Идрис Базоркин - Из тьмы веков
— Дядя Пхарказ, а кто же у вас по дому ходит? Ведь Батази утром уехала, — продолжал удивляться Калой.
— Да никого там нет! Кто там ходит!
— Ну как же нет, я сейчас мимо вас проезжал и видел в окне людей!
— Что же это еще? А ну, пошли!
Отказавшись от лошади, раздосадованный Пхарказ зашагал в аул, проклиная судьбу и разболевшуюся поясницу. Когда они вошли во двор, к ним навстречу выбежала из башни Зору.
— Дади![77] Что случилось? Сердце зашлось от страха! Куда ты девался?
— Посмотрите на нее! — рассвирепел Пхарказ. — Да ты-то сама где была? — он ткнул палкой в землю и даже подскочил на месте.
— Как где была? Ходила к подружке. А когда вышла, вспомнила мать… Ведь ей куда идти! И я решила помолиться за нее. Пока я искала элгац[78] бога путников, стало темно. Так я свернула к богу охоты… Там хорошо было!.. Мне даже казалось, что сам бог охоты был рядом со мной… Только я подумала: за что ему мать нашу любить?..
— Ну, ладно, ладно! Богомолка! Не хнычь!.. Вам, соседи, спасибо. А может, зайдете? Она, наверное, угостит вас чем-нибудь за беспокойство. Чуть не всем селом тебя искали! — Пхарказ повеселел.
Соседи от ужина отказались и ушли. И Пхарказ направился в башню.
Калой попросил Зору вынести ему напиться. Зору побегала в комнату и вернулась с водой. Калой сжал ее пальцы на ковше, отпил глоток, поблагодарил. Лукаво улыбнувшись ему в ответ она убежала.
Это была их самая счастливая ночь.
Глава четвертая
У старой башни
1С того времени, как Калой и Зору встретились у башни Ольгетты, ничто уже не беспокоило их. Жизнь была заполнена обычными делами и заботами. На смену пахоте приходила жатва, и они вместе с людьми делали привычную с детства работу с мыслями о хлебе, о зиме.
Каждый ягненок, каждый телок, лишний стог сена в хозяйстве — все радовало теперь Калоя, все приближало то время, когда он сможет сказать своему фамильному брату и другу Иналуку, чтобы тот поднял престарелого Зуккура, почетного Хасана-хаджи и отправился с ними к Пхарказу просить у него дочь. Просить не униженно, победному: мы, мол, одинаково обездолены, так давайте соединимся родами да будем добрыми соседями и близкими родственниками, хотя дочь ваша, конечно, достойна богатого приданого, и уход такой работницы из семьи нужно было бы возместить двенадцатью коровами…
Нет, Калой сможет послать их с поднятой головой, с подарками, сможет согласиться на любое приданое, которое Батази потребует от него для своей дочери![79]
Словом, его посланцы не будут жаться от бедности. И как только они получат согласие Пхарказа, он пригонит к нему во двор на заклание, во имя родства, круторогого барана, который вот уже второй год, на удивление всего села, возит за собой на тележке с деревянными колесиками свой курдюк. Он загонит на их баз двенадцать коров!
Как-то само собой, без разговора об этом, о планах Калоя узнал Орци. Всем детским сердцем потянулся он к Зору, полюбил ее, как сестру, как мать. Втайне считал уже своим человеком. И стоило ей попросить его то ли пригнать скотину, то ли снести на поле родителям еду, как он срывался со всех ног выполнять ее просьбу. Калою это было очень приятно. Чувствовала это и Зору. И всем троим было тепло на душе.
А как терпеливо ради брата и Зору Орци переносил нужду, недоедал, работал и мерз!
Весна и лето были для него праздником. В это время он не боялся никакого труда. Но зато поздней осенью, когда по горам начинали стелиться бесконечные туманы, когда днем и ночью шли дожди и земля расползалась под ногами, ему было нелегко с утра до ночи ходить за отарой и дрогнуть под влажным куском сукна, заколотым на груди деревянной булавкой. Случалось, уйдут за день овцы так далеко, что их уже не подогнать ни к одной пещере; тогда Орци укладывался вместе с ними прямо под открытым небом, на сырой земле и спал до рассвета, скуля и вздрагивая во сне, как бездомный щенок. Другой раз проснется, а кругом все белым-бело от снега. Под боком натаявшая вода. Встанет, попытается укрыться где-нибудь под валуном или разжечь костер из можжевельника. А нет — так натянет на голову свое суконце, сунет босые ноги в папаху и так стоит в ней день-деньской до следующей ночи, покусывая холодную ячменную лепешку.
Нелегок был этот труд, но Орци исполнял его безропотно. Так жили все и всегда.
Теперь Калой встречался с Зору очень редко. Он берег ее честь. Боялся обидеть и восстановить против себя ее родителей. Но зато в эти редкие встречи, о чем бы они ни говорили, им было весело, было хорошо. Иной раз они высчитывали время, когда Калой соберет все для свадьбы. Срок получался большой. И тогда приходила на помощь главная мечта: к ним из Турции возвращаются Турс и Доули. Они привозят с собой столько добра, такие дорогие подарки, что даже Гойтемир в сравнении с ними должен признать себя бедняком…
Эта мечта помогала им верить в будущее. Они не подозревали о том, какое несчастье приближалось к ним. Какая темная туча беды надвигалась на них.
2А дела Гойтемира шли все лучше и лучше. Два старших сына достроили новую лавку в Назрани, завязали связи с хозяевами мануфактур и под поручительство пристава получали от них в кредит товары. Торговали они бойко, богатели, но не забывали отца, потому что не были отделены и не хотели терять своей доли в том хозяйстве, которое оставалось у них в горах. Старший сын Гойтемира давно уже имел свою семью, а второй под разными предлогами избегал женитьбы. Видно, ему и так жилось не скучно, потому что большую часть времени он проводил во Владикавказе, устраивая торговые дела всего дома и не забывая развлекаться с друзьями в духанах и иных увеселительных местах. Эта сторона его жизни оставалась никому не известной и мало интересовала отца и брата, потому что коммерческие способности его приносили семье немалый доход. И только мачеха Наси без конца пилила старого Гойтемира за то, что он распустил его и не хочет заставить обзавестись семьей, жить в селе, как подобает всякому порядочному человеку. Но главной причиной этих сетований ее была, конечно, забота о Чаборзе. Пока старший сын холост, ее сын не мог мечтать не только о женитьбе, но даже и о сватовстве. Это было бы позором для всего дома. Чаборз был молод. И женить его было не к спеху, если б Наси не имела на то своих планов. С тех пор как на празднике молодежи Наси увидела Зору, та не выходила у нее из головы. Ей хотелось женить своего единственного сына на самой красивой, самой лучшей девушке. Ей хотелось женить его по своему выбору, а то, не ровен час, набьется кто-нибудь в родню из назрановских, с положением! Тогда приноравливайся к ним, тянись за ними! Да еще неизвестно, какой окажется невестка! А здесь она знала: родители Зору бедняки. Они будут считать за честь родство с Гойтемиром! Будут вечно обязаны ей. Невестка за свое счастье будет молиться на мать и сына. Знала Наси и то, что девушки с гор и с плоскости — это не одно и то же, хотя и те и другие одного племени. Плоскостные более развязны, самовольны, а горянки воспитывались в строгости, в старых правилах, и из них выходили самые покорные жены.
Но шли годы, брат Чаборза не женился, а Зору могла ускользнуть от них в любой день. До Наси уже доходили тревожные слухи. Над ее планами нависала угроза — надо было спешить. И она решила действовать. Однако она хорошо знала характер своих мужчин. Знала, что они больше всего боятся потерять свое главенство, когда решаются важные семейные дела. Здесь, если пуститься напрямик, даже родной матери может не повезти. Но зато, если подойти с умом, их вовсе не трудно заставить поступить так, как тебе хочется.
И однажды она издали начала разговор с Чаборзом о Зору.
Отец еще с вечера уехал в Назрань. На дворе моросил мелкий дождик, и, хотя давно уже рассвело, в комнате стоял полумрак. Вдоль окна проплывал серый туман.
Чаборз лежал в постели и смотрел на мать, которая готовила пшеничную затирку на молоке. Это была редкостная еда избранных, потому что пшеничную муку в горах почти никто не видел.
Наси вспомнила последний женский праздник, пожалела, что Эйза, которая на этом празднике была царем, уехала жить на плоскость и теперь некому будет вспомнить старый добрый обычай…
— Было это давно, — говорила она ровным, бесстрастным голосом, помешивая в котле, — а кажется, как вчера… Те, которые были тогда девочками, теперь уже девушки. Девушки стали матерями. Не могу забыть, какой хорошенькой в тот день была Зору, дочь Пхарказа. Позже я видела ее уже на вашем празднике. Настоящая красавица!.. Наверное, и она скоро выскочит…
Скрипнули нары. Чаборз повернулся лицом к стенке. Мать замолчала. В печке трещали дрова. От кипящего котла под потолок валил густой пар.
— Говори, говори дальше, — нарушил молчание Чаборз. — Ведь ты не зря начала этот разговор. Если ты лиса, то я лисий хвост!
