Бонкимчондро Чоттопаддхай - Радж Сингх
— Чей? — отозвался голос;
— Разве есть голос у того, кто отправился в загробный мир? — воскликнула Зеб-ун-ниса. — Разве он не одна только тень? Как ты можешь приходить из рая и уходить обратно, Мубарак? Вчера ты показался мне, сегодня я услышала твой голос. Ты умер или жив? Может быть, Асируддин мне солгал? Но жив ты или мертв, не можешь ли ты на мгновение присесть на мое ложе? Если ты только призрак, я тебя не боюсь. Присядь.
— Зачем? — спросил голос.
— Я тебе скажу что-то, — грустно ответила Зеб-ун-ниса. — Скажу то, чего никогда не говорила.
Читателю можно-не объяснять, что это был Мубарак во плоти и крови. Он присел на ложе возле Зеб-ун-нисы. Рука его прикоснулась к руке Зеб-ун-нисы. Все тело ее охватило блаженство и восторг, по щекам ее заструились слезы, подобные жемчужинам. Зеб-ун-ниса нежно сжала руку Мубарака.
— Ты не призрак, ты мой любимый. Что бы ты мне ни говорил, твои слова меня не обманут. Я твоя, и я не упущу тебя снова.
Внезапно Зеб-ун-ниса поднялась с ложа и упала к ногам Мубарака.
— Прости меня! — воскликнула она. — Гордость богатством свела меня с ума. Сегодня я поклялась с ним расстаться. Если ты простишь меня, я больше не вернусь в Дели. Скажи — ты жив?
— Я жив, — сказал Мубарак с тяжелым вздохом. — Один раджпут вытащил меня из могилы и вернул к жизни. Вместе с ним я приехал сюда.
Зеб-ун-ниса все еще обнимала его ноги, орошая их слезами. Мубарак взял ее за руки, чтобы поднять с пола, но Зеб-ун-ниса не поднялась.
— Пожалей меня, прости меня, — молила она.
— Я простил тебя, — сказал Мубарак. — Я не пришел бы к тебе, если бы не простил.
— Если ты пришел, если ты простил, тогда не отвергай меня. Если хочешь, брось меня к змеям, а не хочешь, я сделаю все, что ты скажешь. Не покидай меня. Клянусь тебе, что больше не вернусь в Дели и не пойду в гарем падишаха Аламгира. Я не хочу выйти замуж за шахского сына. Я пойду за тобой.
Мубарак обо всем забыл, забыл жгучую боль змеиного укуса, забыл о своем желании умереть, забыл Да-ДариюЗабыл лишенные даже тени искреннего чувства невыносимые речи прежней Зеб-ун-нисы. В глазах его осталась только ее неповторимая красота, в ушах его звучал ее жалобный голос, полный любви. Сердце его растаяло, когда он увидел, что высокомерие Зеб-ун-нисы обратилось в прах.
— Так ты согласна стать женой бедняка? — спросил он.
— Неужели меня ждет такое счастье? — со слезами на глазах воскликнула Зеб-ун-ниса.
Дочь падишаха больше не была принцессой, осталась только женщина.
— Тогда без страха и сомнения ступай со мной, — ответил Мубарак.
При нем было огниво и кремень. Мубарак высек огонь, зажег фонарь и вышел наружу. Зеб-ун-ниса послушно оделась. Когда она была готова, Мубарак взял ее за руку и повел за собой. Снаружи его ожидали стражницы. По знаку Мубарака они последовали за ними. По пути Мубарак объяснил Зеб-ун-нисе, что мужчине, тем более мусульманину, путь на женскую половину княжеского дворца закрыт, поэтому ему пришлось проникнуть к ней под покровом ночи. Это удалось ему только благодаря милости махарани, она послала ему в помощь своих стражниц. Им придется пройти пешком до ворот. Там их ожидает конь для Мубарака и паланкин для Зеб-ун-нисы.
В сопровождении стражниц они вышли за ворота. Мубарак сел на коня, а Зеб-ун-ниса заняла свое место в паланкине. В те времена в Удайпуре была небольшая колония мусульман, занимавшихся торговлей и ремеслами. С разрешения махараны они построили на окраине города маленькую мечеть. Мулла оказался в мечети, нашлись и свидетели. С их помощью Мубарак и Зеб-ун-ниса стали мужем и женой.
После обряда Мубарак сказал:
— Теперь я должен вернуть тебя туда, откуда взял, потому что ты все еще пленница махараны. Но я надеюсь, что скоро ты получишь свободу.
И Мубарак снова отвез Зеб-ун-нису в ее спальню.
Глава седьмая
Измученный жаждой падишах молит о воде
На следующее утро сияющая Зеб-ун-ниса сидела у Чанчал-кумари, готовая начать с ней беседу. Она была еще бледна от двух бессонных ночей — мучительные мысли иссушили ее тело. Это была уже не та Зеб-ун-ниса, которая с улыбкой любовалась в зеркале отражением своего лица, украшенного драгоценностями и цветами. Это была уже не дочь падишаха, которая считала, что она рождена только для наслаждения. Зеб-ун-ниса поняла, что дочь падишаха тоже женщина, что ее сердце — это сердце женщины. Женское сердце без любви, все равно что река без воды, все равно что высохший грязный пруд.
Зеб-ун-ниса рассталась со своим высокомерием и смиренно поведала Чанчал-кумари о всех происшествиях прошлой ночи. Чанчал-кумари обо всем было уже известно.
— Махарани! — взмолилась Зеб-ун-ниса, кончив свой рассказ. — Какая вам выгода держать меня пленницей? Я забыла, что я дочь падишаха Аламгира. Я не вернусь к нему, даже если вы сами меня отошлете. А если вернусь, то меня, должно быть, ожидает смерть. Отпустите меня, я поеду с мужем к нему на родину, в Туркестан.
— Я не могу исполнить вашу просьбу, — отвечала Чанчал-кумари. — Это сделает сам махарана. Он прислал вас ко мне, и я держу вас здесь по его приказу. Все, что с вами произошло, было сделано по просьбе Маниклала, полководца махараны. Я ему многим обязана и устроила все, как он просил. Но приказа отпустить вас я не получала и ничего обещать не могу.
— Но не можете ли вы сообщить махаране о моей просьбе? — грустно спросила Зеб-ун-ниса. — Ведь его лагерь находится не так далеко. Вчера ночью я видела в горах его огни.;
— В горах все кажется ближе, чем на самом деле, — ответила Чанчал-кумари. — Мы это знаем, потому что живем в горной стране. Вы бывали в Кашмире, и эта особенность горных мест, наверное, сохранилась у вас в памяти. Но можно будет послать гонца к махаране, хотя я и не надеюсь получить его согласие. Если бы маленькое войско Удайпура было в состоянии в открытом бою разгромить армию могольской империи, или если бы перемирие с падишахом сделалось совершенно невозможным, то он, конечно, мог бы разрешить вам уехать с мужем. Но поскольку со дня на день придется заключить мир, он должен будет отослать вас к падишаху.
— Это будет означать, что вы пошлете меня на верную смерть. Если падишах узнает о моем замужестве, он прикажет меня отравить. О моем муже нечего и говорить. Он никогда уже не сможет вернуться в Дели. Там его ждет неминуемая смерть.
— Возможно, что-нибудь удастся сделать, чтобы избежать несчастья, — сказала Чанчал-кумари.
Их беседа была прервана появлением Нирмал, которая была чем-то озабочена. Она поклонилась Чанчал-кумари и обменялась приветствием с Зеб-ун-нисой.
— Что случилось, Нирмал? — спросила Чанчал-кумари.
— Есть важные новости.
Зеб-ун-ниса поднялась.
— Должно быть, вести с войны? — спросила Чанчал-кумари.
— Вы угадали, — ответила Нирмал.
— Я уже слышала, что крыса вошла в крысоловку, — сказала Чанчал-кумари. — Махарана запер выход. Теперь крысе остается только подохнуть.
— Есть еще одна новость. Крысу мучит голод. Сегодня вернулся мой голубь. Его выпустил падишах — к лапке голубя привязана записка.
— Ты прочитала ее?
— Прочитала.
— Кому она адресована?
— Имли-бегум.
— Что он пишет?
Достав записку, Нирмал прочитала из нее несколько строк: «Ни к одному человеку я не относился с такой нежностью, как к тебе. Ты тоже ко мне привязалась. Сейчас повелитель мира попал в беду — ты, возможно, уже слышала об этом. Я умираю с голода. Делийский падишах молит о куске хлеба. Можешь ли ты мне помочь? Если можешь, помоги. Я никогда этого не забуду».
— Как же ты поможешь ему? — спросила Чанчал-кумари.
— Этого я еще не знаю. Если мне ничего не удастся сделать, пошлю еды для него и Джодпури.
— Каким образом? Туда не пробраться человеку.
— Этого я пока тоже не знаю. Разреши мне отправиться в лагерь. Там я посмотрю, нельзя ли что-нибудь сделать.
Чанчал-кумари согласилась. Взобравшись на слона, Нирмал в сопровождении своих телохранителей отправилась на свидание с мужем. Сразу же по приезде она встретилась с Маниклалом.
— Ты приехала воевать? — спросил ее муж.
— С кем воевать? Разве ты достойный меня противник?
— Куда мне, — усмехнулся Маниклал. — А падишах Аламгир?
— Я его Имли-бегум. Как я могу с ним воевать? Я приехала, чтобы спасти его. Слушай внимательно, что я тебе прикажу.
Мы не знаем, о чем говорили Нирмал и Маниклал. Знаем только, что разговор у них был долгий.
Маниклал отправил Нирмал обратно в Удайпур, а сам пошел в палатку махараны.
Глава восьмая
Совет погасить пожар
Получив аудиенцию у Радж Сингха, Маниклал совершил пронам и обратился к своему повелителю:
— Я был бы очень благодарен, если бы махарадж отправил своего слугу в какое-нибудь другое место.