Александр Волков - Скитания
И тут Бруно показалось, что лицо чернобородого атамана ему знакомо. Он мучительно вспоминал, где ему доводилось видеть этого человека. Много миль ехал он в молчании и вдруг закричал:
– Это он!
– О ком ты? – спросил удивленный Алессо.
– Да об этом услужливом чернобородом бандите. Я все думал, кто часто расправлял усы вот таким же манером, и сейчас ясно вспомнил: это тот безногий, что сидел на церковной паперти неподалеку от пансиона дяди и просил милостыню. Но как он изменился с тех пор!
– Что же, ноги у него выросли по заступничеству святых? – иронически спросил Ронка.
– Они всегда у него были, но он скрывал их. Да, да, конечно, это он. Его хорошо знал мой друг Луиджи Веньеро, и он даже говорил, что его звали Андреа. Впрочем, бандит с тех пор десять раз мог переменить имя…
Теперь с тревогой заговорил Алессо:
– А ведь и я видел чернобородого, да еще в чьем обществе! Он выходил из нашего собора после воскресной мессы и вот так же разглаживал усы, а рядом с ним был Ромеро. И они дружески разговаривали!
Путникам все стало ясно. Не римских разбойников натравил на них мессер Порчелли, он послал по следам монахов неаполитанцев, и те защитили путников, чтобы дать им возможность невредимо добраться до Флоренции и получить церковное золото. Вот тогда-то бандит Андреа и начнет по-настоящему охотиться за ними!
– Что же теперь делать? Вернуться? – спросил Алессо.
– Нет! Для нас это невозможно! – сурово молвил Джордано. – Мы едем вперед!
Гонцы миновали Рим стороной. Остерегаясь новых опасных встреч, монахи сокращали дневные переходы, выезжали поздно, на ночлег останавливались рано.
Благодаря таким мерам предосторожности путь от Рима прошел без приключений, и на одиннадцатый день после выезда из Неаполя монахи увидели Флоренцию. Бруно вздохнул с облегчением, хотя и сознавал, что выполнена неизмеримо более легкая часть поручения аббата Паскуа.
Глава десятая
Флоренция
Солнце склонялось к закату, когда путешественники въехали в город через ворота Сан-Пьетро Гаттолини. Никто не обратил внимания на двух оборванных монахов: тысячи таких скитались по дорогам и городам Италии. Джордано и Алессо не стали расспрашивать о дороге; пользуясь приметами, данными синьорой Вастой, они добрались до улицы Виа Нуова, где жил купец Бассо Беллини.
Виа Нуова оказалась настолько узкой, что два мула не могли пройти по ней рядом, и монахам пришлось ехать гуськом.
Высокий сгорбленный сер Бассо с длинной седой бородой, одетый в малиновый бархатный камзол, отороченный у воротника и обшлагов собольим мехом, с золотой цепью на шее, вышел встретить незнакомых монахов на крыльцо. Как видно, торговые дела Беллини, пришедшие было в упадок, теперь поправились.
Расспросив, кто такие приезжие, сер Бассо и его старушка жена приняли племянника синьоры Васты с подкупающей сердечностью, хотя их несколько удивила драная ряса Джордано. Его другу также был оказан надлежащий прием.
Единственная дочь Бассо была замужем за молодым художником, проживавшим неподалеку. Сер Бассо немедленно послал за зятем и дочерью. Когда все собрались за праздничным столом, вечер прошел в расспросах о житье-бытье неаполитанских родственников. Из осторожности Джордано ничего не говорил о цели своего приезда. Речь об этом зашла после того, как Беллини и доминиканцы остались наедине.
– Ну, а теперь рассказывайте, отцы, зачем вы приехали, – спросил сер Бассо.
Узнав, что Джордано явился получить долг с аббата Эугенио Бальони, старый купец встал и торжественно сказал:
– Мессер Эугенио Бальони скончался две недели назад, да упокоит Господь его душу!
Он осенил себя крестным знамением, и монахи последовали его примеру.
Джордано побледнел. Положение крайне осложнилось. Бальони, друг детства Паскуа, человек безусловно честный, сразу выплатил бы долг, но как поступит его преемник? Угадав мысли Бруно, купец сказал:
– Новый настоятель церкви Санта-Репарата, мессер Бонавере да Фано, не из тех, кто легко расстается с золотом.
– Но у нас же реликвия! – воскликнул Алессо.
– Боже вас упаси даже и заикнуться об этом! Если только мессеру да Фано станет известно, что вы привезли святыню с собой, у вас ее отберут, да хорошо еще, если не обвинят в ее похищении и не сожгут, как святотатцев!
– Но это подлость! – Алессо Ронка в гневе стукнул по изящному золоченому столику кулаком, и тонкая крышка разлетелась на куски.
Монах с таким комическим ужасом смотрел на испорченную вещь, что хозяин рассмеялся.
– Успокойтесь, дорогой гость! Эту беду поправит столяр, а ваша задача похитрее. Но сестра Васта просит помочь вам, и я сделаю все, что в моих силах. А теперь спать, спать, друзья мои!
Утром сер Бассо заставил Джордано написать от имени аббата Паскуа письмо на имя флорентийского епископа. В этом письме сообщалось, что святыня Флоренции – ноготь святой Репараты – находится в монастыре Сан-Доминико Маджоре, как залог за три тысячи цукатов, взятые в долг настоятелем церкви Санта-Репарата. Аббат Паскуа просил его преосвященство заставить мессера да Фано уплатить долг. В противном случае флорентийская реликвия будет передана святейшему престолу, который берет выплату денег на себя…
Джордано признал, что письмо составлено искусно. Оно играло на самолюбии высшего флорентийского духовенства и аристократии. Святыня, так ими чтимая, может достаться Риму, который и без того владеет множеством реликвий.
Епископ разгневался, узнав, что Флоренции грозит невозвратимая утрата. Он тотчас вызвал настоятеля церкви Санта-Репарата и поставил перед ним вопрос так: или немедленная уплата долга, или отрешение от должности и даже снятие сана.
– Я готов уплатить, монсеньер, – ответил дон Бонавере, – но кто поручится за то, что, отдав долг, мы получим реликвию? А может быть, мессер Паскуа уже продал ее святейшему отцу и хочет получить вторые деньги?
– Мы предлагаем поручительство святого Доминико! – гордо воскликнул Ронка.
– Этого маловато, сын мой! – улыбнулся епископ.
– Поручительства святого Доминико мало? – вспылил Алессо.
– Тише, тише, отцы! – вмешался сер Бассо. – Кал вам, вероятно, известно, монсеньер, я – один из консулов цеха[149] суконщиков, и вот что я предлагаю. Мессер да Фано возвращает деньги. Мы, суконщики, задерживаем здесь, в нашем городе, отцов доминиканцев до тех пор, пока они не вытребуют из Неаполя святыню. И только тогда, когда реликвия будет прислана мессером Паскуа, признана подлинной и получена настоятелем церкви Санта-Репарата, мы пожелаем посланцам монастыря Сан-Доминико Маджоре счастливого пути.
– А если все же реликвия не будет прислана?
– Цех возвратит вам церковные дукаты.
– И вы дадите обязательство, сер Бассо?
– Дам.
– Fiat![150] – воскликнул дон Бонавере.
В дом суконщика монахи вернулись с мешочком золота, который нес Алессо. А на следующий день доминиканцы в сопровождении Бассо Беллини снова появились во дворце епископа. Тот вышел к назойливым посетителям с некоторым неудовольствием:
– Что вам угодно, дети мои?
Бруно с низким поклоном ответил:
– Святой Доминико, в поручительстве которого вы сомневались, монсеньер, совершил чудо: по нашей горячей молитве он в одну ночь перенес нетленную реликвию святой Репараты из Неаполя во Флоренцию.
– В самом деле, сын мой? – недоверчиво спросил епископ.
Молодой монах протянул ладонь, и в луче солнца, проходившем сквозь цветное стекло окна, блеснула ярким зеленым лучом грань алмаза.
– Господь по просьбам своих святых совершает еще и не такие чудеса, – наставительно заметил епископ.
Он прекрасно понял хитрость монахов, но ему ли, представителю Бога на земле, оспаривать «чудо»?
Епископ вызвал дона Бонавере да Фано, подлинность святыни была установлена, реликвия вручена настоятелю, стороны обменялись расписками, и, казалось, дело покончилось раз и навсегда. Но мессер да Фано пригласил Джордано к себе в церковь для секретного разговора.
Предчувствуя возможность подвоха, Бруно шепнул Алессо, как тому вести себя, если он, Джордано, не вернется. Ноланец зашагал за настоятелем по площади Сан-Джованни, где стояла церковь Санта-Репарата, а Ронка издали следовал за другом. Проводив гостя в скарбницу, аббат усадил его в мягкое кресло, сам сел напротив.
– Как христианин, я верю в чудо святого Доминико, – начал разговор дон Бонавере, – а как человек, восхищаюсь вашим умением вести дела, брат Джордано. И вот что я вам предлагаю: переходите служить в мою церковь.
Бруно приподнялся от удивления.
– Сидите, сидите, дорогой брат! Вы еще молоды, но я вам обещаю: через три-четыре года вы станете моим викарием![151]
Джордано скромно ответил:
– Я считаю ваше предложение, святой отец, за высокую честь, но вы понимаете, что я не имею права принять его без согласия мессера Паскуа.