Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский
От Витовта прибыл гонец, князь приглашал в Вильно. Перед праздниками в Виленском замке приветствовали краковских гостей.
С каким сердцем и мыслями? Угадать было трудно. Молчаливый Витовт, гордая княгиня Юлианна принуждённо кланялись королеве, старому Ягайлле обещали охоту… больше ничего.
При первой встречи противники измерили друг друга глазами, взгляд не обещал мира. Витовт хотел её сдачи и подчинения. Сонька чувствовала себя королевой.
Князь холодно и равнодушно с ней обходился, может, потому, что Юлианна больше чем когда-либо его подстрекала, раздражённая, униженная, гневная, не в силах простить ей брака, короны и сына! С женской ревностью матери, которая потомства уже дождаться не надеялась, она смотрела на эту счастливую жену старика, давшую трону наследника.
Счастье Соньки было её несчастьем.
– Она прибыла сюда издеваться над нами, над тобой, которого считает наместником Ягайллы, надо мной, чтобы хвалиться своим величием. Непослушная, коварная, она смотрит нам в глаза, чтобы показать, что не боится! Она ехала в Литву, бросив ребёнка, для того, тобы своей мощью нас вызывать!
Витовт слушал, но, как всегда, женские слова не производили на него впечатления. Он был убеждён, что королева приехала предложить согласие и покорность, чтобы он поддержал её и дело сына в Польше.
Он ждал только беседы, но надеялся на неё напрасно. Ревнивая Юлианна, которая опасалась сближения, вечно стояла у дверей, чтобы помешать конфиденцальной договорённости. Среди своих женщин она называла Соньку не иначе как гадина и змея.
Наконец однажды, когда король был на охоте, а королева осталась одна, Юлианна захворала, Витовт был наедине с Сонькой. Он ждал, когда она приступит к делу, – она молчала.
– Я думал, – сказал он, – что после стольких лет и таких перемен в судьбе, вы захотите что-нибудь рассказать о себе.
– Я? – спросила Сонька. – Тайного у меня ничего нет, а для вас также ничего нет тайного в Польше, всё вы знаете. – Вам повезло, – прибавил Витовт через минуту. – Кроме Господа Бога, вы обязаны, может, кому-то ещё.
– Да, вам, – сказала спокойно Сонька, – и за это я благодарна.
– Но я не чувствую этой благодарности, – прервал её князь, – я ожидал большего.
– А я не могу ничего, кроме этого, – холодно ответила королева. – Дела польские не вегда согласуются с вашими. Поляки требуют иного, вам нужно то, что им неприятно и их недостойно. Я не могу вас поддерживать против них.
Мрачный Витовт прошёлся по комнате, пока вдуг не выпалил:
– Прежде чем вы стали польской королевой, вы были моей племянницей и русинкой. Что нам Польша? Она хромая на ногу, она надевает на меня колодки. Освободиться от неё – вот моё дело. Создать великое королевство, сложенное из Литвы и Руси, вплоть до Руси, крепкое, сильное, больше для меня значит, чем склеивать Польшу, которая распадается, а мы с ней не справимся. Там власти нет; никогда не будет. Правят епископ, канцелярии, паны, шляхта, и слушает их король, не они его. Потеряли много земель, которые теперь должны вернуть назад. Они пошли в немецкие руки. Пясты перебросили их чехам и венграм, жители Мазовии правят, как хотят, силезцы – по-своему. Нужно бы им железного мужа и железную руку, а они уже их не вынесут.
Ты русинка, я – литвин… какое нам дело до этого непослушного муравейника?
Сонька спокойно слушала.
– Вы сами видите, что я не могу с вами держаться, – сказала она, – потому что я польская королева, да и вы не должны забывать, что с руки Ягайллы владеете Литвой.
Витовт побледнел и остановился, дрожа.
– Я! – закричал он. – Я держу её с руки Божьей и так сильно, что у меня её никто не вырвет, и Ягайлло со всеми своими поляками.
Он дико рассмеялся.
– Придёт час, когда этот союз, до времени терпимый, я буду должен разорватать и разорву эти узы. Ты должна была служить мне для будущего Великого Русского и Литовского государства; для этого я сделал тебя королевой; помни, что также сумею сбросить тебя с трона.
Витовт вспылил и сам заметил, что отпустил поводья страсти. Он замолчал, стараясь успокоить возмущение. Сонька, опустив глаза, молчала.
– Вы угрожаете мне будущим, – отвечала она, подумав. – Оно в руках Божьих, не в ваших. На то, что вы хотите сделать, нужно больше, чем одна человеческая жизнь. Кому вы передадите это после себя?
И по её губам пробежала лёгкая улыбка.
– Оторвёте сегодня Литву и Русь от Польши, на которую опираетесь, как на стену, и всё это ваше неоконченное здание станет руиной, и Польша его перестоит.
Князь вздохнул.
– Вам не нужно меня учить ни что мне делать, ни кому после себя оставить наследство, – сказал он, – я думал обо всём. Была минута, когда я принимал в расчёт Польшу и хотел, чтобы она была за мной, но со Збышком, со смутьянам, с ксендзами, которые имеют своего короля в другом месте, ничего предпринять нельзя. Я обойдусь без тебя, – добавил он гордо, – смотри, как бы ты во мне не нуждалась; если встанешь у меня на пути и будешь шептать Ягайлле, чтобы он не доверял мне, моя рука достанет королеву в Кракове!
Сказав это в гневе и возбуждении и не видя другого результата, кроме того, что королева побледнела и брови её стянулись, князь замолчал второй раз. В течение разговора он попеременно говорил с ней то как с королевой, то, как привык, с племянницей, забыв, что была уже женой Ягайллы.
Теперь, когда он слегка остыл и припомнил, что из его груди вырвалось возмущение, он гневался на себя. Однако он пренебрегал тем, что выдал себя перед женщиной, хотя был недоволен своей порывистостью. Отступать он никогда не умел. Гордо замолчал. Королева не возобновляла разговор. В комнате царило молчание и Сонька собиралась из неё выйти, когда во дворе лай собак, шум голосов, крики объявили о прибытии Ягайллы.
Он возвратился с охоты в расположенных неподалёку Понарах; как всегда, был рад дню, проведённому в лесу и на коне, в погоне за зверем. И, как стоял, в двойном кожухе, в тяжёлых меховых сапогах, с трубой через плечо, в бараньей шапке на голове, он вошёл в комнату.
Королева встала, Витовт спешил поздороваться, сделав более радостное лицо. С порога начался рассказ, который князь слушал рассеянно. Сонька, несколькими словами поздоровавшись с королём, вышла в свою комнату и там уже осталась. Вечер прошел на прерываемых вопросах и ответах о вещах нейтральных.
Только один день помолчав, Сонька вечером подбросила мысль возвращаться в
