Фаина Гримберг - Княжна Тараканова
– Хорошо. Помоги мне, – произнесла она сдержанно.
Он вынул заколки из ее собранных на маковке пышных кос. Она быстро, ловкими пальцами, расплетала косы. Ветерок потеребил длинные волнистые пряди. На солнце волосы казались совершенно блестящими…
Паскаль нанял для нее прекрасное жилище, большой дом с садом. Теперь у нее было несколько слуг, две камеристки. Она бывала с визитами в двух-трех семействах, ей также отдавали визиты, но фактически в ее кругу не было женщин. Жены богатых негоциантов и наезжавших в город баронов относились все же к прекрасной незнакомке настороженно. Ее немного насторожило то, что вскоре после ее приезда распространились слухи о ней как о дочери Франциска I. Ей задавали вопросы, не прямо, впрочем, а намекая, но достаточно прозрачно. Она ничего не подтверждала, но и не опровергала; упражнялась в ведении остроумной беседы, исполненной слов, ни к чему не обязывающих. Но и в такого рода беседах возможно было почерпнуть некоторые ясные сведения. Так, один из неудачливых соперников Паскаля рассказал ей, что Паскаль вынужден занимать деньги под проценты…
– Господин Лэнэ-старший отрицательно относится к знакомству Паскаля с вами!..
Сначала она хотела спросить Паскаля о его займах, но затем подумала, что не следует спрашивать. Если Паскаль занимает деньги, стало быть, на что-то рассчитывает! Но ведь она предупредила его достаточно ясно, что у нее ничего нет и ей не на что рассчитывать!..
По утрам она пила шоколад в постели, за обедом пила отличное вино. Она отправлялась к мессе в сопровождении Паскаля, накинув на волосы черное кружевное покрывало, широкое, скрывающее ее хрупкую фигурку. Она могла показаться, да и казалась религиозной молодой дамой. О ней как о дочери покойного императора Священной Римской империи знало и бордоское духовенство. Она являлась благочестивой прихожанкой ближайшей к ее дому церкви, красивого здания в готическом стиле. На исповеди она искренне признавалась, что грешит, не открывая свое истинное происхождение. И это, конечно же, была правда! Она своего истинного происхождения никому не открывала. Ей сделан был ценный подарок, достойный высокопоставленной особы: изображение Мадонны с прикрепленной частицей фаты со статуи Святой Девы Лауретанской, достоверность реликвии подтверждала бумага, подписанная епископом ассизским Серматти… Но по-настоящему она дорожила только крестиком, своим крестильным крестиком, хотя и постоянно возила с собой изображение Мадонны…
Ей казалось, что когда-то ее волосы были светлее. Они потемнели? Так ли это? Что это? Признак зрелости, за которой неминуемо последует… старость?!. Она вдруг по-детски, словно капризная девочка, сердилась на свои темные волосы, встряхивала головой, останавливала куафюра, приходившего устраивать на ее прелестной головке высокую прическу с украшениями – бантами, искусственными цветами, нитками жемчуга… Но прическу надо было завершить, потому что в Бордо она пристрастилась к итальянской опере. Театр был построен не так давно, она сидела в ложе одна, в платье из газа с атласными полосками, с отделкой на рукавах и груди, изображающей листья камелий. Прекрасно убранные волосы украшались искусственной шелковой розой. Ее лицо было чрезвычайно оживленным, свежим, юным. Вид этого лица мог напоминать о прелестном спелом округлом яблоке. Ее косые глаза придавали чудесному лицу выражение загадочности. Если бы не эта косина, лицо, пожалуй, могло бы увидеться слишком простодушным… В театре пела итальянская труппа. Нарядный Паскаль входил в сопровождении слуги, несшего поднос, на котором поставлены были два хрустальных бокала, графин с оранжадом, фарфоровое блюдо с пирожными… Но она не смотрела ни на угощение, ни на Паскаля. Звуки пения и игры на музыкальных инструментах привлекали ее более, нежели лакомства. В бордоском театре ставились по преимуществу оперы-буффа. Так она прослушала музыку Галуппи, Паизиелло и Чимарозы. Но более всего ей нравилась «Служанка-госпожа» Перголези…[37]
Ей всегда нравились превращения, где бы они ни происходили: в сказках или в том странном процессе, который обыкновенно именуется «жизнью»!..
Она жила, словно актриса, увлеченная занимательной ролью. На самом деле она вовсе не была религиозна, однако теперь ей казалось, что она религиозна. Она молилась, оставаясь в одиночестве, с таким же тщанием, как и в храме. В ее будуаре находился портрет покойного императора. В какие-то мгновения она вдруг чувствовала, что это ее отец! Но тотчас смеялась и сердито встряхивала распущенными волосами. Она ведь знала, кто ее отец и, в сущности, любила его!..
Жизнь в довольстве ясно выявила в ее натуре страстную любовь к музыке. Она играла на арфе и на клавесине; хотела учиться пению, но ее голос оказался не настолько силен. Впрочем, она владела своим голосом достаточно, для того чтобы исполнять в гостиной несложные арии.
Она могла часами предаваться верховой езде, но предпочитала скрывать свое умение владеть оружием. Однажды она видела, как мужчины стреляют в цель по мишеням, и подумала, что могла бы составить этим стрелкам конкуренцию, но это вызвало бы вполне понятные подозрения. Отправляясь на верховые прогулки, она повязывала один из слуцких поясов. Этот экзотический элемент ее одежды воспринимался как в некотором роде подтверждение ее экзотического венгерского происхождения. Она рискнула сказать Паскалю, что эти пояса когда-то были присланы для нее в монастырь из Венгрии. В конце концов здесь, в Бордо, никто не отличил бы венгерское платье от польского!
Чтение также продолжало увлекать ее. Книготорговцу, имевшему в городе большой магазин, она приказала доставлять ей исправно все новинки. Юная Мадлен прочла с огромным увлечением первые тома «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел». В идеях Дидро, д'Аламбера и Руссо[38] она выделила для себя понятие свободы личности. Какое-то время она пыталась решить вопрос: нужно ли для достижения свободы отдельно взятой личности изменять общество, то есть общественное устройство в целом? Но все же ее более привлекала мысль о том, что эта самая отдельно взятая личность, то есть она сама, всегда, при любом устройстве общественной жизни, может свою жизнь устроить так, чтобы пользоваться свободой! Но окончательных ответов она не находила, и, возможно, их и не могло быть… Но Мадлен с немалым удовольствием погружалась и в чтение романов. На столике, подле широкой кровати под легким балдахином, возможно было видеть все те же: «Исповедь графа де…», «Софу», «Танзаи» и проч. Однажды она сказала Паскалю, что ее воспитанием пренебрегали, как это обычно бывает в отдаленных монастырях. Она попросила его нанять учителей и некоторое время усердно занималась изучением географии и математики, серьезно пополнив свои познания.
Она старалась не помышлять много о своем будущем и даже начала собирать книги, составляя библиотеку. В одной из комнат явился отлично сделанный на заказ книжный шкаф, напомнивший ей о классной в доме родственника ее матери. Она тотчас нахмурилась и прогнала воспоминание, совершенно ей не нужное… Томики с золотым тиснением представляли «Дон-Кихота» в переводе на французский, Фенелонова «Телемака», Монтеневы «Опыты», «Генриаду» Вольтера и «Знаменитые судебные дела» Гайо де Питанвиля. Здесь же обретались и «Галерея сильных женщин» аббата ле Моня, и «История древних и современных амазонок» аббата Гийона, и новейшие два тома «Жизни знаменитых женщин Франции»… Мадлен очень охотно показывала свои знания в составившемся вокруг нее обществе и так же охотно беседовала о прочитанных книгах с Паскалем… Но вдруг ловила себя на мысли, опять же совершенно не нужной, о том, что говорить с Михалом ей было бы лучше!..
* * *Впервые она стала принадлежать Паскалю во время прогулки в развалинах римского амфитеатра. Они приехали верхом и, привязав лошадей, довольно долго бродили, то и дело целуясь и обнимаясь. Он сказал, что желал бы сделаться ее законным супругом. Ей вовсе этого не хотелось, ей не хотелось никакого законного супруга, даже Михала! И зачем бы Михалу становиться ее законным супругом, ведь они и без того принадлежали друг другу, даже когда были разлучены и не было возможности догадаться о следующей встрече!.. Но ее нежелание супружества сейчас оказало ей услугу.
– Для заключения брака нужны ведь документы о моем происхождении, – серьезно сказала она.
Он скоро отвечал, что все это возможно будет уладить. Ей вовсе не хотелось, чтобы он пустился разузнавать о ее прошлом, то есть о прошлом дочери императора и графини Шомеги. Быть может, эта дочь никогда не существовала; и даже вернее всего, что никогда не существовала!..
– Как уладить? – спросила она. Она старалась, чтобы голос ее не звучал настороженно.
– Об этом мы поговорим, это надо обсудить, – решил Паскаль.
