Молот шотландцев - Виктория Холт
И оба глубоко осознавали, что это значит.
***
Принцесса Джоанна почувствовала неладное. Глаза ее бабушки покраснели, а это означало, что она плакала. Дело неслыханное. Уже несколько раз она подхватывала юную Джоанну на руки и так крепко прижимала к себе, что девочке становилось неудобно и она начинала возмущенно протестовать.
— О, моя дорогая! — отвечала на это бабушка.
Все было очень странно. Семилетняя не по годам развитая Джоанна родилась с натурой огненной и властной, и она быстро поняла, что является очень важной особой при кастильском дворе. Бабушка в ней души не чаяла, что придавало ей чувство собственной значимости, а поскольку вдовствующая королева постоянно благодарила Небеса за маленькую Джоанну, нельзя было не испытывать восторга, считая себя даром небес, за который все должны быть благодарны.
Маленький дар небес знала, что она прекрасна собой, что ее умственные способности вызывают восхищение, что стоит ей лишь выказать желание, и оно будет исполнено — при условии, конечно, что это ей не навредит, — уступка, на которую, повзрослев, она была готова пойти.
Поэтому, когда она увидела, что бабушка явно расстроена, она догадалась, что дело касается ее.
Спрашивать епископа было бесполезно. Суэрус, епископ Калишский, был ее наставником и, как и бабушка, обожал ее. По правде говоря, Джоанна не могла поверить, что она не само очарование. «Филиола» — так он ее ласково звал. Это означало «доченька».
— Коей я не являюсь, — указала она ему. — Мой отец — король Англии, а мать — королева. Однажды я буду с ними.
Ей нравилось так говорить, потому что тогда они опускали глаза и шептали молитву Богу, которая, как она знала, означала, что они просят Его не забирать у них их драгоценное дитя. Суэрус ответил:
— Это правда, что ты дочь короля и королевы Англии, но для меня ты как дочь… очень дорогое дитя.
Единственной, кто не выказывал такого обожания, была ее гувернантка, леди Эделина, которую родители оставили с ней, когда отправились в Англию. Джоанна знала, что Эделина любит ее не меньше других, но ее любовь проявлялась иначе. Эделина могла и побранить, и покритиковать, и даже наказать. Джоанна не совсем понимала почему, но, несмотря на все это, именно Эделину она любила больше всех.
Так что, конечно, именно к Эделине ей и следовало теперь пойти, чтобы узнать правду.
Эделина чинила кружево на платье Джоанны, небрежно порванном во время игры. Эделина отругала ее за это.
Джоанна подбежала к ней и прижалась к коленям гувернантки.
— Осторожнее, дитя, — сказала Эделина. — Ты уколола мне палец.
— О, бедная, бедная Эделина. Он и вправду кровоточит. Вот, я поцелую, и все пройдет.
— Так ты думаешь, у тебя есть какая-то особая сила для этого? — спросила Эделина.
Джоанна улыбнулась. Эделина всегда считала, что ее нужно немного осаживать. Все ради ее же блага. Но ей понравилось, когда ей поцеловали палец, чтобы он зажил.
— У всех есть особая сила, когда они целуют, чтобы прошло. Но сейчас не об этом. Почему моя бабушка грустит?
— Она тебе сказала, что грустит?
— У нее заплаканные глаза.
— Может, тебе стоит спросить ее саму?
— Я хочу спросить тебя, Эделина. Ты скажешь мне правду. Я… уезжаю?
Эделина молчала.
— Значит, да! Уезжаю! — воскликнула Джоанна.
— Это должно было когда-нибудь случиться, не так ли? — сказала Эделина. — Твоя мать оставила тебя с бабушкой, когда ты была совсем крошкой.
Джоанна нахмурилась, глядя в лицо гувернантке.
— Им не следовало меня оставлять.
— Они не хотели. Твоя мать очень, очень горевала. Но твоя бедная бабушка так умоляла, и в конце концов твой отец сказал, что ты можешь остаться… ненадолго.
— И это время вышло? Вот оно что, да?
— Ты едешь в Англию.
Впервые Джоанна испугалась. Она бросилась к Эделине.
— Я покину бабушку… моего дядю-короля… всех, кого я здесь знаю… — Она со страхом подняла глаза на Эделину и не осмелилась задать вопрос, который вертелся у нее на языке.
Эделина ответила на него сама.
— Я поеду с тобой.
Джоанна глубоко вздохнула. Было ясно, что эти слова принесли ей огромное утешение.
— Когда мы поедем?
— Уже скоро.
— О, моя бедная, бедная бабушка!
***
Вдовствующая королева Кастильская могла бы повторить эти слова. Что она будет делать без ребенка, в котором души не чаяла? Жизнь была несправедлива к Хуане Кастильской. Ее никогда не любили так, как она того жаждала. Когда-то Генрих III просил ее руки, и когда она уже считала себя на пороге замужества, он отверг ее ради Элеоноры Прованской. Это было унижение, которое невозможно было стерпеть. С ее матерью, в некотором роде, поступили так же, и тоже английский король. Ричард, прозванный Львиное Сердце, был ее женихом, и совсем юной ее отослали в Англию. Но ее, по крайней мере, любил Генрих II, который соблазнил ее, еще совсем дитя, и сделал своей любовницей, так что отказ Ричарда был вполне закономерен. Затем ее поздно выдали замуж за графа де Понтье, отца королевы Хуаны, и у них родилась лишь одна дочь. Эта дочь — отвергнутая королем Англии — в конце концов вышла замуж за короля Кастилии, но он был уже стар, а она почти вышла из детородного возраста, так что у нее родилась лишь одна дочь — ее дорогая, нежная Элеонора, которая теперь была женой Эдуарда Английского. Это была унизительная жизнь, и когда ее дочь вышла замуж и покинула ее, она жаждала, чтобы кто-то занял ее место.
И тогда появились Эдуард и Элеонора, возвращавшиеся домой из крестового похода со своим милым младенцем, родившимся в Акре, и когда она увидела дитя — названное в ее честь, что, казалось, делало ее еще более родной, — она умоляла их оставить ребенка с ней. К ее удивлению и безмерному восторгу, они так и сделали. Конечно, они подчеркнули, что однажды маленькой Джоанне придется вернуться домой, но она отказывалась думать об этом дне. Теперь он настал.
Ей нашли жениха. «Жениха, — с негодованием подумала вдовствующая королева. — Жениха для младенца!»
И они собирались отнять у нее ее драгоценное дитя. Она не могла этого вынести.
Обсудить это было не с кем, кроме леди Эделины. У ее сводного брата, короля, были свои дела, и возвращение ребенка к родителям казалось ему делом весьма незначительным.
Леди Эделина пришла к ней и сообщила,
