Государев наместник - Николай Алексеевич Полотнянко
– Отец Никифор, – сказал Неронов. – Я уже тебе доносил, святейший патриарх, что его вышиб из прихода стрелецкий капитан Вострецов и возвёл на отца Никифора поклёп, что он не радел о патриаршей вотчине.
Иосиф осмысленно посмотрел на Никифора и вопросил:
– И много чего у меня украл, поп?
Никифор от этих слов, вымолвленных с язвительным смешком, похолодел от ужаса.
– Хотя не видно, что ты крал, – продолжил патриарх, – тощ больно. Сколько на приходе был?
– Четыре года, – пролепетал Никифор.
– Срок достаточный, чтобы пошарить в моих закромах. Ладно, о чём просишь?
– Места ищу.
– А на старое не пойдёшь? – спросил Иосиф. В горле у него забулькало, и он отпил из кубка лекарственный настой.
– Не стоит его возвращать на старый приход, – подал голос Неронов. – Раздоры не утихнут, новая склока вспыхнет.
– Есть у нас что-нибудь подходящее?
– В этом году окольничий Хитрово закладывает новый град Синбирск на Волге. Видел отца Никифора, и он ему приглянулся. Просил меня передать тебе, святейший патриарх, если на то будет твоя воля, отдать отца Никифора ему на церковь во имя Святой Живоначальной Троицы в новом граде Синбирске.
– Не знаю, как и разрешить это дело, – задумчиво сказал патриарх. – Очень уж робок твой поп, Иван, как он справится? Там ведь тьма язычников, мордва, чуваши, гулящие людишки.
– Отец Никифор тих, это правда, но слово Божье исповедует истово. А твёрдость, когда надо, окольничий Хитрово выкажет. Он – воевода.
– Уговорил. Ладно. Благословляю тебя, отец Никифор, на соборную церковь в новом граде Синбирске, – решил патриарх и тут же приказал служке: – Анисим, напиши челобитную в приказ Казённого двора, чтобы выдали ему всё потребное для нового храма.
Никифор поцеловал руку патриарха, то же совершил и Неронов.
– Ступайте, – сказал патриарх. – Жду от тебя, поп, добрых вестей.
Выходя из патриаршего подворья, отец Никифор с трудом верил своему счастью. Ему казалось, что сейчас догонит его патриарший служитель и объявит, что прихода ему не дано. Иван Неронов заметил беспокойство Никифора.
– Дело твоё решено, – сказал он. – Побывай у окольничего Фёдора Ртищева и поклонись ему. Это он говорил о тебе с патриархом.
– Обязательно поклонюсь, – радостно вымолвил Никифор, окончательно уверовавший в своё счастье. – А тебе, отец Иван, я хоть сейчас поклонюсь за твою доброту.
– Будет, будет, – запротестовал Неронов, увидевший, что Никифор готов упасть перед ним на колени в уличную грязь. – Я этого недостоин. Бога благодарить надо.
Никифор последовал этому совету в Казанском соборе, где купил полурублёвую свечу и долго молился перед образом Святой Живоначальной Троицы.
Фёдор Ртищев встретил Никифора приветливо, не дал ему грохнуться наземь в благодарственном поклоне, а полуобнял его и провёл в свой кабинет.
– Я для тебя, отец Никифор, кое-что приготовил, – сказал Ртищев, беря в руки толстую и большую книгу в кожаном переплёте, серебряном окладе и с такими же застёжками. – Это мой дар первой церкви в Синбирске.
Отец Никифор принял Библию и прижал к груди. На его глазах выступили слёзы радости и благодарности.
– Это бесценный дар, господине! – с жаром произнёс он. – Век буду помнить твою милость.
– Когда ты едешь? – спросил Ртищев.
– Скоро. Ищу попутный струг в Астрахань.
– Не ищи, – сказал Ртищев. – Он уже есть. Обратись к Ивану Хитрово. Из его приказа идёт струг в Синбирск с воинскими припасами. Он о тебе знает.
– От твоих слов, милостивец, у меня камень с души свалился. Я искручинился, думая, как дойти до Синбирска.
– У меня, отец Никифор, к тебе личная просьба, – сказал Ртищев. – Доставь от меня окольничему Хитрово грамоту. Сделаешь?
– С превеликим удовольствием.
Ртищев подал ему свиток в кожаном чехле.
– Ещё одна просьба, – сказал Ртищев. – Сходи к Марии Ивановне, жене Хитрово, она для Богдана Матвеевича гостинец передать хочет.
– Всё сделаю, господине Фёдор Михайлович!
На прощание Ртищев со стеснительным видом сунул за пазуху Никифору кошелёк, в котором побрякивали деньги.
– Это тебе на дорогу, – сказал он, провожая Никифора до крыльца.
Приказ Казённого двора был тем местом в системе государственного устройства, откуда на служилых людей, включая и духовных лиц, источались царские милости. На Казённый двор ежедневно являлись священники, дьяконы, дьячки и пономари московских и городовых соборных церквей за жалованьем и сукнами на облачения. Бывалый в приказных делах дьячок Казанского собора присоветовал Никифору явиться на Казённый двор в старой рясе. Слава Богу, тот его не послушал, надел подаренную ему Нероновым рясу и прошёл в приказ до света. На Казённом дворе было уже людно, там толпились духовные лица, которые пришли в Москву из дальних мест, многие донельзя обтрёпанные, а иные в лаптях. Никифор посмотрел на это скопище и сокрушенно подумал, что обещанных денег и сукон ему не дождаться до морковкиного заговенья.
Когда развиднелось, на крыльцо приказа вышел дьяк и оглядел собравшихся. Острым взглядом среди нище одетой духовной братии он выглядел отца Никифора и подозвал к себе. Узнав его имя и звание, дьяк, не обращая внимания на вопли недовольных, привёл Никифора в комнату, взял с него поручную запись и выдал двадцать рублей. Затем кликнул ключника, и явился низкорослый человек с заспанной рожей. Дьяк что-то ему шепнул, и ключник повёл Никифора за собой в глубь избы приказа.
– Кланяйся, поп, от меня боярину Ртищеву! – крикнул вслед дьяк.
Никифор почувствовал, что рука сильного человека поддержала его и здесь.
Ключник завёл его в хранилище и заглянул в список.
– Получи на ризу сукна доброго вишнёвого семь аршин, на однорядку сукна красного пять аршин, юфтевый крой на сапоги. Шить тебе кто будет? Могу подсказать доброго портного.
– Отъезжаю на днях. Жёнка пошьет.
– Тогда вот тебе пуговицы, четырнадцать штук на однорядку.
Во дворе приказа появление отца Никифора было встречено недобрым молчанием. Держа в руках полученные сукна, он, потупив глаза, прошёл мимо людей, но не без ущерба: кто-то больно ткнул его под ребро и наступил на ногу. Однако это было сущей безделицей по сравнению с тем богатством, которое на него свалилось.
Придя к себе в жилище, отец Никифор разложил сукна на лавке и долго любовался игрой света и теней на вишнёвом и красном поле. Он думал, стоит ли ему шить однорядку, и, в конце концов, решил, что красное сукно он отдаст на верхнюю одежду своей Марфиньке, а ему будет и рясы достаточно, а для тепла на себя всегда можно будет накинуть овчинную шубу.
Отец Никифор побывал в Разрядном приказе у стольника Ивана Хитрово.
– Годи, поп, я тебя кликну, – сказал тот, занятый делами.
Никифор вышел на площадь, огляделся
