Уранотипия - Владимир Сергеевич Березин
Он понял, что конь привёл его в Сабейское царство. Перед ним лежал большой город, сплошь населённый женщинами. Он видел старых и молодых и узнавал их лица, хотя все женщины были замотаны в белые одежды. Кажется, раньше он был со всеми ими знаком, но зачем они населили эту жаркую местность, было непонятно.
Орлов медленно поднялся по ступеням дворца и прошёл в тронный зал. Перед ним сидела царица Савская, иначе называемая Балкис. Отчего-то оказалось, что у неё лицо маменьки.
– У нас мало денег, – грозно сказала царица Савская, иначе именуемая Балкис. – Ты совсем не думаешь о деньгах.
Орлов только ниже склонил голову.
– И эта жидовка… – Она плюнула этим словом гостю под ноги. – Боюсь, ты, как всегда, не внемлешь голосу разума. Tu-fais-toujours-des-bêtises.
Орлов ждал, когда это кончится. Он много видел этих наставлений и выволочек. Нужно только потерпеть и перевести немного денег. А траты царицы Савской были велики: то ограбят караван из Хадрамаута, то запоздают купцы из Сирии и Месопотамии, то сгорит винокурня и зной убьёт весь посев овса. Сом утащил кузнеца, и теперь лошади не кованы, а бабы боятся стирать в пруду.
При каждой порции упрёков он склонял голову всё ниже, но царица сочла это ложным смирением.
– Дети должны оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь; служить им на самом деле, отзываться о них с почтением и сносить родительские увещания и исправления терпеливо и без ропота, – заключила царица Савская наставительно.
Аудиенция заканчивалась. Орлов пятился, стараясь не споткнуться в зарослях ковра. Ковёр был тут по щиколотку и, как живой, хватал Орлова за ноги.
Он садился на коня, когда к нему подошла старуха с усами, как у сома:
– Молодой господин сделал ошибку, он въехал в наш Город не через те ворота.
Орлов посмотрел на неё внимательно.
– Молодой господин должен был въехать через новые ворота, а не через старые. Но это не беда, молодой господин даст мне серебряный куруш, и я замолвлю словечко сторожу.
Орлов начал рыться в карманах и понял, что все они полны ассигнациями. Он достаёт русские радужные деньги, но старуха качает головой: ей нужен только куруш. Она повторяет что-то про ворота и про то, что молодой господин найдёт на этом пути, что ищет.
Странное чувство оставил у Орлова Город царицы Савской, иначе именуемой Балкис. План его был неверным и расплывчатым, строгая геометрия была чужда ему, улицы сходились под разными углами, и никогда нельзя было пройти по ним одним и тем же путём. Границы его менялись ежеминутно, и не было в нём правил и исполненных обещаний. Это был город прошлого, и женщины в нём были для Орлова суккубами прошлого. Мария не живёт тут, она рядом, за городской стеной, но одновременно где-то далеко. Может, в его будущем. Были тут аир и алой, гранат и кедр, смоковница и кипарис, пальма и яблоня, нарцисс и лилия, струили свои запахи шафран, корица, мирра и нард, но не было в этом городе мёда Марии.
Наконец Орлов проснулся почти здоровым, только слабость напоминала о болезни.
Вокруг было всё по-прежнему: пустота и хозяин, снова требовавший прибавки. Не было только главного – женщины с запахом мёда.
Слуга Орлова снова появился в его жизни, будто человек, выступивший из-за колонны в тёмной галерее. Он принёс вычищенное платье, и было понятно, что ему не сидится на месте.
Этот вертлявый араб вдруг задумался, будто вспоминая, и сказал, что ему кое-что велели передать.
– Что? – выдохнул Орлов. – Что? – С каждым выдохом болезнь покидала его.
Слуга отвечал, что ему сказали, будто госпожа живёт в западной части Города. У ворот… ворот… Он забыл, но, верно, вспомнит, когда они туда доберутся.
И тем же вечером они спешно покинули селение, чтобы наверстать упущенное время.
XV
(мир мужчин)
Тогда Елеазар, сын Саварана, увидел, что один из слонов покрыт бронёю царскою и превосходил всех, и казалось, что на нём был царь, – и он предал себя, чтобы спасти народ свой и приобрести себе вечное имя; и смело побежал к нему в средину отряда, поражая направо и налево, и расступались от него и в ту, и в другую сторону; и подбежал он под того слона, лёг под него и убил его, и пал на него слон на землю, и он умер там.
1 Макк. 6: 43–46
Трое путешественников остановились в гостинице в Старом городе. На рассвете точно так же вопили муэдзины, жара была всё та же, а ночь оказалась гораздо холоднее. За обедом хозяин рассказал, что здесь даже бывает снег зимой, – он, хозяин, такое помнит.
Орлов не понимал, чего они ждут, Львов начинал нервничать, один Максим Никифорович отстранённо возился со своими пузырьками, как алхимик.
Никто из них не знал, что каждый день мимо них проходят два человека: один – нанятый шотландцем Макинтошем, а другой – капитаном Моруа.
Моруа не рассказал Львову конец этой истории. Он действительно любил мальчика, которого ему подарил шейх. На прощание капитан подарил своему любовнику перстень.
Но перстень увидели люди шейха и не смогли поверить, что это подарок.
Мальчика удавили в тот же день, как вора, и бросили тело среди отбросов – непогребённым.
Можно было утешаться тем, что из юного тела проросли цветы, но это было бы слишком поэтично.
На Востоке нет места такой поэзии, она живёт только в книгах.
Любовь француза не прошла, и, сколько он ни сходился с женщинами и мужчинами, он вспоминал оливковые глаза своего мальчика. И он знал, что никому не расскажет этой истории до конца.
Он знал, что теперь будет вечно блуждать по лабиринту жизни и в этом лабиринте не будет ничего, кроме минотавров. Любовь осталась в прошлом, и её не обрести вновь.
Как-то он говорил с русским шпионом о любви, и, хоть Моруа спорил с ним, русский выходил прав: если ты потерял любовь в лабиринте, то больше не обретёшь её снаружи.
И в этот момент Моруа вспоминал, как кричит раненый слон. Он видел такое в Индии.
