Елена Хаецкая - Мишель
Будь Мишель постарше и поопытней, он счел бы такое сочетание пантомим подозрительным, однако чувство голода пересилило все остальные. Схватив пирожок, он отправил его в рот и, еще жуя, уже потянулся за следующим.
Лукерья махнула рукой, утерла лицо фартуком и удалилась.
— Тропический кочегар, — сказал Мишель, провожая ее глазами.
Катя засмеялась, но как-то уж слишком весело: Мишель заподозрил неладное — над его шуткой она бы так не хохотала; должно быть, имелось что- то еще.
— Оставь, Миша, — сказала Саша Верещагина, — довольно.
Она отобрала у него пирожок.
Мишель побагровел.
— Ты что?.. — начал он с набитым ртом, но Саша разломила пирожок пополам, и оттуда высыпались опилки.
— Погляди сперва, что ты ел!
Мишель поперхнулся:
— Я?
— Кулинар! — хохотала Катя. — Гастроном! Слопал пирожок с опилками и даже не заметил!
Мишель переводил взгляд с одного лица на другое, в попытке выяснить, кто из присутствующих участвовал в заговоре, а кто удивлен. Разумеется, ангел Варенька ничего не знала… как и Алексей. Это все Катька задумала. А Александра (новое доказательство коварства женской природы, даже у самых лучших из наследниц Евы!) ей помогала. Небось вдвоем соблазнили Лукерью напечь этакой пакости и подсунуть.
Не заметив ни в ком сочувствия, Мишель вскочил, уронил стул, выкрикнул: «Вы!.. Вы!..» — и опрометью бросился бежать. Вслед ему летел хор девичьих голосов, распевающих:
Возвращайся к нам назад,Ты получишь мармелад!Возвращайся к нам назад,Ты получишь шоколад!Воротишься или нет,Мы дадим тебе конфет!
Мишель вбежал к себе в комнату, заперся и после этого огляделся по сторонам, тяжело дыша, — как бы пытаясь выяснить, не ворвался ли вслед за ним враг и не ждет ли его под кроватью засада. Все было тихо. Девицы попели-попели, посмеялись (над ним, конечно!) и успокоились.
Мишель уселся на кровать, опустил лицо в ладони. Так-то они его поймали! Сперва заставили голодать, потом подсунули пироги с опилками… Ничего, он отомстит… Постепенно лицо, скрытое в ладонях, разглаживалось, с него уходили морщины страдания, на губах зарождалась лукавая улыбка.
* * *Мишель оставил свой добровольный затвор на третий день. Явился как ни в чем не бывало.
— Мы уж думали, ты болен, — заметила при его появлении Аннет.
— Я и был болен, — ответил Мишель.
— А теперь здоров?
— А теперь совершенно здоров, — сказал он и, по обыкновению притянув к себе вазу с вареньем, зачерпнул большой ложкой.
Катя находилась у себя, в Большакове, под пятой у деспотической (нудной) тетушки. Весть о чудесном выздоровлении Мишеля достигла ее с курьерской скоростью, и к вечеру уже и Катерина, и Александра находились в Середникове. Мишель встретил их небрежно, запустил в Катю комком серой бумаги — там находилось очередное стихотворение, на сей раз довольно жестокое: о скорой старости, которая вот-вот настигнет девицу, ибо та уже близка к роковому возрасту двадцать лет (после чего, очевидно, и начинают дряхлеть члены и угасать некогда сияющие очи).
Катя прочитала стихотворение прямо при авторе. (Мишель героически вынес это испытание.) Затем подняла глаза на поэта.
— Что ж, это только справедливо, Мишель, — проговорила она. — Движение нашей жизни — от рождения к могиле, так Господом установлено, что красота увядает и после наступает смерть. Однако я этого не боюсь… Да и любой, кто в Бога верует, не станет такого бояться, ведь смерть — это только переход, а после уж настанет иная жизнь, вечная.
— А вдруг в этой вечной жизни ждут вечные муки? — спросил Мишель, криво улыбаясь.
— Будем уповать на милосердие Божье, — отозвалась Катя и вздохнула. — Вот я грешу, все вожусь с моими волосами — какие они чудные… Пока ты болел, Мишель, у нас в Большакове были гости, и я поспорила за обедом с одним старичком, князем, что у меня на голове нет ни единого накладного волоса. После обеда девицы стали распускать мою прическу и всю мою косу растрепали. Я выдержала сие испытание стоически, хотя они пребольно дергали, пытаясь сорвать мнимый шиньон… Так и осталась стоять, покрытая волосами, точно святая Агнесса…
Святая Агнесса мгновенно нарисовалась в мыслях Мишеля: раздетая на потеху толпы язычников дева-христианка, прекрасная, как заря, распустила свои пышные волосы, которые послужили ей одеждой и сокрыли ее тело от жадных взоров… Было ли так с Эмилией, когда злодей похитил ее, велел сорвать с нее одежды?..
Нет, Фернандо поспел раньше. Один удар кинжала — и жизнь Эмилии оборвалась. Она осталась чистой, нетронутой — навеки!
— Какое кокетство! — сквозь зубы проговорил Мишель. — «Святая Агнесса»!
— Лучше скажи — какая жадность, ведь я поспорила с князем на пуд конфет… Завтра их доставят в Большаково, и клянусь, Мишель, я поделюсь с тобой, если хочешь!
«Вот цена крови, — подумал Мишель со страшной, тоскливой горечью. — Цена чести! И она могла заплатить ее!..»
— Ладно, тащи свои конфеты, — милостиво позволил он.
— Вот и помирились! — обрадовалась Ада — Ангел Смерти.
— А мы и не ссорились, — высокомерно оборвал Мишель. И тут же совсем другим тоном предложил: — А пойдемте нынче ночью на старую мыльню. Там развалины, и луна будет полная… явится призрак.
— Почему ты уверен, что будет призрак? — удивилась Саша.
— Потому что в старой мыльне, да еще в полнолуние, да если верно заклясть — непременно явится призрак. «Стой! Кто ты? Объявись!» — Как Тень Отца в «Принце Датском».
— Я не пойду, — сказала Аннет, подходя к разговаривающим. Ее преимущественно заинтересовал пуд конфет, но и насчет призрака звучало волнительно.
— Юной деве там делать нечего, — объявил Мишель важно, — хотя как раз тебе, Аннет, там было бы безопасно, ведь ты еще совершенно невинна.
— В то время как мы запятнаны преступлениями! — подхватила Катя. — Непременно пойдем!
— Вот и хорошо, — сказал Мишель таинственно и удалился.
Они встретились за час до полуночи, скрытно от теток, и пробрались в сад, для чего девицы воспользовались окном.
— Так даже лучше, — одобрил Мишель. — Когда имеешь дело с силами зла, нужно выходить через окно.
— Я знаю заговор, — похвалилась Катя. — «Встану не утром, выйду из дома не дверью…»
— Отлично! — перебил Мишель. — Только сейчас не читай. Силы тьмы пробудятся раньше времени.
Подбадривая и стращая друг друга, они крались по саду, и бледные тени крались по их следам.
— Я раз видала во сне суженого, — шептала Катя. От волнения она не могла молчать и тянула бесконечную нить рассказа о том, как ей присоветовали наговорить на зеркало и положить под подушку, а среди ночи явился к ней человек и преподнес хрустальную собачку со словами — «смотри не на дар, а на его значение».
— И каково значение хрустальной собачки? — спросил Мишель чуть презрительно.
— Не то важно, — отмахнулась Катя, — а что мне через месяц действительно повстречался человек, и он подарил мне такую собачку и именно с этими же словами.
— А ты мне раньше ничего не рассказывала! — удивилась Саша.
— Потому что у меня с тем человеком ничего не вышло, — объяснила Катерина. — Он старый, скучный, небогатый… и к тому же совершенно не собирался на мне жениться.
— Словом, суженый-ряженый хоть куда, — подытожил Мишель.
Катя надулась и замолчала.
Развалины старой мыльни находились неподалеку от Чертова моста, поближе к речке. Здесь тянуло сыростью, тиной — как в погребе или внутри бочки. Лягушки вдруг прекратили свою торжествующую песнь — не то испугавшись близости предполагаемого призрака, не то пресытившись любовью. Поначалу девицы не обратили внимания на это обстоятельство, но Мишель не позволил им пройти мимо столь важного признака:
— Слышите? Вся природа замерла в ужасе ожидания…
Саша остановилась. Лунный свет рассеянно бродил по ее бледному лицу.
— Ну вот признайся, Миша: ты ведь все выдумал?
— Ничего я не выдумал, — торжественно произнес Мишель, прикладывая руку к груди. — Но вы поклянитесь молчать обо всем, что здесь увидите!
— А что мы увидим?
— Герцога Лерма!
— Это невозможно… — сказала Саша, чувствуя, что слабеет.
— А вот и возможно! Молчите теперь…
Он вышел вперед и несколько секунд стоял, вглядываясь в темноту, после чего громким голосом призвал:
— Герцог Лерма! К тебе взывает твой потомок — явись!
Ничего не последовало. Ветерок пробежал в кустах и стих. На луну наползло облачко, но вскоре скрылось, и снова темные развалины и несколько старых деревьев с громадой Чертова моста за ними были освещены ровным серым светом.
И вдруг из развалин выступила человеческая фигура. Саша ахнула и закрыла рот рукой, а Катя, побелев так, что черные глаза ее словно отделились от лица, чуть шагнула вперед и протянула к фигуре руки.
