Русские качели: из огня да в полымя - Николай Васильевич Сенчев
Для участия в этой конференции из Москвы приехала секретарь ВЦСПС Александра Павловна Бирюкова. Разумеется, по протоколу её должен был сопровождать во время пребывания сам Колбин. После завершения конференции я поинтересовался у Бирюковой, как она оценивает работу ульяновских профсоюзов. Геннадий Васильевич, находившийся рядом, мгновенно включился в наш разговор и, воздав должное высоким достоинствам секретаря ВЦСПС, порекомендовал мне особо подчеркнуть в газетном материале её выдающуюся роль в современном мировом профсоюзном движении.
Меня, честно говоря, это здорово озадачило. Я видел явную несоразмерность такой оценки с должностным положением А.П. Бирюковой. Не мог же такой опытный царедворец так неумеренно льстить. Вскоре вышло сообщение, что А.П. Бирюкова избрана секретарем ЦК КПСС. Спустя какое-то время она стала кандидатом в члены Политбюро, а затем первым заместителем Председателя Совета Министров СССР. Всё стало на свои места. И повышенное внимание Колбина к гостю из Москвы и щедрое восхваление её заслуг. Видимо, о выдвижении профсоюзного деятеля на высшие посты в государстве Геннадий Васильевич знал заблаговременно, и он умело, галантно воспользовался этой информацией.
В Ульяновск я перебрался, когда во главе обкома КПСС стоял Ю.Г. Самсонов, незадолго до этого сменивший Г.В. Колбина. Председателем облисполкома был Ю.Ф.Горячев, имевший опыт работы в комсомоле и районном партийном звене. Очень трудно вживался я в новую для себя роль. Понимал, что любая заметка в «Правде», положительная или критическая, независимо от её глубины, будет читаться с особым пристрастием, с поиском в ней потаённого смысла. Учитывая это, я не спешил писать какие-нибудь разносные или, наоборот, хвалебные статьи.
Помнится, на одну из рядовых заметок с критическим уклоном первый секретарь Ленинского райкома партии Евгений Степанович Баландин в коридорном разговоре сказал: «Вы, я вижу, пристрелку пока ведете. А потом как жахнете из главного калибра!». Нет, такой цели не было. Меня интересовали не личности как таковые, а типичные ситуации, в которых проявляется человек в разных красках.
Видел я и другое. Как и в каждом провинциальном городе, во властных и околовластных кругах Ульяновска плелись свои паутины, сколачивались группы и группки, скрытно враждующие между собой. Запуская какую-нибудь сплетню, разносчик этой «утки», как бы отмежёвываясь от неё, всегда добавлял: за что купил, за то и продаю. Интриганы при этом старались использовать втёмную как местные, так и центральные СМИ. Так что ухо надо было держать востро, чтобы не стать слепым орудием в руках всяческих прохиндеев.
Первая публикация, которая наделала много шума не только в Ульяновской области, была связана с деятельностью милиции. Так уж получилась, что мой старший брат Александр смолоду служил в системе МВД, дорос до полковника, и ушел на пенсию с ампутированной ногой после тяжёлого огнестрельного ранения. Служила в милиции и жена Елена — старшим инспектором в отделе кадров областного УВД. К своей работе и к своим коллегам они относились с уважением, хотя изнутри знали о многих безобразиях, творившихся в то время в милиции. В народе, однако, к «службе дни и ночи» было определённое почтение. Ведь на авторитет милиции работала вся кино- и теле индустрия того времени. Министр МВД Щёлоков приложил немало усилий для художественной героизации профессии милиционера, начиная от участкового инспектора, оперативника, следователя и кончая фигурами с большими звездами на погонах.
В жизни было не так всё складно и героически, как изображалось на экранах кино и ТВ, в романах и повестях. Человек в милицейских погонах нередко сам являлся первым нарушителем законности и правопорядка. Но об этом старались не говорить публично или просто-напросто замалчивали.
История, которая произошла в Димитровграде, тоже могла «лечь под сукно», если бы не письмо в корпункт «Правды». Суть дела. Молодая привлекательная женщина, одетая дорого, но не вызывающе, шла к автобусной остановке. Вот ещё пятнадцать метров, она сядет в автобус и через несколько минут будет дома, где её ждёт муж — научный работник института ядерных реакторов.
И тут на пути спешащей женщины встали милиционеры патрульно-постовой службы. Им показалось, что от неё слегка пахнет спиртным. Что было дальше, нечего и рассказывать. Дальше последовало по сценарию, написанному всем известной многолетней милицейской практикой. Медвытрезвитель с вонючими кушетками и с изъеденными крысами стенами. Спецкресло для связки неспокойного клиента. К этому спецкреслу женщину, раздев донага, трижды привязывали, заломив до кровоподтеков руки за спину. Зачем, почему? А только за то, что она влепила пощёчину милиционеру вытрезвителя, когда он без протокола, без свидетелей, вырвал у неё из рук дамскую сумочку и стал в ней рыться как в своём кармане.
Нет, её зверски не избивали, не говорили в лицо гадкие слова, её просто дико, смертельно унижали насильственными действиями. Когда блюстители порядка сообразили, что хватили через край, женщину выпустили, разумеется, безо всяких извинений. Валентина, так звали их жертву, придя домой, вскрыла себе вены. Её едва успели спасти…
Прежде чем сесть за подготовку статьи под названием «До остановки не дошла», я встретился со всеми действующими лицами этой позорной для милиции истории. Милиционеры мекали-бекали, пытаясь оправдаться. А оправдание в их понимании было одно — тупое, железобетонное: не мы это придумали, так делают всегда и везде. Спустя почти двадцать лет я ненароком встретился с полковником В.И. Бочковым. Это он возглавлял Димитровградское ГУВД, когда произошел тот случай в медвытрезвителе. Уже отставник, увлекшийся на пенсии пасекой, он, вспомнив прошлое, чистосердечно сказал: правильно было написано, в точку! И то, что полковник после газетной публикации получил служебное взыскание, его тогда ничуть не расстроило, а заставило покопаться в самом себе, признать, что зло сидит в нас самих и кто-то умеет и хочет его подавить, а кто-то — нет.
В статье «До остановки не дошла» мне пришлось вспомнить и другой случай. На заседании бюро Ульяновского обкома партии рассматривали апелляцию бывшего коммуниста с многолетним партийным стажем. Его грех был в том, что, возвращаясь в воскресенье со своей дачи, он попросил закурить у встретившегося на улице капитана милиции. Запах вина — вытрезвитель — исключение из партии. Я навел справку об этом человеке. Начальник передвижной механизированной колонны, трудяга, хороший семьянин. В тот злополучный день — день своего рождения — он выпил с соседями по даче пару рюмок водки. И вот нарвался на придурка-капитана, посчитавшего оскорбительным для себя просьбу какого-то хромоногого чудака дать ему закурить.
Члены бюро даже не стали вникать в суть
