Кристиан Жак - Храм Миллионов Лет
— Мне нужен доверенный человек, чтобы надзирать за работами и соблюдением сроков строительства. Я спешу, Моис, Аварис должен быть превращен в Пер-Рамзес как можно скорее.
— Ты наметил сроки?
— Меньше года.
— Невозможно!
— Благодаря тебе, возможно.
— Ты считаешь, что я способен заставить камни летать и укладывать их лишь силой воли?
— Камни нет, а вот кирпичи — да.
— Итак, ты задумал…
— С помощью евреев, множество которых занимается этим ремеслом. Они разбросаны по разным поселениям, собрав их, ты сделаешь замечательную группу опытных рабочих, способных осуществить это дело!
— Разве больше не надо строить новые каменные храмы?
— Я увеличу те, что уже есть, — стройка будет длиться многие годы. При помощи кирпича мы построим дворцы, служебные здания, особняки знати, большие и маленькие дома. Меньше, чем через год, Пер-Рамзес станет обитаемым и будет столицей.
Моис пребывал в сомнениях.
— Я считаю, что это невозможно. Сам по себе план…
— План в моей голове! Я сам нарисую его на папирусе, а ты лично проследишь за его выполнением.
— Евреи — народ скорее неуживчивый, каждый клан имеет своего вождя.
— Я прошу тебя стать не царем народа, а лишь начальником строительства.
— Мне будет непросто навязать себя.
— Я верю в тебя.
— Как только о замысле станет известно, другие евреи будут претендовать на мое место.
— Ты считаешь, у них есть шансы получить его?
Моис в свою очередь улыбнулся.
— У нас тоже нет никаких шансов на успех со сроками, которые ты мне установил.
— Мы построим Пер-Рамзес, он расцветет под солнцем Дельты и осветит Египет своей красотой. За работу, Моис.
37
Кирпичник Абнер больше не мог выносить несправедливое отношение Сари. Этот египтянин, женатый на сестре фараона, относился к рабочим с презрением и жестокостью. Недоплачивал за лишние часы работы, наживался за счет питания работников, отказывал в отпуске под предлогом того, что работа была плохо сделана.
Когда Моис находился в Фивах, Сари был вынужден сдерживаться, но затем принялся за старое с удвоенной силой. Вот и вчера он избил мальчика пятнадцати лет палкой за то, что тот якобы недостаточно быстро отнес кирпичи из мастерской на лодку.
На этот раз чаша была переполнена.
Когда Сари появился на входе в мастерскую, евреи сидели кругом. Лишь Абнер стоял перед корзиной для переноски.
— Встать и за работу! — приказал совершенно уже высохший от злости Сари.
— Мы требуем извинений, — спокойно заявил Абнер.
— Ты о чем?
— О мальчике, которого ты несправедливо избил вчера, он лежит больной. И ты должен извиниться перед ним и перед нами.
— Ты потерял разум, Абнер?
— Пока мы не получим извинений, мы не начнем работать.
Смех Сари прозвучал дико.
— Ты смешон, мой бедный Абнер!
— Раз ты смеешься над нами, мы подадим жалобу.
— Ты смешон и глуп. По моему приказу стража провела расследование и установила, что этот парень пострадал от несчастного случая, по собственной вине.
— Но… это ложь!
— Его заявление было записано писцом в моем присутствии. Если он заявит обратное, то будет обвинен во лжи.
— Как ты осмелился так исказить правду?
— Если вы немедленно не приметесь за работу, санкции усилятся. Вы должны изготовить кирпич для нового жилища правителя Фив, он не терпит опозданий.
— Закон…
— Не говори о законе, еврей. Ты не способен понять его. Если ты осмелишься подать жалобу, твоя семья и твои близкие пострадают от этого.
Абнер испугался египтянина. Он и другие рабочие принялись за работу.
Долент все больше и больше приходила в восторг от таинственной личности Офира, ливийского мага. Его лицо с профилем хищной птицы пугало, но слова успокаивали, речи о солнечном диске — Атоне, казалось, были исполнены искренности, веры и тепла. Скромный человек, он радушно принимал множество друзей сестры Рамзеса, сокрушаясь о несправедливом преследовании Эхнатона и проповедуя необходимость культа единого бога.
Офир околдовывал. Никто не оставался безразличным к его речам, одни были в смятении, другие убеждены в правоте мага. Мало-помалу ткалась паутина, в которую тот заманивал заслуживающую внимания добычу. Спустя недели сеть сторонников Атона и правления Литы стала весьма обширной и влиятельной, хотя и явно пока недостаточной, чтобы захватить трон. Движение идеи обретало плоть.
Лита присутствовала при разговорах, но продолжала молчать. Скромная благородная сдержанность молодой женщины производила самое благоприятное впечатление на многих представителей знати. Она действительно принадлежала к царской крови, достойной быть принятой. Разве не должна она рано или поздно обрести при дворе достойное место?
Офир ничего не критиковал и не требовал. Низким голосом, исполненным веры убежденного в своей правоте человека, он рассказывал о глубоких размышлениях Эхнатона, красоте поэм, написанных им в честь Атона, его любви к истине. Мир и любовь, разве не они послание преследуемого царя и его потомка, Литы? И это послание возвещало великолепное будущее, будущее, достойное Египта и его цивилизации.
Когда Долент представила магу бывшего советника по иноземным делам Мебу, она была горда собой. Горда, что вывела его из обычной апатии, горда, что послужила благородной цели. Рамзес оставил ее, маг придал смысл ее существованию.
Широкое, спокойное лицо, благородный и внушительный вид… Старый дипломат не скрывал своего недоверия.
— Я уступаю вашей настойчивости, моя дорогая, но лишь затем, чтобы доставить вам удовольствие.
— Вы будете вознаграждены, Меба, вы не пожалеете об этом.
Долент отвела Мебу к магу, сидящему под персеей. Он связывал две льняные нити, чтобы изготовить шнурок для амулета.
Он встал и поклонился.
— Для меня большая честь принимать советника фараона.
— Я теперь никто, — ответил Меба.
— Несправедливость может коснуться каждого в любой момент.
— Это не утешение.
Сестра Рамзеса вмешалась.
— Я все объяснила своему другу Мебе, возможно, он согласится нам помочь.
— Не будем обольщаться, моя дорогая! Рамзес закрыл меня в позолоченной клетке отставки.
— Вы желаете отомстить ему, — убежденно сказал маг.
— Не будем преувеличивать, — запротестовал Меба. — У меня осталось несколько влиятельных друзей, которые…
— Они занимаются лишь собственной карьерой, а не вашей. У меня другая цель — доказать законность прав Литы.
— Это утопия. Рамзес — личность исключительной силы, он никому не отдаст власть. Более того, чудеса отметили первый год его правления, сделав его очень популярным. Поверьте мне, до него невозможно добраться.
— Чтобы победить подобного противника, не нужно сражаться с ним на его территории.
— Каков ваш план?
— Он вам интересен?
Смущенный Меба нащупал амулет, который он носил на шее.
— Итак…
— Этим жестом вы указали один из ответов — магия. Я способен разбить защиту, которая окружает Рамзеса. Это будет долго и трудно, но я сумею сделать это.
Испуганный дипломат отступил назад.
— Я не могу обеспечить вам поддержку.
— Я вас о ней не прошу, Меба. Но есть другая область, в которой нужно атаковать Рамзеса, — область идей.
— Я вас не понимаю.
— Последователи Атона нуждаются в уважаемом предводителе. Когда Атон вытеснит других богов, этот человек сыграет главную роль и свергнет Рамзеса, ослабевшего и неспособного реагировать.
— Это риск… большой риск!
— Эхнатон подвергся гонениям, но не Атон. Ни один закон не запрещает его культ, его почитатели многочисленны и решительны. Эхнатон потерпел неудачу, мы достигнем успеха.
Меба был взволнован, его руки дрожали.
— Я должен подумать.
— Истина воодушевляет! — воскликнула сестра фараона. — Это новый мир, который открывается перед нами, мир, где мы займем свое место!
— Да, несомненно… Я подумаю.
Офир был очень доволен этим разговором. Боязливый и осторожный дипломат, Меба был лишен размаха предводителя. Но он ненавидел Рамзеса и мечтал снова занять свой пост. Неспособный действовать, он, однако, воспользуется этой возможностью, посоветовавшись со своим другом и советчиком Шенаром, человеком, которым хотел управлять Офир. Долент много говорила ему о новом министре иностранных дел, недовольном и завидующем своему брату. Вряд ли что-нибудь изменилось, и Шенар продолжает носить маску, все также желая навредить Рамзесу. Через Мебу маг в конце концов встретится с этой влиятельной личностью и сделает ее своим главным союзником.
После нескончаемого и изнуряющего рабочего дня лодыжка правой ноги, деформированная артритом, распухла и покраснела. Править служебной колесницей стало трудно, стоять на ногах — невыносимо. Единственным удовлетворением служило принятие мер против евреев, которые наконец поняли, что против него было бесполезно бороться. Благодаря связям в фиванских органах правопорядка, поддержке правителя города, можно распоряжаться кирпичниками по своему усмотрению и отводить душу, срывая зло на этих отбросах.
