Кристиан Жак - Госпожа Абу-Симбела
— Тебе нравится твое жилище, Нефертари?
— Столько великолепия... Я его недостойна.
— Никогда не было подобного вечного жилища, никогда не будет; ты, чья любовь — дыхание жизни, ты всегда будешь царить в сердцах людей и богов.
Осирис с зеленым лицом, облаченный в белую одежду Ра, яркий, увенчанный огромным солнцем; Хепри — всеобщая изменчивость, бог в облике скарабея; Маат, всеобщий Закон, красивая и тонкая молодая женщина, обладающая одним символом, — пером страуса, легким, как истина... Божественные силы собрались, чтобы воскресить Нефертари во времени и за пределами времени. Скоро на еще пустых колоннах писец Дома Жизни нанесет иероглифы из «Книги о выходе к свету» и из «Книги Врат», которые позволят царице странствовать по прекрасным дорогам потустороннего мира, избегая опасностей.
Это была больше не смерть, а улыбка таинства.
В течение многих дней Нефертари изучала божественные лица, населявшие вечное жилище, желанной хозяйкой которого она станет в момент великого перехода. Она свыклась с потусторонностью своего собственного существования и стала понимать тишину. В сердце земли тишина имела вкус неба.
Когда Нефертари решила покинуть «место лотосов», Рамзес отвел ее в «Великий Луг», Долину Царей, где покоились фараоны, начиная со времен восемнадцатой династии. Долгие часы оставалась царская чета в усыпальницах Рамзеса Первого, носившего это имя, и Сети. Каждая картина была шедевром, и царица расшифровывала «Книгу скрытой комнаты», которая раскрывала фазы превращения умирающего солнца в молодое солнце, прообраз воскрешения фараона.
С волнением Нефертари осматривала вечное жилище Рамзеса Великого. В маленьких горшочках художники разводили измельченные минеральные пигменты, прежде чем оживить стены символическими фигурами, они будут охранять вечную жизнь Фараона. Цветочный порошок, смешанный с водой и смолой акации, давал чрезвычайную точность выражения.
«Жилище золота», зал саркофага с восьмью столбами, был почти готов. Смерть могла принять Рамзеса.
Царь позвал мастера.
— Как и в гробницах некоторых моих предков, ты выроешь коридор, который упрется в скалу, и там оставишь неотесанный камень. Он будет хранить последний секрет, о нем ни одна человеческая душа не может знать.
У Нефертари и Рамзеса было чувство, что они только что прошли решающий этап в своей жизни, к их любви теперь добавлялось осознание собственной смерти как пробуждения, а не кончины.
ГЛАВА 35
Серраманна старался выглядеть спокойным.
Меба вышел из кабинета более часа назад, чтобы присутствовать на пиру, который давала царица-мать Туйя, заботившаяся о поддержании сплоченности двора в отсутствие царской четы. Поддерживая постоянную связь с Рамзесом, вдова Сети была довольна кропотливой работой Амени и строгостью Серраманна, поддерживавшего порядок. У евреев, кажется, все было спокойно.
Но бывший пират, доверяя своему чутью, был убежден, что этот покой предшествовал буре. Конечно, Моисей часто беседовал с евреями, и он, безусловно, стал их вождем. Более того, большинство египетских сановников, зная о верности Рамзеса в дружбе, считали за благо обходительно вести себя с Моисеем. Через день-другой, полагали они, он получит новый важный пост и оставит свои нелепые идеи.
На первом месте среди забот Серраманна стоял Меба. Сард был уверен, что именно он украл кисточку Ка, но с какой целью? Бывший пират ненавидел знатных особ вообще, а Меба — слишком светского, слишком элегантного и слишком покладистого — особенно. Такой человек, как Меба, по мнению сарда, имел естественную наклонность ко лжи.
А если кисточка Ка спрятана у Меба? Серраманна обвинит его в краже, и он будет вынужден объяснить причины своего поступка перед судом.
Сановник Меба отправился спать, его слуги вернулись в свои комнаты. Сард пробрался через заднюю часть дома и достиг террасы. Отсюда он свободно проник в основные комнаты.
Серраманна располагал большей частью ночи, чтобы довести до благополучного конца этот замысел.
— Ничего, — заявил сард, мрачный и плохо выбритый.
— Ты действовал незаконно, — напомнил Амени.
— Если бы мой план удался, Меба прекратил бы вредить.
— Почему ты подозреваешь его?
— Потому что он опасен.
— Опасен, Меба? Он занят только собственной карьерой, и эта постоянная забота исключает любой шаг в сторону.
Сард с аппетитом съел кусок сушеной рыбы, сдобренный острым соусом.
— Может быть, ты и прав, — пробубнил он с набитым ртом, — но мое чутье подсказывает мне, что это невероятный пройдоха. Он должен находиться под постоянным наблюдением; и рано или поздно совершит ошибку.
— Как хочешь... Но это бессмысленно!
— За Моисеем тоже нужно установить наблюдение.
— Он был моим другом, — напомнил Амени, — и Рамзеса тоже.
— Еврей — опасный мятежник! Ты — слуга Фараона, а Моисей восстанет против него.
— Он не сделает этого.
— Конечно, сделает! Я знаю, что представляют из себя подобные типы. Он станет возмущать народ против Фараона, а ты отказываешься слушать меня.
— Мы знаем Моисея и верим ему.
— Однажды вы пожалеете об этом.
— Иди спать и постарайся не трогать евреев. Наша роль — поддерживать порядок, а не сеять смуту.
Аша разместили в одной из комнат дворца, он ел грубую, но сносную пищу, пил посредственного качества вино и наслаждался любовью светловолосой хеттки, которую управляющий догадался предложить ему. Лишенная всякой застенчивости, она сама хотела проверить слухи о том, что египтяне являются прекрасными любовниками. Аша согласился на этот опыт, и был то ведущим, то ведомым, но всегда воодушевленным.
Не был ли это самый приятный способ проводить время? Урхи-Тешшуб, удивленный поступком Аша, был, однако, польщен присутствием верховного сановника Фараона; не означает ли это, что Рамзес признавал его как будущего императора, его, сына Муваттали?
Урхи-Тешшуб вошел в комнату Аша в тот момент, когда хеттка жадно целовала египтянина.
— Я зайду позже, — сказал Урхи-Тешшуб.
— Останьтесь, — попросил Аша, — молодая особа поймет, что государственные дела иногда важнее удовольствия.
Обворожительная хеттка исчезла, Аша облачился в изысканную тунику.
— Как чувствует себя император? — спросил он у Урхи-Тешшуба.
— По-прежнему.
— Я снова предлагаю вам помощь: позвольте мне помочь ему.
— Зачем приходить на помощь самому злейшему врагу?
— Ваш вопрос приводит меня в замешательство.
Тон Урхи-Тешшуба стал повелительным.
— Однако я жду ответа.
— Дипломаты не любят открывать свои секреты... Мирный характер моего визита вас не удовлетворяет?
— Я требую настоящего ответа.
— Хорошо... Рамзес знает Муваттали. Он испытывает по отношению к нему большое уважение и даже некоторое восхищение. Его болезнь причиняет Фараону глубокое страдание.
— Вы смеетесь надо мной?
— Я уверен, что вам не понравилось бы быть обвиненным в убийстве собственного отца.
Несмотря на ярость, которая поднималась в нем, Урхи-Тешшуб не возразил. Аша постарался закрепить свое преимущество.
— Нас волнует все, что происходит при хеттском дворе; мы знаем, что армия желает, чтобы переход к власти осуществился в спокойной обстановке и чтобы император сам указал на своего преемника. Вот почему я желаю помочь его выздоровлению, используя секреты нашей медицины.
Урхи-Тешшуб не мог исполнить эту просьбу. Если к Муваттали вернется речь, он бросит сына в тюрьму и доверит империю Хаттусили.
— Откуда такая осведомленность? — спросил он у Аша.
— Мне трудно...
— Отвечайте!
— К сожалению, я должен хранить молчание.
— Вы не в Египте, Аша, а в моей столице!
— Я здесь с официальным визитом, чего я должен опасаться?
— Я воин, а не дипломат. И мы находимся в состоянии войны.
— Это угроза?
— Спокойствие мне не присуще, Аша. Поспешите ответить.
— Вы прибегнете к пытке?
— Без колебаний.
Содрогаясь, Аша закутался в шерстяную накидку.
— Если я скажу, вы меня пощадите?
— Мы останемся добрыми друзьями.
Аша опустил глаза.
— Я должен признаться вам, что настоящая цель моего визита состоит в том, чтобы предложить перемирие Муваттали.
— Перемирие! На какое время?
— Как можно дольше...
Урхи-Тешшуб возликовал. Итак, армия Фараона была ослаблена! Как только эти проклятые знамения станут благоприятными, новый властелин хеттов бросится на штурм Дельты.
— Затем... — продолжил Аша.
— Затем?
— Мы знаем, что император, выбирая преемника, колеблется между вами и своим братом Хаттусили.
— Откуда вы знаете, Аша?
— Дадите ли вы нам передышку, если у вас будет власть?
«Почему бы, — подумал Урхи-Тешшуб, — не пойти на хитрость, столь любезную сердцу моего отца?»
