А.Н.ГЛИНКИН - Дипломатия Симона Боливара
Осуществить эти грандиозные замыслы было нелегко. В то время США уступали по мощи Англии да и другим европейским державам. Однако им удалось в 1795 году добиться от Испании уступки спорного района в Западной Флориде, а в 1803 году осуществить присоединение огромной Луизианы, купив ее у наполеоновской Франции, которой эта территория фактически уже не принадлежала.
Вскоре после начала войны за независимость в испанской Америке Соединенные Штаты заняли позицию «строгого нейтралитета», ссылаясь на то, что политику изоляционизма завещал американскому народу первый президент страны Вашингтон в «Прощальном обращении». Прокламация о нейтралитете в военном конфликте между Испанией и ее восставшими колониями была издана президентом Мэдисоном 1 сентября 1815 г. Вслед за этим Конгресс США дважды – 3 марта 1817 г. и 20 апреля 1818 г. – принимал законы, ужесточавшие требования о соблюдении нейтралитета. В частности, американским гражданам запрещалось вступать добровольцами в вооруженные силы иностранных государств или колоний, а также снаряжать корабли, которые могли бы участвовать в военных действиях. Как признают американские историки, «эти меры, несомненно, преследовали цель воспрепятствовать лицам, искренне симпатизировавшим испано- американским патриотам, совершать какие-либо действия против Испании, нарушающие нейтралитет» [172]. Известно, что в иностранном легионе, в составе которого под знаменами Боливара сражались представители многих стран, из-за позиции, занятой правительством США, почти не было американских граждан.
Президент Дж. Монро в своем ежегодном послании Конгрессу США в 1817 году доказывал беспристрастность американской политики нейтралитета. «Наши порты, – уверял Монро, – остаются открытыми для обеих сторон, и товары нашего земледелия и промышленности могут поставляться как одной, так и другой стороне» [173]. У испаноамериканских патриотов такой подход США вызывал негодование. Они не усматривали беспристрастности в позиции северного соседа и не могли понять, как может единственная в то время буржуазно-демократическая республика, родившаяся в антиколониальной борьбе, ставить на одну доску борцов за независимость и их угнетателей. С учетом неодинакового положения борющихся сторон американский «строгий нейтралитет» был фактически в интересах Испании. Испанцы могли по всей Европе закупать необходимые товары, оружие и боеприпасы. Для патриотов по многим причинам наиболее доступным являлся американский рынок. Власти же США налагали арест на любой груз полувоенного или военного характера, если отдельные частные американские фирмы адресовали подобные грузы патриотам в испанской Америке.
Проводя политику изоляционизма, правители США одновременно лелеяли грандиозные замыслы вытеснения европейского влияния в Новом Свете и вели крупную международную игру. Для этого им была нужна полная свобода рук. Не случайно Вашингтон решительно отклонял все предложения Лондона о проведении согласованной англоамериканской политики в отношении борющейся испанской Америки. Политика нейтралитета также была важной ставкой в этой крупной международной игре. Белый дом и государственный департамент были не столько принципиальными противниками независимости своих южных соседей, сколько жесткими прагматиками. Поэтому система запретов, связанная с политикой нейтралитета, напоминала скорее сеть с крупными ячеями, чем глухую стену. Испаноамериканские патриоты знали об этом и, когда могли, обходили выставленные кордоны. Время от времени специальным эмиссарам Боливара удавалось направлять на родину отдельные партии оружия и снаряжать корабли, которые потом в открытом море поднимали флаг корсаров. Однако правительственные каналы получения любой помощи, будь то финансовая, политическая или материальная, были для них напрочь закрыты.
При этом нейтралитет и невовлеченность США в дела европейских государств не означали пассивного изоляционизма и отказа от применения силы для утверждения американского влияния. Прикрываясь нейтралитетом, США стремились извлечь максимальную выгоду для себя из грандиозной битвы, развернувшейся в испанской Америке. Правящие круги Соединенных Штатов хотели использовать как преимущества своего географического положения, так и выгоды момента, когда их европейские соперники погрузились в пучину наполеоновских войн. «Американцы рассматривают несчастья Европы в качестве благоприятного обстоятельства для выполнения своих замыслов» [174], – доносил царю в Петербург русский посол в Париже К. О. Поццо ди Борга.
В 1809-1811 годах Вашингтон дважды направлял своих агентов на Кубу, нащупывая пути к аннексии острова. Затем был нанесен удар по испанским владениям во Флориде. Мятеж американских переселенцев против испанской администрации в Батон-Руже в 1810 году дал президенту Мэдисону основание для оккупации территории Западной Флориды. Одновременно США предприняли попытку продвинуться в северном направлении, чтобы овладеть Канадой. Однако война с Англией в 1812- 1814 годах не принесла США успеха. После этого южное направление стало доминирующим в их политике. В 1812-1813 годах вооруженные отряды американских рабовладельцев вторглись на территорию Техаса, входившего в состав Мексики, но, потерпев поражение в сражении при Рио-Медине, были вынуждены отступить. Неудачными оказались и первые попытки захвата американскими войсками Восточной Флориды, предпринятые в 1812- 1813 годах. Однако это не – обескуражило правительство США, добивавшегося от Испании уступки всей Флориды.
Боливар, конечно, был информирован об этих событиях. Он постоянно следил за международной жизнью по английским и французским газетам, часто встречался и беседовал с иностранцами из различных стран. К нему стекались отчеты и доклады дипломатических представителей. Поток информации размывал юношеские представления об американской демократии. На смену им приходило трезвое понимание движущих сил политики США. Эволюция взглядов Боливара находила отражение даже в используемой им терминологии. «Наши северные братья» – так Освободитель часто называл США в первые годы после начала войны за независимость. Позднее на смену пришло официальное «Соединенные Штаты» или же «североамериканцы».
Став во главе освободительной борьбы, Боливар непосредственно соприкоснулся с американской дипломатией. Посланцам первой венесуэльской республики, направленным в США, не удалось получить существенную помощь или дипломатическое признание со стороны США. Венесуэльский эмиссар Opea после нескольких встреч с государственным секретарем США Монро и президентом Мэдисоном докладывал в Каракас в мае 1811 года, что американское правительство «считает необходимым придерживаться нейтралитета, для того чтобы развивать торговлю со всеми воюющими сторонами» [175]. Правда, в связи с землетрясением 1812 года Конгресс США принял решение послать жителям Каракаса продовольствие, но американская помощь прибыла с большим опозданием и большей частью попала в руки роялистов. После падения первой республики американо-венесуэльские контакты прервались. Монтеверде приказал консульскому агенту США Лоури, а также Скотту, прибывшему с кораблями, груженными пшеницей для каракасцев, в 48 часов покинуть территорию Венесуэлы.
Во время пребывания в Новой Гранаде Боливар предпринял шаги для возобновления отношений с северным соседом. По его инициативе президент республики Картахена Родригес Торисес в октябре 1812 года назначил выдающегося венесуэльского патриота М. Паласио-Фахардо дипломатическим представителем в США. Паласио-Фахардо был депутатом конгресса в 1811 году, и его подпись стояла под Декларацией независимости Венесуэлы.
До столицы США Паласио-Фахардо добрался в декабре 1812 года. Он приложил немало усилий, чтобы убедить американское правительство оказать помощь испаноамериканским патриотам, положение которых было отчаянным. Но и ему не удалось пробить стену равнодушия в Вашингтоне. Государственный секретарь Монро и президент Мэдисон остались глухими к его призывам и просьбам. Не помогла поддержка Педро Гуаля, венесуэльского патриота, который бежал в США от преследований и вместе с Паласио-Фахардо вел переговоры. Дело завершилось тем, что 29 декабря 1812 г. Монро вручил им официальную ноту с изложением позиции США. «Соединенные Штаты, – говорилось в ноте, – находясь в мире с Испанией, не могут предпринять какого-либо шага, касающегося конфликта между различными частями испанской монархии, который мог бы скомпрометировать их нейтралитет. В то же самое время следует отметить, что, являясь жителями одного полушария, правительство и народ Соединенных Штатов проявляют живую заинтересованность в процветании и благополучии своих соседей в Южной Америке и будут с радостью воспринимать все содействующее их счастью» [176].
