Бонкимчондро Чоттопаддхай - Радж Сингх
— Сахеб! — сказал Маниклал, желая предостеречь его, — я не надеюсь на то, что падишах действительно вас простит, если вы к нему вернетесь.
— Это не имеет значения, — ответил Мубарак.
На следующее утро Маниклал попросил у Нирмал ее голубя, привязал письма к его лапке и выпустил его на волю. Голубь тотчас же взвился в небо. Ему было трудно набрать высоту из-за груза, который он нес. Но он собрался с силами и полетел с письмами туда, где Аурангзеб пристально всматривался в небо.
Глава десятая
Когда огонь потух. Удипури обратилась в пепел
Ответ Аурангзеба не заставил себя ждать. Падишах принял все условия Радж Сингха. Только в одном он не хотел уступать, падишах потребовал, чтобы ему вернули Чанчал-кумари. Радж Сингх ответил ему, что скорее он погубит Аурангзеба вместе с его войсками в этом ущелье, чем согласится на это. Аурангзебу пришлось проститься с надеждой на возвращение Чанчал-кумари. Согласившись заключить договор, он приказал писцу составить текст, приложил свою печать и собственноручно подписал: «Утверждаю». В отдельном письме о Зеб-ун-нисе и Мубараке он согласился простить их, но выдвинул условие, чтобы об их браке никто не знал. Он согласился позаботиться и о том, чтобы жена не была лишена общества мужа.
Получив договор, Радж Сингх приказал освободить могольскую армию. С помощью слонов раджпуты растащили завалы. Моголам неоткуда было взять продовольствие, поэтому Радж Сингх послал им в дар большое количество съестных припасов, навьюченных на слонов. Затем он послал приказ в Удайпур о том, чтобы Удипури, Зеб-ун-нису и Мубарака отослали к падишаху. Нирмал шепотом спросила Чанчал-кумари:
— Разве Удипури тебе прислуживала? Вы не исполнили то, о чем я вас просила, когда приезжала в Дели, — обратилась она затем к Удипури.
— Я разрежу твой язык на куски, — ответила ей Удипури. — Разве в ваших силах заставить меня набивать вам трубку? Разве людишки вроде вас могут удерживать жену падишаха? Ну как, пришлось все-таки дать мне свободу? Но я отомщу вам за оскорбления. От Удайпура не останется камня на камне.
— Я слышала, что махарана отпускает вас по своей доброте, — твердо сказала Чанчал-кумари. — Но вы не имеете никакого представления о благодарности. Вы останетесь здесь. Ступайте в помещение для служанок и приготовьте мне кальян.
— Что вы, махарани! — вступилась Зеб-ун-ниса. — Как вы можете быть столь жестокой?
— Вы можете ехать, вас никто не станет задерживать. А ее я пока не отпускаю.
Зеб-ун-ниса долго упрашивала Чанчал-кумари. В конце концов Удипури утратила все свое высокомерие. Но Чанчал-кумари была неумолима.
— Набей для меня трубку, и тогда можешь уезжать, — повторила она Удипури.
— Я не умею.
— Служанки научат, — ответила Чанчал-кумари. Удипури пришлось покориться. Служанки показали ей, как набивают трубку, и Удипури приготовила кальян для Чанчал-кумари.
Тогда Чанчал-кумари с поклоном отпустила обеих женщин.
— Расскажите падишаху обо всем, что здесь произошло, — сказала она на прощание. — Напомните падишаху о том, что я разбила ему нос, наступив ногой на его портрет. Скажите ему, что если он еще когда-нибудь пожелает оскорбить индусскую девушку, я уже не удовлетворюсь портретом.
Удипури удалилась. Глаза ее были полны слез, как летняя туча, насыщенная влагой.
Получив жену, дочь и съестные припасы, Аурангзеб, поджав хвост, как побитый пес, удрал от Радж Сингха.
Глава одиннадцатая
Ласточка страдает от жажды из-за пожара
Отпустив жену и дочь падишаха, Чанчал-кумари впала в уныние. Моголы потерпели поражение, жена падишаха ей прислуживала — почему же махарана ничего ей не говорит? Увидев у нее в глазах слезы, Нирмал подошла к ней и села рядом. Она понимала, что у нее на сердце.
— Почему бы тебе не напомнить махаране? — спросила она.
— Ты с ума сошла! — воскликнула Чанчал-кумари. — Разве может женщина напоминать о таких вещах?
— Тогда почему бы тебе не написать отцу, в Рупнагар, чтобы он приехал?
— Как я могу снова писать ему после такого ответа?
— Разве можно обижаться и гневаться на отца?
— Это не гнев и не обида. Но стоит мне вспомнить о том, что мое письмо навлекло на меня отцовское проклятье, как у меня начинает трепетать сердце. Разве я осмелюсь снова написать ему?
— Тогда ты писала о замужестве.
— А теперь о чем я стану писать?
— Если махарана ничего тебе не говорит, то мне кажется, тебе лучше всего уехать к отцу. Аурангзеб туда больше не сунется. Поэтому я и советовала тебе написать письмо. Есть ли у тебя иной выход, кроме возвращения в отчий дом?
Чанчал-кумари хотела было что-то сказать, но промолчала и разрыдалась. Нирмал растерялась.
Вытерев слезы, Чанчал-кумари виновато улыбнулась. Нирмал тоже улыбнулась.
— Я не терялась перед делийским падишахом, — сказала Нирмал, — а перед тобой смутилась. Делийскому падишаху, должно быть, очень стыдно. Имли-бегум тоже есть чего стыдиться. Ну-ка, давай посмотрим, как умеет писать Имли-бегум. Возьми перо и чернила — я буду диктовать.
— Кому писать, матери или отцу? — спросила Чанчал-кумари.
— Отцу.
После того как Чанчал-кумари написала обращение, Нирмал начала диктовать:
— Потерпев поражение от махараны…
Написав первые два слова, Чанчал-кумари сказала:
— Я не стану писать «от махараны», напишу от «раджпутов».
— Как тебе угодно, — усмехнулась Нирмал. Чанчал-кумари продолжала писать под ее диктовку.
Падишах изгнан из пределов Раджпутаны. Теперь он уже не может угрожать нам. Каковы теперь будут ваши приказания своей дочери? Я покоряюсь вашей воле… Махаране я не подвластна, — продолжала диктовать Нирмал.
— Поди прочь, грешница, — вспыхнула Чанчал-кумари. Она не стала писать последние слова.
— Тогда напиши:…и больше никому не подвластна, — предложила Нирмал.
Чанчал-кумари неохотно последовала ее совету. Когда письмо было написано, Нирмал сказала:
— Теперь нужно отправить его в Рупнагар. Чанчал-кумари отослала письмо.
В ответ повелитель Рупнагара написал:
«Я направляюсь в Удайпур с двумя тысячами всадников. Скажи махаране, чтобы он открыл путь».
Чанчал-кумари и Нирмал никак не могли понять, что означает этот странный ответ, и в конце концов решили, что поскольку в письме говорится о войске, то надо поставить в известность махарану. Нирмал послала гонца к Маниклалу.
Махарана находился в таком же затруднительном положении. Он не забыл о Чанчал-кумари и написал письмо Викрам Соланки. Письмо касалось его женитьбы на Чанчал-кумари. Махарана напомнил, что Викрам Сингх проклял свою дочь. Напомнил он и о его обещании. «Каковы ваши намерения в настоящее время?» — спрашивал Радж Сингх.
В ответ Викрам Сингх написал: «Направляюсь к вам с двумя тысячами всадников».
Радж Сингх так же, как Чанчал-кумари, не мог разгадать этой загадки. «Что может мне сделать Викрам Сингх с двумя тысячами всадников? — подумал он. — Я настороже». Радж Сингх приказал пропустить Викрам Сингха, когда он появится.
Глава двенадцатая
Снова вспыхнул огонь
Вернувшись на берега Удайсагара, Аурангзеб разбил лагерь и провел там ночь. Люди и вьючные животные ожили, утолив голод. Из солдатских палаток доносились песни, рассказы, шутки.
— Ну и пришлось же нам попоститься! Это оттого, что мы попали в страну индусов, — сказал один могол.
— Хорошо, что хоть живы остались, — заметила одна женщина, — а мы-то думали, вам — конец, да заодно с вами тоже хотели было поститься.
Какая-то певица развлекала песнями нескольких роскошно одетых моголов. Вдруг она стала сбиваться с ритма.
— Что случилось, биби-джан{93}? Почему ты сбилась с ритма? — воскликнули слушатели.
— Я так уверилась в вашей храбрости, — пошутила певица, — что больше не осмеливаюсь оставаться в стране индусов. Я решила уехать в Ориссу, вот я и учусь петь на орисский лад.
Кто-то выразил огорчение по поводу похищения Удипури. Какой-то льстец сравнил индусских воинов с Раваной{94}, похитившим Ситу. Другой ответил ему:
— Падишах привел с собой столько обезьян. Почему же они не освободили Ситу?
— Мы солдаты, а не дровосеки, — заявил один воин. — Искусство рубить деревья — это не для нас. Потому-то мы и потерпели поражение.
— Вам знакомо только искусство жать рис, где уж вам справиться с деревьями?
Так шутили между собой могольские воины.
Тем временем падишах, войдя в свой походный гарем, увидел стоявшую перед ним в смиренной позе Зеб-ун-нису.
— Я понимаю, — сказал ей падишах, — что ты сделала это не по своей воле. Поэтому я тебя прощаю. Но будь осторожна! Пусть никто не знает о вашем браке.
