Владимир Москалев - Екатерина Медичи
— Старая коварная лиса! Она замыслила путем предательства погубить Конде!
И, пролетев по комнате будто вихрь, источая вокруг себя аромат духов, вся в развевающихся юбках, устало опустилась на оттоманку.
Камилла отбросила шитье, которым была занята, и села с нею рядом.
— А ее сынок с улыбкой одобрил этот гнусный план, хотя речь шла о жизни его собственного дяди и двоюродного брата, которых он не прочь загнать в могилу, а заодно бросить туда же и Генриха Наваррского, — добавила Диана.
— Тебе удалось узнать, что говорилось на Королевском Совете? — с удивлением спросила баронесса. — Но ведь доступ тебе туда закроют с тех пор, как твой муж потерял доверие короля.
— Мне сообщила об этом по секрету Анна Д'Эсте, которая в свою очередь узнала новость от своего мужа.
— Значит, они хотят заманить Конде в ловушку? Но каким образом?
— Путем обмана. Они выманят адмирала из Ла Рошели, где он поджидает английские корабли, и навяжут ему сражение. Тем временем в лагерь Конде, который сейчас в Периге, явится посланец от адмирала и сообщит принцу, что Колиньи просит помощи. Конде бросится на подмогу, но на пути из Периге в Коньяк и Ангулем, по обеим сторонам этих двух дорог, его будут поджидать две тысячи всадников во главе с герцогом Немуром: по пятьсот с каждой стороны.
— Откуда стало известно, что адмирал находится в Ла Рошели?
— Через шпионов Екатерины Медичи. Один из них служит у адмирала, его имя Доминик Д'Альб.
— Но почему Конде оказался в Периге?
— Он отправился с небольшими силами на встречу с южными протестантскими вождями и их войсками. Об этом тут же стало известно королю.
— Каким образом?
— Все от тех же шпионов.
— Но ведь у Конде тоже большое войско, откуда такая уверенность, что его удастся захватить?
— В том-то и дело, что у него всего триста всадников, остальные — новобранцы числом около пятисот человек, почти все пешие. Бросившись на помощь адмиралу, Конде конечно же не возьмет их с собой. Сведенья точны, к сожалению.
— Значит, мнимый посланец адмирала — тоже шпион?
— Да, и притом один из близких людей Колиньи, человек, которому Конде поверит безоговорочно. Его зовут Ламевиль.
— И все-таки я чего-то не пойму. Колиньи остался в Ла Рошели, верно? Тогда чего ради он выйдет оттуда?
— Ему наверняка сообщат, что Анжу получил подкрепление и собирается выступить на Коньяк и дальше. Боясь навлечь беду на Конде, адмирал сам направится навстречу полкам короля, дабы воспрепятствовать их дальнейшему продвижению на юг. Ну, теперь тебе понятно?
— Бедный принц… Выходит, он в смертельной опасности. — Камилла встала и принялась шагать по комнате, ломая в руках веер.
Внезапно она остановилась.
— Необходимо предупредить его, Диана. Мы должны помешать исполнению гнусного намерения короля.
— Берегись, Камилла, нас с тобой заподозрят в пособничестве еретикам.
— Мы собираемся помочь гонимым, к тому же нашим соотечественникам. Мадам Екатерина желает, похоже, истребить цвет французской нации и заменить ее своими фаворитами-итальянцами.
— Я бы сама отправилась в лагерь Конде, потому что вполне согласна с тобой, — воскликнула Диана, — но… Но и не только поэтому, — добавила она мгновение спустя. — Есть еще причина. Семейство Монморанси нынче не у дел, нас перестали приглашать на Королевские Советы, нам не доверяют, утаивают от нас какие-то свои планы, опасаясь, видимо, что мы являемся пособниками гугенотов… Я восстаю против такой несправедливости, я полна негодования при мысли о ложной религиозной ориентации семейства Монморанси, которая засела в мозгах у мадам Екатерины и моего братца. Мое согласие с тобой, Камилла, — это протест, своего рода бунт против королевской власти… Однако мой отъезд вызовет подозрения и прежде всего у той же Анны Д'Эсте, которая непременно доложит об этом своему мужу, ведь новости сообщила мне она.
— О тебе и речи идти не может, Диана. Но можешь ли ты послать кого-нибудь из своих гвардейцев, ведь среди них есть гугеноты?
— К сожалению, нет. Стража не выпускает из ворот никого без письменного приказа короля или кардинала: город на военном положении.
Камилла задумалась. Веер в ее руках окончательно разлетелся на куски. Она бросила остатки его на пол, подбежала к подруге и схватила ее за руки.
— Но если нельзя выйти мужчине, то, наверное, ничто не помешает выйти женщине?
Диана растерянно смотрела на нее, хлопая длинными ресницами своих прекрасных глаз.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Роль спасителя Конде сыграем мы, вернее, я одна, поскольку ты останешься в Париже. Ах, как же благодарен будет мне мой Франсуа! Этим я верну ему свой долг.
— В своем ли ты уме, Камилла! Ты хочешь пробраться в лагерь Конде и предупредить его об опасности?
— Вот именно, моя дорогая!
— Это очень рискованно. Ведь если тебя схватят, то тебе уже не удастся вырваться живой из их лап, и ты погибнешь!
— Лучше погибнуть, чем знать обо всем этом и сидеть, сложа руки. Выслушай меня, Диана. Ты первая, кому я изолью свою душу, и, быть может, последняя… Я возненавидела католицизм. Мне противны гнусные рожи церковников, мне претят их лицемерие, ложь и фальшь. Я разуверилась в догматах католицизма, меня тошнит от того, что мне приходится слушать мессу. Я побывала в грязных лапах этих изуверов-палачей, называющих себя защитниками христианской веры и блюстителями законов Божьих, которые они попирают и извращают по собственному усмотрению. Я перестаю быть католичкой, Диана, а раз так, то я становлюсь протестанткой. Это мой протест против этих фанатиков, обманщиков и лжецов, трусливых и продажных приспешников сатаны с римским папой во главе. Их карманы набиты деньгами обманутого и запуганного ими народа, их руки по локоть в крови невинных жертв. Лучшие умы, которые восстают против поповского мракобесия, они сжигают за это на кострах. Поэтому я буду с ними, с теми, кому сейчас тяжело, кто бесправен и гоним по воле Ватикана, кто восстает против инквизиторов, прикрывающих свои преступления и кровавые злодеяния учением Христа и называющих себя при этом истинными сынами единственно правильной римско-апостольской веры. Я буду с теми, Диана, против кого выступило войско короля!
Диана горячо обняла подругу:
— Хорошо, что этого никто не слышал, Камилла, нас тут же объявили бы еретичками. Но какая ты у меня все же храбрая и великодушная! Ах, и зачем только я тебе об этом рассказала…
— Не бойся за меня, Диана, я буду осторожна. Но если даже со мной что-то и случится, знай, я перенесу любые пытки, но не выдам ни тебя, ни нашей тайны.
И все же Диана не могла согласиться с подругой. Сердце подсказывало ей, что это может привести к печальным последствиям. Она продолжала отговаривать Камиллу и привела еще один довод, почему это путешествие казалось ей невозможным:
— На твой след могут напасть агенты инквизиции, после убийства Барреса они ищут тебя по всему Парижу.
— Мы доедем с тобой в твоей карете до заставы Сен-Жак и там расстанемся. Вряд ли кто посмеет остановить королевскую карету, а если это и случится, то тот, кто заглянет внутрь, увидит там герцогиню Ангулемскую, дочь покойного короля Генриха Валуа, и ее слугу, чернокожего мавра.
Диана внезапно рассмеялась: ее привел в восторг дерзкий план подруги.
Но Диана все еще опасалась за благополучный исход дела и сказала, что не отпустит Камиллу одну в такое опасное путешествие по дорогам Франции, кишащим разбойниками и воинственно настроенными католиками и гугенотами.
Они долго еще обсуждали предстоящее мероприятие и, наконец, пришли к обоюдному согласию, решив, что доедут до Фонтенбло, а оттуда повернут к замку герцогини Д'Этамп. Герцогиня, ныне ревностная протестантка, едва узнает о цели поездки, даст Камилле свой личный экипаж и человек двадцать охраны. Католики, увидя на дороге карету в сопровождении двадцати всадников, не заподозрят, что в карете с гербом могут быть гугеноты, а те, вздумав напасть, тотчас поймут свою ошибку, да еще и предложат помощь любовнице Конде (такую роль отвели для Камиллы). Разбойники просто не осмелятся нападать на отряд из двадцати вооруженных до зубов всадников. Что касается Дианы, то она вернется в Париж с тем же числом сопровождающих ее людей, не вызвав никаких подозрений.
Теперь, когда все детали были уточнены, обе подруги с удвоенной энергией принялись претворять в жизнь задуманный ими план.
Рано утром следующего дня карета с королевским гербом в сопровождении десяти верховых во главе с Бетизаком выехала из ворот дворца Монморанси. Миновав оба моста, связывающие Сите с Городом и Университетом, она загромыхала по улице Сен-Жак и через некоторое время остановилась близ церкви Сент-Этьен-де-Гре. Из нее вышла женщина вместе со своим слугой-мавром. В сопровождении четырех гвардейцев из своей охраны она направилась в сторону аббатства Святой Женевьевы.
