Сумерки империи - Гектор Мало
В наших рядах красных ручьев пока не наблюдалось. Однако в других полках снарядами уже выбило немало людей. Глядя на то, что творила артиллерия, я невольно представлял себе, какой начнется ужас, когда снаряды станут ложиться посреди наших эскадронов.
И такой момент настал. На нашем холме расположились несколько кавалерийских полков — кирасирских и драгунских — и когда лучи солнца пробились сквозь утренний туман, они заиграли на касках и кирасах выстроившихся всадников. В тот же момент пруссаки дали понять, что пришла, наконец, и наша очередь, и они собираются немедленно нами заняться.
Над моей головой послышался странный свист, совершенно не похожий на все известные мне звуки. Я мгновенно вскинул взгляд и успел увидеть летевший снаряд. Он взорвался в нескольких сотнях метров позади нас прямо на холме, на котором сосредоточилась наша кавалерия. Сразу за ним взорвался второй снаряд, потом третий, и тут я обхватил руками шею лошади и прижался к ней.
— Это что такое! — воскликнул Франческас. — Чтобы я больше такого не видел!
Мое движение было совершенно непроизвольным, но после окрика я чуть не сгорел от стыда. Я быстро выпрямился и с этого момента держался на лошади прямо, как громоотвод. Но вдобавок к случившемуся со мной начало твориться что-то невообразимое: невероятно сильно забилось сердце, а где-то под ним, как выражался Франческас, "под ложечкой", все мои нервы задрожали и скрутились в тугой жгут. Возможно, это было от страха. Не знаю. Ясно только, что причиной тому было волнение, причем такое сильное, какое впоследствии мне ни разу не довелось испытать, поскольку к свисту снарядов привыкаешь довольно быстро.
— Ладно, ладно, — сказал Франческас, поняв по моей бледности, какая беда в тот момент обрушилась на меня, — это у вас от холода, выпейте глоток.
И он протянул мне фляжку.
Говоря по правде, не я один втянул голову в плечи. Неподалеку от нас расположились кирасиры. Это были те самые знаменитые кирасиры, которые участвовали в сражении при Фроэшвиллере. Так вот, я своими глазами видел, как некоторые из них схватились за шеи своих лошадей, и это немного меня утешило. Возможно, проявившими слабость кавалеристами были молодые солдаты или резервисты, впервые оказавшиеся под огнем.
Обстреливали нас нещадно. Было очевидно, что пруссаки целились именно в нас, и снаряды падали, словно градины. Если бы они стреляли точнее, то разнесли бы нас в клочья, но, к счастью, снаряды пролетали у нас над головами и только вспахивали холм, на котором мы стояли.
Неужели мы так и простоим здесь целый день? От творившегося вокруг ужаса наши лошади чуть не взбесились. Мы удерживали их с невероятным трудом, и тем не менее некоторые из них все же понесли, вызвав смятение в наших рядах.
Тем временем вокруг нас, а точнее говоря, под нами, разворачивалось сражение. И вот, что странно: притом, что артиллерийский огонь был исключительно мощным, ведь по нам стреляли тысяча двести орудий, ружейная стрельба звучала еще мощнее и казалась просто бешеной. Гром ружейных выстрелов сливался в один рокочущий вал, который непрерывно и с большой скоростью катился по полю.
Грохот становился невыносимым, и тем не менее солдаты умудрялись переговариваться между собой. Одни говорили, что дела наши неплохи, другие — что хуже некуда. По мне, все шло нормально, но этим все и ограничивалось. Я не мог понять, наступаем мы или отступаем. Мне казалось, что прусские батареи, позиции которых утром были довольно далеко от нас, стали заметно ближе. Возникло ощущение, что мы оказались в центре огромного лука, и свободное пространство у нас оставалось лишь со стороны тетивы, но и оно уменьшалось буквально на глазах.
Наконец наше положение ухудшилось настолько, что было принято решение отступить. Утром мы еще видели наших генералов, но потом они куда-то исчезли, и никто уже не сомневался, что мы стоим на месте только потому, что ждем, когда они вновь появятся. Первыми ушли с позиции кирасиры, за ними последовали драгуны. Мы понимали, что они отправились на поиски лучшей позиции. Затем пришла наша очередь. Нас отвели в небольшую долину и разместили рядом с кладбищем, по поводу чего эскадронные остряки принялись отпускать шуточки.
Особенность новой позиции состояла в том, что наш полк был полностью изолирован от всей французской армии, словно мы были нейтралами, какими-нибудь бельгийцами или англичанами, и оказались здесь лишь для того, чтобы наблюдать за происходящей битвой. Накануне мы не смогли найти свой корпус, и было решено, что на следующий день все же попытаемся его отыскать. Но наутро началось сражение, и мы были вынуждены оставаться в том месте, где был разбит наш лагерь. Почему наши командиры не воспользовались ночным временем, чтобы отыскать свой корпус? Почему командующий корпусом не организовал поиск своих полков? Об этом я ничего не знаю. Я пишу только о том, что видел своими глазами, и никаких объяснений по этому поводу дать не могу. Знаю лишь, что вся эта невообразимая дезорганизация затронула не только наш полк. О многих других полках забыли точно так же, как и о нашем.
Оставаясь в долине, мы были в полной безопасности. Здесь мы простояли более трех часов и "участвовали" в сражении одними лишь ушами. Наконец к нам прискакал офицер связи. Он переговорил с полковником, после чего раздалась команда: "Рысью марш!" Мы, разумеется, решили, что нас ведут в самое пекло или, по крайней мере, на соединение с нашим корпусом. Однако ничего похожего не произошло. Наши генералы, командир дивизии и командир бригады, бросили нас. У главнокомандующего было много неотложных дел и ему тоже было не до нас. И только наш полковник пытался отыскать для полка место в этом сражении.
В итоге у нас получилось что-то вроде прогулки по полю битвы, которую остряки окрестили боевой прогулкой.
"Прогуливались" мы, понятно, не по передовой, а позади боевых порядков, и от этого открывшееся перед нами зрелище казалось еще ужаснее. Дело в том, что к тому времени многие полки были отброшены к городу, и, глядя на жалкие остатки этих частей, на почерневших от порохового дыма окровавленных солдат, казалось, что положение наше совершенно безнадежно. Когда мы спрашивали у отступавших с поля боя солдат, как идет сражение,
