Избранное - Гор Видал
Но мое чувство собственной нереальности вскоре развеялось или, скорее, сменилось чувством нереальности мира, в который я вернулся. Все изменилось. Нет, не совсем так. Как я обнаружил, канцелярия осталась той же. Во Второй палате меня принял помощник распорядителя, которого я знал, когда он еще был виночерпием в гареме. Это был сириец, любивший знать обо всем. Его часто дразнили за любовь задавать вопросы. И боялись, потому что он никогда не забывал ответы.
— Это чрезвычайно путает все планы, уважаемый царский друг. — Евнух воспользовался последним оставшимся у меня титулом. Чиновники Первой палаты не замедлили сообщить мне, что я больше не «царево око». — Разумеется, мы рады вас видеть, но… — Он не закончил.
За него закончил я:
— Я официально объявлен мертвым, и мое состояние передано в казну.
— Не в казну. То есть в очень малой степени. Большей частью владеет ваша уважаемая мать.
— Она жива?
— Более чем. Она со двором в Сардах.
— В Сардах? — Я удивился. — С каких это пор Великий Царь держит двор в Сардах?
— Вы что, ничего не слышали?
Окна Второй комнаты выходили в сад. Я заметил, что весна уже близится к концу.
— Очень мало. Я знаю, что Греческие войны продолжаются. Знаю, что Великий Царь дотла сжег Афины. — Я узнал об этом в Шравасти от агентов Эгиби. — Вот, собственно, и все.
— Здесь много чего произошло, — сказал помощник распорядителя.
Как оказалось, он выбрал очень мягкое выражение. Вскоре после моего отбытия в Китай Ксеркс попросил жрецов Бел-Мардука подарить ему кое-какие золотые предметы из их сокровищницы.
— Я не просил ничего священного, — после говорил он мне. — И все равно они мне отказали. Я вообще был слишком снисходителен и никого не казнил. Но конфисковал много золота и переплавил его на дарики, чтобы оплатить Греческие войны. А потом уехал в Сузы.
Через несколько недель после отъезда Ксеркса из Вавилона один из бесчисленных претендентов на этот трон при подстрекательстве жрецов Бел-Мардука объявил себя царем Вавилонским. Он казнил нашего друга, безобразного Зопира, а затем его самого убил соперник, который затем более года сопротивлялся персидскому войску. В конце концов Вавилон сдался зятю Ксеркса и его лучшему полководцу Мегабизу, сыну убитого сатрапа Зопира.
— Месть Великого Царя была ужасна, — сказал помощник распорядителя, благоговейно покачивая головой. — Он расплавил статую Бел-Мардука, и теперь никто никогда не сможет пожать ее руку. Потом он срыл все храмы Бел-Мардука и разогнал всех жрецов, кого не убил. Потом он срыл городские стены. Сровнял с землей зиккурат. Конфисковал земли и имущество самых видных купцов…
— В том числе и Эгиби?
— Нет. — Евнух улыбнулся. — «Эгиби и сыновья» теперь обосновались здесь, в Сузах. Потом Великий Царь разделил Вавилонию на две сатрапии и упразднил титул «царь Вавилонский». На сегодняшний день Вавилон — провинциальный город и его тысячелетняя история подошла к концу.
— И где же теперь зимует двор?
— В Персеполе.
— Но там зимой морозы.
Евнух вздохнул:
— Мы покорные рабы.
Он произнес традиционную формулу, и я тоже повторил ее. Когда я спросил, куда делись все те тонны вавилонского золота, то получил ответ, что все ушло на оплату вторжения в Грецию.
— Ушло, и ушло без следа, — сказал евнух. — Эти войны оказались разорительными!
— Но успешными. Афины разрушены.
— О да! Да!
Но энтузиазм евнуха был явно наигранным. Дальнейшие расспросы раскрыли часть истории, столь хорошо известной здесь, в Афинах, и я повторю ее, Демокрит, только чтобы ты смог представить себе, как все это выглядело с другой стороны.
Ксеркс лично командовал вторжением. Он шел по суше из Сард. С ним были три армейских корпуса из шести, или шестьдесят тысяч воинов — не шесть миллионов, или какое там еще число придумал Геродот, дабы польстить афинянам. Войско сопровождал весь флот.
Греки были в панике. Все дельфийские и афинские оракулы были единодушны: Великий Царь непобедим, и они намекали, что со стороны афинян было бы мудро отдать свой город и бежать в Италию. Позже Дельфийский оракул оговорился, что деревянные городские стены могут принести пользу. И тогда не уважаемый и не любимый народом Фемистокл решил довольно хитро истолковать слова «деревянные стены» как «деревянные корабли».
Но канцелярский евнух знал лишь придворную версию войны, которую и изложил мне.
— Ровно два года назад, в этом же месяце, Великий Царь был в Трое, где принес в жертву троянской богине тысячу быков.
Для меня это был удар. Только что я радовался, что Ксеркс, упразднив титулы царя Вавилонского и египетского фараона, упразднил и богов этих стран. Однако скорее из драматических, чем из религиозных соображений он принес роковую жертву не Мудрому Господу, а какой-то троянской богине, чье имя даже этот евнух не смог вспомнить.
— Но место жертвы было выбрано удачно, господин царский друг. Как вам лучше всех известно, Великий Царь много знает наизусть из грека Гомера. Поэтому после жертвоприношения он, стоя один среди развалин, произнес: «Я отомщу за Трою, разгромленную вторгшимися греками. Я отомщу за своего предка, царя Приама. Я отомщу за всю Азию, за все неисчислимые зверства греков. Как греки напали на Азию, чтобы вернуть свою спартанскую шлюху, так я нападу на них, чтобы смыть пятно бесчестья, лежащее на нас столько поколений. Афины будут сожжены, как некогда Троя. Афины будут сожжены, как некогда Сарды. Афины будут сожжены, и я сам поднесу факел. Я — возмездие! Я — справедливость! Я — Азия!»
Затем персидские войска пересекли Голлеспонт и вошли в Европу.
Для своего вторжения в Грецию Ксеркс придумал хитрый повод. Поскольку в мире нет грека, не гордящегося лично варварским нападением своих предков на азиатский город Трою, Великий Царь возложил на всех греков ответственность за грехи их предков. И он был искренен в этом. Ксеркс действительно верил, что рано или поздно боги — которых, конечно же, на самом деле не существует — сурово потребуют ответа за все совершенное когда-либо зло.
Поначалу война шла успешно. Флот и войско в строгом взаимодействии дошли до побережья Фессалии. По пути был убит спартанский царь Леонид со своими воинами. Через четыре месяца после своей речи в Трое Ксеркс был в Аттике. Афинский лидер