Ирина Даневская - Битва за Францию
— Вот тут вы заблуждаетесь, мой мальчик. И я докажу вам это. Знаком ли вам некий маркиз де Молина?
— Конечно, падре, ведь это я поставляю вам сведения об этом господине.
— Да-да. Её Величество решила, что может использовать орден иезуитов, чтобы избавиться от надоевшего любовника. Неужели, Генриетте удалось обвести вас вокруг пальца разговорами о религии?
Говоря это, Виттеллески по-отечески улыбался, но Монтегю понял, что генералу известно многое.
— Ваше превосходительство, королеве действительно нужна помощь ордена, и, так как «Молчаливые» и маркиз де Молина — смертельные враги для любого католика, я взял на себя смелость уверить Её Величество, что орден окажет ей эту милость.
— Почему Генриетта выбрала именно вас для поездки в Рим? — перебил его Виттеллески.
— Потому что королева мне доверяет.
— А вам не приходило в голову, сударь, что королева использует вас?
— Её Величество использует всех, кто может быть ей хоть чем-то полезен. Орден ведь придерживается того же принципа, не правда ли?
Уолтер улыбнулся. Генерал сделал вид, что оценил шутку, и скривил губы в полуулыбке. Но его взгляд оставался холодным.
— Тогда изложите мне цель вашего визита.
— Я уже писал вам, отец мой, что Генриетта воспользовалась помощью де Молина, чтобы стать королевой Англии. Я уверен, что Великий магистр на самом деле ничего не сделал, чтобы приблизить к трону французскую принцессу, а лишь приписал себе чужие заслуги. Тем не менее ему хватило наглости выставить счёт за свои услуги.
— Так-так, — нахмурился Виттеллески. — И чего же желает де Молина?
— Всего лишь легализации ордена в Англии. Смею заметить вашему превосходительству, что это весьма логичное требование, так как Англия — протестантская страна, и если бы королева Генриетта не была истинной дочерью католической церкви и дала бы «Молчаливым» то, чего они так упорно добиваются, то есть приняла орден под своё покровительство, то...
— То?
— Она бы получила в своё полное распоряжение организацию, которая дерзнула оспаривать могущество Иезуитского ордена.
— А «Молчаливые» взяли бы под свой контроль Англию и её королеву, — закончил Виттеллески. — Я полагаю, это ужасное событие не произошло только благодаря вашему вмешательству, сын мой?
Уолтер скромно поклонился.
— Вы можете заверить Её Величество, что орден иезуитов и я сам всегда к её услугам, — сказал генерал.
Монтегю не сомневался в таком ответе, поэтому и не стал поздравлять себя с победой, тем более, что до неё было ещё очень далеко.
— Генерал, я хорошо знаю королеву Генриетту и её недоверчивый характер. Словам она предпочитает действия, а обещаниям — гарантии.
— Это справедливо, — согласился святой отец. — И какие именно гарантии нужны Её Величеству?
— Я уполномочен сообщить вашему превосходительству, что в данный момент английские дипломаты пытаются урегулировать все спорные англо-испанские отношения и заключить мир между Англией и Испанией. Её Величество хотела бы, чтобы орден со своей стороны выступил гарантом этого союза и заверил бы короля Филиппа в серьёзности английских намерений.
Генерал надолго замолчал.
— Я обдумаю ваше предложение, сын мой, — проговорил он самым ровным и беззаботным тоном. — А пока приношу вам мою самую сердечную благодарность. Вы, Уолтер, проделали огромную работу, и орден не забудет ваших заслуг. Если бы решение этого вопроса зависело только от меня, я бы немедленно дал своё согласие. Но, увы! Я могу лишь обещать вам, что встречусь с профессами и поставлю их в известность относительно вашего предложения. Надеюсь, принятое решение нами будет благоприятным и не заставит себя ждать... А сейчас отдохните, мой мальчик. Думаю, это вам сейчас нужнее всего.
— Благодарю вас, отец мой, — поклонился Монтегю и, получив благословение генерала, вышел.
На сердце у Уолтера было неспокойно. Он был уверен, что Виттеллески не поверил в его искренность и что впереди ему предстоит нешуточная борьба. Но где была допущена ошибка? Как милорд ни старался, сейчас он не мог этого понять. Нужно было взвесить все возможности и подготовить аргументы на случай нейтрализации обвинения, если оно будет выдвинуто. Да, отдых милорду точно не грозил...
* * *Следующее свидание с генералом состоялось только через четыре дня, в течение которых Монтегю была предоставлена полная свобода действий, правда, в обществе нескольких новициев[76], то есть тех членов ордена, которые в течение двух лет должны были доказать свою верность иезуитским идеалам. К концу третьего дня даже железные нервы Монтегю начали сдавать; ему всё сильнее хотелось сбежать в Англию, и Уолтер знал, что ему бы удалось обвести своих стражей вокруг пальца и скрыться, но побег означал бы признание в предательстве, поэтому милорд решил вести себя так, будто ничего не происходит.
А пока англичанин изнывал от безделья и беспокойства, Виттеллески ожидал курьера с важными бумагами, без которых разговор с Монтегю не имел для него никакого смысла.
И вот настал тот день, когда письма были доставлены, и Уолтер был вызван в резиденцию генерала. Тот был мрачнее тучи и даже не старался это скрыть.
— Вы меня огорчили, сын мой, — заявил Виттеллески, даже не пригласив гостя присесть.
— Монсеньор?
— Я предоставил вам несколько дней отсрочки. Я ждал, что вы придёте ко мне и расскажете всё, как своему отцу, своему наставнику. Но вы не пришли... Поэтому я говорю вам здесь и сейчас — если вам есть, что мне сказать, то говорите сейчас, потому что потом будет поздно.
— Я не понимаю вас, генерал.
— Ну что же вы — умны, даже слишком умны, поэтому сделали свой выбор осознано. Я принимаю его. Но знайте, что ещё вчера я видел в вашем лице сына и, возможно, преемника, теперь же вижу шпиона и предателя.
Монтегю сделал шаг вперёд.
— Генерал, я не знаю, что произошло вчера, но уверен, что вы бы не стали бросаться обвинениями, не имея причин, чтобы их высказать. Я точно знаю, что ни в чём не виноват перед орденом, и, поэтому прошу вас объясниться.
— Вы пытались меня шантажировать, молодой человек, заявляя, что английская королева выдаст ордену маркиза де Молину в обмен на то, что орден поможет Англии достойно выбраться из тупика, в который ваша страна сама себя загнала, объявив войну Испании. Но вы не сказали того, что Англии нужен этот мир, чтобы без помех оказать помощь гугенотом Ла-Рошели. Ту самую помощь, которую им обещал де Молина и его орден!
Уолтер почувствовал, как его лоб покрылся предательской испариной.
— Вы хотите сказать, генерал, что королева Англии — католичка, которая упорно отказывается сменить веру даже в ущерб собственной популярности у англичан, станет рисковать собственной жизнью и репутацией в глазах святого ордена оказанием помощи гугенотам? — медленно произнёс он, стараясь ничем не выдать своего волнения. — К тому же война с Францией неминуемо отразиться на положении Её Величества — француженки по происхождению. Неужели вы действительно думаете, что королева способна на такое безумие?
Монтегю старался говорить спокойно, но слова застревали у него в горле под цепким взглядом иезуита, который протянул ему какую-то бумагу.
— Взгляните.
Монтегю принял её, развернул и смертельно побледнел. Это была инструкция Бэкингема, данная им Жербье, в которой герцог описывал инфанте Изабелле свой проект политической и военной изоляции Франции. Английский министр предлагал взять Францию в кольцо и, воспользовавшись поддержкой савойского и лотарингского герцогов, затравить французского зверя в его логове.
— Я ничего не понимаю, — прошептал он.
— Я тоже, — отозвался генерал. — Но факты — упрямая вещь.
По его всегда добродушному лицу растеклась садистская улыбка. Монтегю как-то доводилось видеть, как змея заглатывает мышь, и он понимал, что одно невпопад сказанное слово, одно неверное движение — и этот страшный человек уничтожит его. Собрав всю волю в кулак, он заставил себя успокоиться.
— Я понимаю ваши чувства, генерал, — наконец произнёс Уолтер. — На вашем месте, я бы не поверил ни единому моему слову, но здесь может быть только одно объяснение.
— Какое же?
— Видимо, Бэкингем начал собственную игру за спиной Её Величества и не уведомил её о своих политических проектах.
Виттеллески откашлялся и пристально посмотрел на англичанина.
— Доказательства?
— Его подпись на этой бумаге, — спокойно ответил Монтегю.