Валентин Пикуль - Реквием каравану PQ-17
Он навестил штурмана в его каюте, пришел к выводу:
– Это еще не нокаут… пока лишь нокдаун, сэр!
Штурман попросил сделать ему укол морфия. Брэнгвин никогда никому не делал уколов. Но решительно отбил головку на ампуле. Засосал в шприц мутную жидкость.
– Ничего в жизни делать я не умею, но за все берусь…
И засадил в тело иглу. Потом отбросил шприц, как гвоздь.
– И кажется, – заключил, – мне все понемножку удается…
На верхней палубе взвизгнула кран-балка на развороте.
– Ого! Я вас покину…
* * *Кран-балка уже держала на талях полуспущенный катер. Под капот его летели вперемешку одеяла, банки со сгущенкой, пузатые банки мясных консервов. Капитан транспорта и несколько человек из команды покидали корабль.
– Кэп, – сказал Брэнгвин капитану, – вам примерно пятьдесят. А мне двадцать семь, и я хочу жить не меньше вашей особы… Не лучше ли нам посмотреть на русских?
– Смотри! Где ты их увидел? Где они, твои русские?
– В русские корабли, – продолжал Брэнгвин, – Адольф тоже кидает бомбы. В них такие же дырки от торпед, как и в наших кораблях. А тонут они меньше нас… Почему бы это, кэп?
– Спроси у них, – огрызнулся капитан.
– Потому что они борются за свои корабли. А жизнь корабля – это жизнь моряка. Пока палуба дрожит под ногами, моряк живет. Не будем же раньше времени раскидывать кости от собственных скелетов… Я сказал, что думаю, кэп!
Капитан сплюнул.
– Сварт, поговори ты, – обратился Брэнгвин к приятелю. – Скажи как следует. Представь, что ты нарвался на девку, которая тебе не дается… Это ужасно! Что ты сказал бы ей, Сварт?
Сварт шагнул к капитану, спрятав молитвенник в карман.
– Кэп! Приходилось ли вам в тихом семейном кругу открывать банку с рольмопсом?
– Бывало… – рыкнул капитан и дал Сварту в ухо.
Сварт отскочил и сказал Брэнгвину:
– Он не дает мне довести мою мысль до конца!
Брэнгвин взял капитана левой рукой за грудь, причем весь свитер собрался жгутом в кулаке, а правой рукой он уложил капитана на палубу…
Тот вскочил в бешенстве:
– Рольмопс… дальше! Пусть говорит. Я слушаю.
– Я хотел сказать, – продолжал Сварт, – что вода здесь ужасная. Я здесь когда-то плавал… Вы все погибнете!
Капитан, топая ногами, не мог понять одного:
– Но при чем здесь рольмопс, черт тебя побери?
– Не рольмопс, а поросячье ухо, – вмешался Брэнгвин. – Сварт хотел сказать, что катер ваш опрокинет, а вода в этом океане закручивает людей от холода в поросячье ухо…
– Спускай! – приказал капитан на катер.
Тали запели блоками. Днище катера плюхнулось об воду, и сразу застучал мотор. Под высоким капотом, с запасом бензина и компасом… на что надеялись эти люди?
Брэнгвин решительно сорвал чехлы со стволов «эрликонов»:
– Маленький салют человеческой глупости нам не помешает!
Потом он снова навестил штурмана, которого было жаль.
– А мы движемся, – сказал он. – Я сейчас опробовал наши «эрликоны». Там плыл какой-то ящик, и я рассадил его в щепки. В конце концов… Вы позволите мне выпить? Благодарю… В конце концов, говорю я вам, стрелять не так уж трудно. Самое главное – быть спокойным и помнить, что ты мужчина. Больше всего в жизни я не терплю сопляков, уличных девок и человеческой несправедливости… Гитлера я ненавижу! Потому я и пошел в эту сумасшедшую экскурсию к берегам России…
У себя в каюте он переоделся в пижаму, отправился в душевую. Водосистема и фановая еще работали. От хода машины слегка дрожала прогретая палуба. Насвистывая, он принял горячий душ. Пока ничего страшного. Бывает в море и хуже.
«Чья нога? Твоя, дядя Дик? Так чего ты молчал раньше?»
Брэнгвина вдруг вырвало, когда он подумал, что нога и тело потонули отдельно. Вряд ли они еще достигли дна…
– Кажется, я завибрировал, – сказал он, становясь строже к своим и чужим поступкам.
…при исполнении союзного долга
– Придется пожертвовать бортом, – сказал командир Дайк и передал бинокль с усиленными линзами помощнику Баффину.
Тот недолго рассматривал тонущее вдалеке от них судно.
– Ветер будет бить справа, – ответил. – Но уйти от них мы тоже не можем, хотя инструкции и призывают нас не увлекаться спасением людей… А вдруг и с нами случится такое?
Судно ПЛО – «Орфей» – всего в 840 тонн, недавно покрашенное в доках Ливерпуля, теперь казалось красным, будто обваренный краб. Корпус его разъело солью и ржавчиной. «Орфей», которому выпало продолжать путь до СССР, изо всех сил стремился сплотить вокруг себя безоружные транспорта. Однажды ему удалось законвоировать два из них, но одно немцы торпедировали, а другое – в страхе – забилось в паковый лед. И вот случайная встреча: наткнулись на одиноко тонущее судно. Пологая волна, внешне спокойная, на самом деле била сильно.
– Баффин, я попрошу вас на бак, – сказал командир.
– Отлично, сэр. Вы не волнуйтесь, хотя борта у нас скоро превратятся в лохмотья… Желаю удачи!
На палубе тонущего транспорта стояли люди. Внешне они были, как и волны под ними, почти спокойны. Но это обманчивое впечатление: у людей уже лопались нервы. Только один был с чемоданом, остальные вещей не взяли.
– Что с вами случилось?! – проорал Дайк, но с борта ему не ответили. – Я задал им глупый вопрос, – хмыкнул Дайк. – Если тонут, значит, есть дырка. Только она с другого борта, и мы ее не видим… В машине! – наказал он по трубам. – Это вы, Эйш? Предупреждаю: у вас в котельных скоро будет вода.
– Это к чему вы сказали? – прогудели медные трубы.
– Просто так, пришлось к слову… не обижайтесь, Эйш!
«Орфей» подошел под корму транспорта, и тот всей массой своего борта тяжко навалился на хрупкий корвет. Раздался хряск металла, словно не кораблю, а человеку ломали кости.
– Прыгай! – И на палубу вдруг одиноко упал чемодан. – Прыгай! – вопил Дайк, и вслед прыгнул владелец чемодана.
Два борта разомкнулись на волне, и он попал между ними – в воду. Жалкий вскрик, и борта неумолимо сдвинулись. Потом, хрустя шпангоутами, они снова разошлись, а Дайк заметил на воде красное пятно. От человека остался только его чемодан!
– Следующий… прыгай! – заорал Дайк.
Вдруг щелкнул динамик на мостике:
– Носовой погреб – мостику: у нас вода.
Дайк сунулся носом в микрофон.
– Сколько? – спросил.
– По колено…
Ответить он не успел. С транспорта вдруг посыпались люди, как по команде, разом. Один на другого. Был очень удачный момент: борт «Орфея» поднялся на волне, почти достигнув среза палубы транспорта. Дайк отвернулся. Он-то ведь знал, что сейчас все станет наоборот: «Орфей» уйдет вниз, а транспорт вырастет перед корветом, как пятиэтажный дом…
«Так и есть… вот он – хруст костей о металл!»
– В машине? – спросил он. – Эйш, скажите – воды нет?
– Обшивка лопнула. Тут хлещет, как из бочек…
– Малый вперед! – скомандовал Дайк и передал в микрофон общей трансляции: – Подвахте – на уборку полубака…
Через ветровое стекло он глянул с мостика вниз: Баффин, молодчага, крепился, а вокруг валялись и корчились люди с перебитыми ногами, палуба была забрызгана кровью.
На расблоке Дайк переключил свой микрофон:
– Мостик – носовому погребу: сколько у вас воды?
– Было по колено, теперь по грудь, сэр.
– Удивляюсь! – отвечал Дайк. – Вы что-нибудь делаете там, кроме того, что не забываете измерять ее уровень? – Бросил микрофон и прокричал вниз: – Баффин, вас просят в погреб…
«Орфей» медленно уходил прочь от гибнущего корабля. В этот день они повстречали «Винстон-Саллен», и оттуда американцы через рупоры стали облаивать англичан:
– Эй, на корвете! Когда вы нужны с пушками, так вас не доищешься… Вы бы видели, что тут творилось вчера вечером… мерзавцы!.. трусы!..
«Орфей», шумно дыша трубами воздуходувок, проследовал мимо. Сигнальщик перебирал в руках фалы для поднятия ответного сигнала. Дайк тронул шелковые струны фалов с нежностью, как волосы своей пожилой подруги перед разлукой с нею.
– Никогда не следует отвечать на брань, – сказал он печально. – Лучше законвоируем этих грубиянов и делом докажем янки, что наш «Орфей» способен постоять за безоружных.
– Они не безоружны, сэр: у них спаренные «эрликоны».
– Что толку? – вздохнул Дайк. – Или не умеют, или боятся, но «эрликоны» на транспортах молчат…
Подвахта недолго копалась на баке. Море смыло все!
* * *– Сколько мы не спали уже? – спросил Баффин.
– Пятые сутки, если не ошибаюсь… Я не хочу спать.
Командир сидел в кожаном кресле, воздетом, как трон, над высотой мостика. Перед ним лежал бинокль, сигареты, две зажигалки, фонарь, карандаш от головной боли и перчатки.
– А вы поспите, – сказал он, вытирая слезы от ветра.
– А разве можно уснуть? – Баффин привалился плечом к комингсу двери, заглядывая в рубку, где светился голубой экран локатора. – Что-нибудь видно, Кристен? – спросил, зевая.
