Александр Дюма - Асканио
– Всегда думаю, сир.
И, посылая прощальный воздушный поцелуй госпоже д'Этамп, Франциск I приподнял портьеру и вышел, оставив в одиночестве прекрасную герцогиню, которая, следует признаться, была так верна своему обещанию, что тотчас же стала думать не о короле, а совсем об иных людях.
У госпожи д'Этамп была деятельная, страстная, честолюбивая натура. Герцогиня настойчиво домогалась и доблестно завоевала любовь короля, но ее мятежный ум скоро пресытился этой любовью, и она стала скучать. Адмирал Брион и граф де Лонгваль, которые ей одно время нравились, Диана де Пуатье, которую она возненавидела на вечные времена, не занимали все ее помыслы; но уже с неделю душевная пустота герцогини заполнилась, и она снова стала жить, ибо вновь возненавидела и вновь полюбила. Она ненавидела Челлини и любила Асканио и сейчас, пока служанки одевали ее, размышляла о них. Когда все было готово, кроме прически, герцогине доложили о приходе парижского прево и виконта де Марманя.
Они принадлежали к числу самых ярых приверженцев герцогини в двух лагерях, которые образовались при дворе вокруг фаворитки дофина Дианы де Пуатье и госпожи д'Этамп. Ведь другу оказываешь добрый прием, когда думаешь о враге.
Госпожа д'Этамп с неизъяснимой грацией протянула руку для поцелуя хмурому прево и улыбающемуся виконту.
– Мессер прево,– сказала она д'Эстурвилю, и чувствовалось, что в гневе ее нет ничего напускного, а в сочувствии– ничего оскорбительного, – нам стало известно, как обошелся с вами, нашим лучшим другом, этот невежа итальянец, и мы до сих пор негодуем.
– Сударыня, – отвечал д'Эстурвиль, облекая льстивыми словами даже свою неудачу, – стыдно было бы мне, если б нечестивец, которого не остановили ни ваша красота, ни обходительность, пощадил бы меня из-за моих седин и звания.
– О, дело в том, что король, – промолвила Анна, – а он, право, чересчур уж снисходителен к этим обнаглевшим чужестранцам, – просил меня забыть об оскорблении, которое мне нанесли, и я о нем забыла.
– В таком случае, сударыня, нашу просьбу, без сомнения, ждет плохой прием. Дозвольте же нам удалиться, умолчав о ней.
– Как, мессер д'Эстурвиль, да разве не была я вам другом во все времена, что бы ни случалось?
Говорите же, говорите же, или я рассержусь на такого недоверчивого друга!
– Ну что ж, сударыня, вот как обстоит дело. Я решил на благо виконта де Марманя воспользоваться своим правом и занять любой из королевских дворцов, правом, данным мне от ваших щедрот, и мы, разумеется, остановили свой выбор на Нельском замке, попавшем в столь скверные руки.
– Так, так! Слушаю вас внимательно, – заметила герцогиня.
– Сначала виконт весьма обрадовался, сударыня; но теперь, поразмыслив, он колеблется и со страхом думает о злодее Бенвенуто…
– Прошу прощения, мой достойный друг,перебил его виконт де Мармань,– вы объясняете плохо суть дела.Не Бенвенуто страшит меня, а страшит гнев короля. Право же, я не боюсь, что меня убьет этот невежа итальянец, как называет его герцогиня… А я, так сказать, боюсь его убить, боюсь, как бы не стряслось беды и король, по моей милости, не лишился слуги, которым он, кажется, весьма дорожит.
– И я, сударыня, осмелился обнадежить виконта, что в случае надобности вы окажете ему покровительство.
– Друзьям я всегда оказываю покровительство,проговорила герцогиня.– Да и, кроме того, разве у вас нет еще более надежного друга, нежели я, – справедливости? Разве вы не поступаете по воле короля?
– По повелению его величества никто, кроме этого самого Бенвенуто, не смеет занимать Нельский замок, и наш выбор– нельзя закрывать на это глаза – похож будет на месть. Но вот я убью Челлини– утверждаю, что так оно и будет, ибо у меня есть два надежных человека, – что же тогда?..
– Ах, боже мой! – воскликнула герцогиня и усмехнулась, сверкнув своими белыми зубками.Ведь король покровительствует живым. Право же, его мало будет занимать месть за мертвых, и, когда источник его восторга перед красотами искусства иссякнет, он, надеюсь, будет помнить лишь о чувстве ко мне. Чужеземец нанес мне во всеуслышание такое ужасное оскорбление!
Помните, Мармань?
– Но, сударыня, – отвечал осторожный виконт, – надобно, чтобы вы отчетливо представляли себе то, что вам придется защищать.
– О да, ваши намерения совершенно ясны, виконт.
– Нет, позвольте мне все рассказать – не хочу оставлять вас в неведении. Может случиться, что силой его не возьмешь, ведь он сущий дьявол. В таком случае, признаюсь вам, мы прибегнем к хитрости, и, если Бенвенуто среди бела дня ускользнет из рук наемников, удерет в свой замок, они как-нибудь вечерком случайно встретятся с ним в узеньком переулке и… У них есть не только шпаги, сударыня, у них есть кинжалы…
– Я все поняла, – промолвила герцогиня, и ее прелестное свежее лицо ничуть не побледнело, когда ей вкратце рассказали о плане убийства.
– Прекрасно, сударыня!
– Прекрасно, виконт! Я вижу, что вы человек предусмотрительный и что враждовать с вами не стоит, клянусь честью!
– Ну, а как вы смотрите на нашу затею, сударыня?
– Затея действительно нешуточная. Пожалуй, ее следовало бы хорошенько обдумать; но ведь я вам говорила, да это всем известно и даже сам король понимает, что этот невежа глубоко уязвил мою гордость. Я ненавижу его… как ненавижу своего мужа или госпожу Диану! И, честное слово, я, пожалуй, могу вам обещать… Да что там случилось, Изабо? Ты нам помешала.
С этими словами графиня обратилась к служанке, которая вбежала в полнейшей растерянности.
– Господи! Сударыня,– проговорила Изабо,прошу вас, извините меня, но флорентийский ювелир Бенвенуто Челлини принес самую чудесную золоченую вазочку, какую можно только вообразить. Да так вежливо сказал, что принес ее в дар вашей светлости и просит вас оказать ему милость– уделить ему минутку.
– Ах, вот как! – воскликнула герцогиня: ее гордость была удовлетворена, и она смягчилась. – Что же ты ответила ему, Изабо?
– Что госпожа еще не одета и что я сейчас ей доложу.
– Превосходно!.. Как будто наш враг исправляется,– добавила герцогиня, оборачиваясь к ошеломленному прево,– и начинает признавать наш вес и нашу силу. Все равно, пусть не воображает, что так дешево отделается. Я и не подумаю сразу же выслушивать его извинения.
Пусть почувствует, кому он нанес оскорбление и что значит наш гнев!.. Изабо, скажи ему, что ты мне доложила и что я приказала подождать.
Изабо вышла.
– Итак, я говорила вам, виконт,– продолжала герцогиня, гнев которой несколько поутих,– что ваша затея– дело нешуточное и я не могу обещать вам помощи – ведь, в конце концов, это злодеяние или убийство из-за угла.
– Оскорбление всем бросилось в глаза, – отважился вставить прево.
– Извинение, надеюсь, тоже всем бросится в глаза, мессер. Человек, внушающий всем страх, гордец, не повиновавшийся владыкам мира, ждет там, у меня в передней, когда я сменю гнев на милость, и два часа, проведенные в чистилище, право же, искупят его дерзость. Нельзя, однако, быть безжалостным! Простите его, как прощу его и я через два часа. Неужели же мое влияние на вас менее сильно, чем влияние короля на меня?
– Соблаговолите же, сударыня, позволить нам удалиться,– сказал прево, отвешивая поклон,ибо мне не хотелось бы давать своей истинной повелительнице обещание, которое я не сдержу.
– Позволить вам удалиться? О нет! – воскликнула герцогиня, которая горела желанием удержать свидетелей своего торжества. – Я хочу, господин прево, чтобы вы видели, как унижен ваш враг, чтобы таким образом мы оба были отомщены заодно. Я дарю вам и виконту эти два часа. Не благодарите… Говорят, что вы выдаете дочь за графа д'Орбека, не так ли? Право, прекрасная партия. Я сказала – «прекрасная», а должна была бы сказать – «выгодная». Присядьте же, мессер.
Знаете ли, чтобы свадьба состоялась, надобно мое согласие, а вы его еще не спросили. Но я даю это согласие. Д'Орбек мне так же предан, как и вы. Надеюсь, мы увидим вашу прелестную дочку, насладимся ее обществом. И ваш зять будет, разумеется, благоразумен и представит ее ко двору. Как зовут вашу дочку?
– Коломба, сударыня.
– Красивое и приятное имя. Говорят, что имена влияют на судьбу; если это так, у бедной девочки нежное сердце, и она будет страдать…
Ну, что еще случилось?
– Ничего, сударыня. Он сказал, что подождет.
– Ну что ж, превосходно! А я о нем совсем забыла… Так вот повторяю: берегите Коломбу, мессер д'Эстурвиль! Ее будущий муж, граф д'Орбек, под пару моему: его честолюбие не уступает алчности герцога д'Этамп, и ему ничего не стоит променять жену на какое-нибудь герцогство. Да и мне следует остерегаться!
Особенно если она так хороша, как говорят. Вы мне представите дочку, не правда ли, мессер?
Ведь мне надо приготовиться к защите.
