От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
В 1305 году игумен Геронтий при поддержке тверского князя Михаила Ярославича завладел, по мнению некоторых ученых, незаконно, митрополичьей кафедрой, богатой утварью и жезлом пастыря и отправился в Царьград (Константинополь), чтобы получить там официальное признание патриарха православной церкви Афанасия. В столицу Византийской империи поехал и Ратский игумен, посланный Галицким князем Юрием Львовичем, который мечтал создать в своих владениях Галицко-Волынскую митрополию, обособиться тем самым от Руси. Князь Галицкий очень надеялся на игумена Петра, прославившегося своим ревностным отношением к пастырским обязанностям. Не знал Юрий Львович, что сама мысль дробить Русскую землю претила натуре Ратского игумена, что мысли и идеи у него были совсем другие: Петр мечтал о единении страны.
На первом этапе пути – до Черного моря – Геронтий заметно опередил своего конкурента. Но вмешалась сама природа, море вдруг всколыхнуло крутую волну на маршруте следования корабля, на палубе которого находился посланник князя тверского. Судно же с игуменом Петром пролетело на быстрой волне в Константинополь без заминки.
Император Византии и патриарх Афанасий приняли гостя очень хорошо. После беседы с ним они поняли, что слухи об этом служители церкви были верны. Петра не зря уважали и ценили церковнослужители. Патриарх Афанасий рукоположил Петра в митрополиты Киевского и всея Руси, и тот в прекрасном расположении духа отбыл на родину.
В Киеве, однако, митрополит находился недолго. Он понимал, что важнейшие для страны события будут теперь проходить в другом месте, а значит, он и должен быть там. Вскоре Петр приехал во Владимир. Но и здесь он не успокоился, будто чувствовала его душа, что и Владимир, в те времена уже большой стольный град, в скором времени уступит первенство другим городам. Каким? Знал ли Петр наверняка, какое будущее ожидает небольшой городок, раскинувшийся вокруг Боровицкого холма, куда заезжал он все чаще и где оставался подолгу, гостил здесь, порою пренебрегая другими городами?
Трудно ответить на этот вопрос однозначно. Быть может, Петр уже в первые годы в чине митрополита Киевского и всея Руси догадывался об этом. Так или иначе, но вдруг стряслась с ним беда.
Хотя духовенство северо-восточной Руси «единогласно благословило его высокую добродетель», некоторые игумены и епископы решили нанести ему удар и попытались очернить митрополита в глазах Византийского начальства. Они сочинили на Петра грязный донос и, видно, слишком уж переусердствовали. Патриарх Афанасий прочитал донос тверского епископа, сына литовского князя Герденя, и был потрясен самим духом письма, откровенным злобствованием. Он тут же послал в Восточную Европу известного канониста с заданием самым тщательным образом разобраться во всех пунктах предъявленного обвинения.
В 1311 году в Переяславле-Залесском состоялся собор. Сюда приехали священнослужители, князья, бояре и вельможи из Твери, Ростова, Владимира и других городов, а также посол Константинопольского патриарха. На соборе присутствовал Иван Данилович Калита, который княжил в этом городе. Он, единственный из собравшихся, безоговорочно поддержал Петра, и эта активная позиция напористого молодого князя сыграла не последнюю роль в судьбе незаслуженно обвиненного митрополита Киевского и всея Руси. Византийский канонист, ощущая мощное давление особенно со стороны тверских князей, но и чувствуя поддержку Ивана Даниловича, смог разобраться во всем.
Собор полностью оправдал Петра, снял с него все обвинения. Для истории Москвы эта победа сыграла немалую роль. Здесь, в родном городе Александра Невского, познакомились два выдающихся человека: митрополит Петр и князь Иван Данилович.
Обладатель высшего чина русской православной церкви Петр, когда дело касалось его лично, как то было в случае с клеветой на него тверского епископа, отличался поразительным человеколюбием, незлопамятностью. Он не обвинил ни в чем клеветника, а лишь сказал ему: «Мир тебе! Отныне остерегайся лжи…». Но когда дело касалось преступлений против церкви, Петр являл собой яркий пример непреклонности, строгости. Он мог снять епископский сан с преступившего законы, предать анафеме. С другой стороны, митрополит всея Руси активно противостоял неугасающей распре, делал все от него зависящее, чтобы потушить пожар вражды между московскими и тверскими князьями.
В 1313 году митрополит Петр ездил вместе с Михаилом Тверским в Орду, привез оттуда для русской церкви очень важную льготную грамоту, которая подтверждала уже установленные ранее выгоды для церковнослужителей. В этой грамоте, в частности, говорилось: «Узбеково слово ко всем князьям великим, средним и нижним, воеводам, книжникам, баскакам, писцам… во всех улусах и странах, где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше владеет. Да никто не обидит в Руси церковь соборную, Петра митрополита и людей его, архимандритов, игуменов, и проч. Их грады, волости, села, земли, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хутора свободны от всякой дани и пошлины: ибо все то есть Божие; ибо сии люди молитвою своею блюдут нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому митрополиту, согласно с древним законом их и грамотами прежних царей ордынских… Кто возьмет что-нибудь у духовных, заплатит втрое. Кто дерзнет порицать веру русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет!..»[45].
Из этой грамоты видно, как важно было для возвышения власти какого-то отдельного княжества и князя единство и единомыслие светской и религиозной властей.
Роль Петра в развитии Русского государства на этом не ограничилась. Он жил во Владимире. Но по долгу службы и по неспокойному характеру в своей резиденции митрополит всея Руси долго не сидел, много путешествовал по стране. Поставленные перед ним судьбой задачи вынуждали его вести неспокойную жизнь «бродячего митрополита». Часто ездил он по удельным княжествам, встречался со священнослужителями, подолгу разговаривал с ними, стараясь убедить всех в необходимости единения всего русского народа.
Но с какого-то момента «Петр полюбил Москву, ее князей и их политику, направленную к единству Руси, подолгу оставался у них»[46]. И в этом кроется некая загадка. Да, Москва уже в начале XIV века представляла собой значительный по тем временам город, но предугадать великое будущее затерянного в лесной огромной чаше, изрезанной ветвистыми реками, болотами, оврагами, города мог в те десятилетия воистину великий человек. Это сейчас, на рубеже XX–XXI веков любому школьнику, знакомому с картой Подмосковья и Москвы ясно, что только Москва могла стать центром крупнейшего государства. Москва – город-солнце. От Боровицкого холма разбегаются во все стороны Восточной Европы автомобильные и железные дороги, скрепленные кольцами-орбитами: кольцо вокруг Кремля, Бульварное, Садовое, кольцевая линия метро, МКАД… Золотое кольцо России. Системой каналов столица соединена с крупнейшими реками, а по ним – с пятью морями. Город-солнце. Город-сердце. Город-мозг. Уникальное месторасположение. Великое будущее.
Но в первые десятилетия XIV века, когда и
