположному берегу. Широкая река все больше отделяла их от преследователей, и стрелы летели все реже. До брода дружинникам предстояло сделать немалый крюк, так что воины Олава Медвежьей Лапы получили время на передышку.
Глава 12. Берестяное Мольбище
Бусины росы поблескивали на стеблях высокой травы и ягодах клюквы, глядящих на всадников, цепью скачущих по узкой тропе. Второй день князь Званимир и его спутники двигались по землям радимичей: через поля, перелески, малые огнищанские веси, окруженные городьбами, через ловища и погосты. Кандих, Рогдай и латинские проповедники совершенно не знали этих мест, настороженно изучая рощи и чащобы, корявые дерева которых были покрыты трутовиком и кукушкиным леном. Иногда где-то сбоку проступали желтоватые зыбуны, топорщащиеся камышом и доносящие гогот лягв. За косогорьем, утыканным лещиной, вновь начался сумрачный лес с широкими дубами, отороченными сон-травой, и синеватыми растопытенными елями.
Урмане словно растворились, перейдя на другой берег реки. Молнезар отрядил разведчиков по всем направлениям, чтобы отследить их передвижение, но все было тщетно. Люди Олава как сквозь землю провалились. Они не повернули к Смоляной Веже, не были замечены на окрестных берегах. Воевода не знал, что и думать.
Пока он занимался поиском урман, Званимир пригласил Кандиха и монахов к себе в гости, вызвав у них недоумение и неподдельный интерес. Намекнул, что едут не на княжий двор в Берестень-граде, а в место сокровенное и особенное. Кандих настоял на том, чтобы взяли с собой и Рогдая, за которого он поручился перед князем. Так отряд в дюжину всадников выступил в путь, пробираясь через дубравы и логи.
Ехали уже долго среди бесконечного сплетения кустистых ветвей. Неожиданно на одном из деревьев — коренастом дуплистом вязе — всадники увидели пожелтевшие черепа лосей и волков, лыком привязанные к сучьям. Монах что-то забормотал, осеняя себя крестным знамением.
— А места здесь непростые, — заметил обычно хладнокровный Кандих.
Однако сильнее других выглядел обеспокоенным Рагдай.
— Позволь молвить, князь, — не выдержал наконец он, обращаясь к Званимиру.
— Чего тебе? — тот небрежно обернулся в седле.
— Уже полверсты чую глаза за нами. Будто доглядник идет по пятам.
— Ты уверен?
— Я охотник, князь. Такие вещи сразу распознаю.
Званимир вдруг звонко рассмеялся. Все посмотрели на него с недоумением.
— Выходит, не подвело тебя твое чутье, — признался князь.
— Что это значит? — спросил Августин с тревогой в голосе.
— А то и значит, что скрын мой совсем рядом. И приглядывают за тем скрыном надежные люди.
— Кто же это? — не утерпел Кандих.
— Скоро сами увидите, — хотел отшутиться князь, однако напряженные лица спутников заставили его пояснить. — Ладью сторожит старая ведунья Рысь и две ее дочки: Черноглава и Зоремила. Здесь — от ручья Душница до Берестяного Мольбища — все в их власти.
— Твои хранительницы — колдуньи? — нахмурил лоб Августин.
— Вещие девы, — поправил Званимир. — И ратоборки, владеющие древним боевым умением, доступным только женской руке.
— Разве есть какие-то женские способы боя, отличающиеся от мужских? — Кандих был заинтригован.
— Есть, — признал князь. — Рысь знает, как напрявлять в нужное русло женские животоки, чтобы воздымалась особая воинская ярь. Только умение это вовсе не такое, как рубка мечом сплеча. Иное оно, все больше из ловкости и быстроты вытекающее: гибкое и хлесткое, как витень, неуловимое и опасное, как жало змеи. В стену али в клин таких ратоборок не построишь, — усмехнулся Званимир. — Однако за себя постоять, а доведется — и детей со стариками защитить, они могут. Могут и многое такое, что нам, мужикам, даже не снилось.
Всадники теперь ехали через пустырь, вдоль которого разметались сухие пни, перемежающиеся с можевеловыми кустовьями. Где-то застонала неясыть. Рогдай, поводя глазами по сторонам, успел заметить мелькнувшую среди ветвей рыжевато-бурую рысью морду. Заметил ее и Августин, внимательно изучавший окрестности.
— Что это? — вопросил он князя. — Твоя ведунья — оборотень?
— Рысь владеет окрутой[98], - невозмутимо отозвался Званимир.
— Ты хочешь сказать, князь, что в ваших лесах человек может превращаться в дикого зверя? — с волнением осведомился Бьорн.
— Ведающий может входить в образ зверя, перенимать его дух, — поправил его Званимир. — Но для тех, кто его видит, он будет выглядеть, как зверь. В юности я наблюдал, как молодая ведунья оборачивалась лисицей. На моих глазах облик ее изменился: лицо вытянулось, кожу покрыла густая шерсть, зубы превратились в острые клыки. Я воистину видел перед собой лису, однако дева эта все время оставалась человеком, преобразившись лишь для тех, кто ее окружал.
— Это похоже на действие колдовских чар, — сказал Августин.
Званимир лишь пожал плечами.
— Ты можешь называть это, как угодно, однако в мире есть много удивительного, о чем не пишут в ваших книгах.
Впереди на пологом холме замелькали стройные стволы осин.
— Вот Роща Молодых Деревьев, — кивнул головой князь. — За ней недалече — терем Рысьих дочек.
Рогдай хоть и опасался неведомой хозяйки леса, но все же придержал поводья коня возле осин. От них веяло невыразимым покоем и дремотной тишиной.
— Почему вы называете ее Рощей Молодых Деревьев? — полюбопытствовал монах Августин.
— Старожилы толкуют, что дерева этой рощи никогда не взрослеют. Они всегда были и будут молодыми. Место это почитается и волхвами, и простым людом.
Августин невольно опустил глаза. Ему сразу вспомнилось, как по указу короля Карла по всем владениям франков вырубались под корень древние священные рощи, некоторые из которых, как говорили в народе, обладали чудотворной силой. Так всесильный монарх стремился окончательно отучить своих подданных поклоняться силам природы и старым богам.
Пока отряд подъезжал к черте проступающих за деревьями строений, Званимир объяснил своим спутникам, что Берестяное Мольбище представляет собой цепь рассеянных по округе построек, окруженных дворами с крепкими вереями, среди которых есть и княжьи хоромы, и жилище Рыси, и терем дочерей ведуньи, и капищные сооружения.
Перед всадниками между тем вырос высокий сруб за плетневой оградой. Над ним возвышался навес, украшенный резьбой в виде узорчато переплетенных стрел и солнечных лучей. Когда въехали во двор, Рогдай с изумлением рассмотрел резные поручни, поднимающиеся по бокам ступеней. Терем был сложен из крепких дубовых бревен «брусом» — вытянутым четырехугольником, в которой и прируб, и заклеть, и светлица были покрыты одной тесовой крышей.
— Батюшка! — раздался сверху звонкий девичий голос.
Рогдай поднял взгляд — и уже не смог отвести глаз. На крыльце стояла невысокая стройная девушка в расшитой алыми узорами запоне[99] с широкими зарукавьями. Русоволосая, с длинной, спадающей на плечо косой под высоким убрусом[100], с пронзительным взглядом огромных серых глаз. Не просто красивая — красавиц мерянин и в Воронце встречал, — но какая-то неземная, воздушная, словно сошедшая в Явь из небесных хором…
— А вот и главная хранительница! — смеясь, князь спрыгнул с коня и обнял девицу, приподняв над землей. — Дочка моя, Любава.
— У тебя есть дочь? — удивился монах.
— Как видишь, — все еще улыбаясь, отозвался Званимир. — Ну, Любавушка, встречай гостей.
Кандих, подкрутив усы, низко поклонился хозяйке. Та тоже ответила поклоном, с любопытством окинув взглядом лицо и фигуру молодого варна. Почему-то взгляд этот Рогдаю совсем не понравился, чем-то горячим царапнув по самому сердцу.
Гостей препроводили в широкую светлую горницу, возвышавшуюся на подклете, с сосновыми половицами и обшитой крашеным тесом подволокой. Здесь стояла печь-каменка, к которой примыкали полати и дощатый голбец[101]. От полатей до печи протянулась полица, уставленная глинянными плошками и горшками, на залавке разместились деревянные поставцы и братины.
Оказавшись рядом с Кандихом, мерянин быстро шепнул ему.
— Ты хоть парень видный, но не вздумай вести себя с Любавой, как с дочкой Тудуна!
Кандих на миг опешил, потом широко улыбнулся.
— Я законы гостеприимства знаю. А ты что, сам на дочку князя глаз положил?
Рогдай неудержимо покраснел и отвернулся.
