Марина Александрова - Кольцо странника
– Что с тобой? – спросил Всеслав и, не сдержавшись, закричал:
– Что с тобой, ну скажи же мне!
Сквозь бурные рыданья едва разобрал отрывистые слова:
– Кузьма-сосед... В лесу снасильничать хотел... Еле вырвалась от него, проклятущего...
Всеслав потемнел лицом. Всякое случалось в жизни его, но такого лютого гнева не приходилось испытывать. Молча встал он, не пытаясь даже утешить девушку, пошел к выходу.
– Куда ты, Всеслав? – спросила девушка, подняв заплаканное лицо.
Но Всеслав не ответил. Тогда Лада, обуреваемая дурным предчувствием, вскочила и кинулась за ним. Так и есть – Всеслав направлялся в сторону дома Кузьмы, а в руке у него был топор. Молча Лада догнала его, схватила за руку и после минуты молчаливого сраженья Всеслав разжал ладонь. Топор оказался в руках девушки. Все так же молча Всеслав посмотрел ей в глаза, хотел что-то сказать, да только махнул рукой.
Затем поднял здоровенный кол, оставшийся после починки забора, и все так же устремленно пошел к соседскому дому.
У Лады подогнулись ноги и она села прямо на землю, снова зарыдала.
– Заступник мой, заступник! – повторяла она сквозь слезы. Потом поднялась и, шатаясь, пошла к дому. Но не успела она и лица ополоснуть после долгих слез, как со двора донеслись крики, какой-то невнятный шум, и дверь распахнулась.
На пороге стоял Всеслав и улыбался. Но он был не один. Рядом с ним на коленях стоял Кузьма. Голову ему держать было очень неудобно, потому что Всеслав вклещился ему в окладистую бороду.
– Да что ж это! – ахнула Лада, еле сдерживаясь, чтоб не засмеяться.
– А это он прощенья просить пришел, – спокойно сказал Всеслав. – Покаялся передо мной, как на духу. Очень, мол, жалею, что таким дураком родился, и матушка в детстве головкой вниз не раз роняла. Так, что ли? – грозно вопросил Всеслав у своего пленника. Кузьма закивал головой.
– Ну, проси! Иль ты и слов таких не знаешь? Тогда повторяй за мной: прости меня, госпожа...
Лада не выдержала и фыркнула.
– Прости меня, госпожа... – гнусаво повторил Кузьма, и тут только Лада заметила, что вся правая сторона лица заплывает у него под огромным синяком.
– Христа ради... – продолжал Всеслав.
У Лады округлились глаза, да и Кузьма тоже обомлел.
– Ну! – Всеслав тряхнул его за бороду.
– Х-христа ради, – послушно повторил Кузьма, и Лада не выдержала. Звонкий девичий смех зазвучал в избе, и Всеслав, поняв свои слова, тоже расхохотался, выпустив Кузьму. Тот шустро вскочил и кинулся в двери, а вслед ему звучал торжествующий смех.
ГЛАВА 19
– Сарафан хороший испортил, собака такая! – громко возмущалась Лада в своей светелке, куда Всеславу доступа не было.
– Так давай я к нему еще разок схожу! – с готовностью предложил Всеслав.
– Ох, не надо, и от первого раза чуть смехом не уморил! Я его теперь-то и видеть спокойно не смогу – все буду вспоминать, как он именем твоего бога прощения просил.
Лада вышла из светелки в другом, ярко-красном сарафане, но на лице ее уже не было улыбки.
– Вот о чем мы с тобой, витязь, не подумали. Уедешь ты по весне – а если он мне мстить за свой позор станет? Тогда-то за меня заступиться некому будет. Дед, хоть и жрец верховный, да силушки в нем немного, и помирать к тому ж готовится. Как тогда быть?
– Эк о чем думаешь – о весне! – воскликнул Всеслав. – До весны-то еще сколько времени.
Лада только вздохнула. Не вышло у нее выманить Всеслава на любовный разговор своей девичьей хитростью, как дед Костяш советовал. Однако приметно было, что Всеслав призадумался.
Под вечер Всеслав собрался проведать скотину. Лада раньше делала это сама, но не так давно в овчарню повадился волк. Хитрый был зверь и матерый, зря не портил скотину, ухитрялся каждый вечер утаскивать по одной овечке через большую дыру, что прорывал под стеной. Вот уж три дня назад, каждое утро, Всеслав, ругаясь, забивал и засыпал подкоп, но на следующее утро он опять зиял черной пастью, а Лада недосчитывалась одной из своих овечек.
Еще не войдя в хлев, Всеслав понял – там непорядок. Овцы отчаянно блеяли, терлись боками о стены, так что хлев дрожал.
– Что за напасть! – пробормотал Всеслав про себя и распахнул дверь.
Странное зрелище предстало его очам! Овцы сбились в кучу у одной стены и, очевидно, находились во власти самого жуткого страха. В поисках того, что могло так сильно напугать их, Всеслав огляделся по сторонам. Подкоп, конечно же, был обновлен, но не это поразило Всеслава. Поразило его то, что в дыре мотался туда-сюда самый настоящий волчий хвост, и хвост немалый.
«Ах, ирод! – пронеслось в голове у Всеслава. – Это он, значит, напугает бедных овечек, так чтоб они не разбегались, а в кучу сбились, и уж из этой кучи и хватает, какую пожирней!».
Восхищенный и обозленный волчьей смекалкой, он сделал шаг к хвосту, который продолжал вилять из стороны в сторону, схватил его и потянул изо всех сил. Волк не ожидал такой напасти и дернулся так, что Всеслав едва с ног не повалился. Но удержался и принялся тянуть на себя. Трудно сказать, на что он надеялся – хотел ли втащить волка в дыру, чтоб потом задушить его голыми руками, или просто напугать его и отвадить от хлева, но вышло что-то совсем уж нежданное.
Насмерть перепуганный волк опозорил свой славный род. В иное время Всеслав сам немало бы смеялся такому позору, но сейчас ему было не до веселья – густая бурая струя остро пахнущей жидкости ударила прямо в него.
Всеслав на минуту оглох и ослеп, задохнулся от совершенно нестерпимой вони, но волчьего хвоста не отпустил. Еще чего! Нет, волчара должен за все расплатиться сполна. Господи, да что же жрал этот волк, и как в него столько поместилось?!
Наконец поток иссяк и волк перестал дергаться и вырываться. Тут только Всеслав услышал встревоженный голос Лады, которая прибежала на шум, но не решилась войти в хлев, а звала своего милого снаружи.
Всеслав осторожно ослабил хватку, и понял – волк, очевидно, издох. Тут только удосужился доблестный охотник за дикими зверями подумать – как же он теперь покажется своей хозяйке в таком виде? А запах!
Лада ворвалась в хлев, и, увидев своего постояльца, остолбенела.
– Это что ж такое... – произнесла слабым голосом.
– В-вот... – отчего-то виновато сказал Всеслав, указывая ей на волчий хвост. Лада подошла поближе, морща нос от невыносимой вони и, увидев околевшего волка, подняла на Всеслава полный благоговения взор.
Напрасно стыдился Всеслав своей победы! Ни словом, ни видом не показала Лада, что смешно ей положение милого. Напротив, неумеренно восхищалась доблестью его. Это ж надо – так напугать матерого, хитрющего волка, чтоб он околел от страха! Такое не каждому охотнику под силу. Щебетала она, как птичка, расхваливая храбрость и смекалку Всеслава, а сама между делом затопила баньку, достала из сундука в своей светлице чистое платье – отцово еще. И с поклоном пригласила героя «попарить в баньке богатырские косточки».
Всеслав смутился, но в глазах Лады не было насмешки, а в бане он сейчас ох как нуждался! Мылся и терся, как никогда в жизни, знал – волчий запах прилипчивый. Припоминал, как в детстве вез его дядька Тихон к себе в Киев, как погнались за ними голодные зимние волки. Ускакали тогда, спаслись, только возница выпал из саней и попал зверям на ужин...
Напарился всласть, жалел только, что нет рядом доброго товарища – похлестать веничком, поддать на каменку мятного кваску. Оделся в чистое, принюхался к себе – нет, вроде бы не пахнет. Хотя Бог его знает, может, и принюхался уже?
В доме Лада хлопотала, собирая на стол припозднившийся ужин. Спохватилась, что кончилась намолотая соль – жерновки она одолжила на днях соседке. Пришлось бежать за ними, а там уже не удержалась и рассказала подружке своей Раде про то, как гость расправился с матерым бирюком. Рада только ахала, прикрывая рот ладошкой, и упросила подруженьку показать ей того убитого волка, да хорошо б и победителя отважного хоть краем глаза увидать.
– Ты ж видела его? – удивилась Лада.
– Так каким я его видела? Хворым! Лежал, помирать собирался, я к нему и приглядываться не стала. Не ведала, что он герой такой у тебя! Ну, веди, веди, показывай!
По дороге Рада еще стукнула в светлое окошко другой подружке, Любаве. Той тоже захотелось увидать побежденного зверя. А за Любавой и ухажер ее увязался – он, оказывается, сидел в теньке возле забора, ожидал, не покажется ли милушка его в окошке. Ухажера звали Прошкой, и такой он был рыжий – аж смотреть больно, как на ясное солнышко! Оттого-то и не привечала его Любава.
В маленькой деревеньке ничего утаить нельзя! К тому времени, как Всеслав всласть напарился и чистый, благостный, направлялся к дому, в горнице его уже ждали гости. Лада, радостно взволнованная неожиданными посиделками, металась между погребом и печью. Стол уже ломился от кушаний – с тех пор, как Всеслав, поправившись, стал выходить на охоту, дичь в доме не переводилась.
