Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
Когда Илона Йо ворвалась с сообщением о возвращении рати, Алжбета Батори как раз благосклонно выслушивала советы Майоровой. Она готова была озолотить эту высохшую старуху за ее драгоценные указания, как сохранить красоту и молодость. Ведь именно она открыла ей глаза, она дала ей в руки надежное средство отдалить старость. Одну ее она должна благодарить за то, что станет столь ослепительной, красивей всех дам в Венгерском королевстве.
Алжбета выбежала во двор, заранее торжествуя: наконец-то она сведет счеты со своими врагами, покажет, какая участь ждет любого, кто осмелится стать ей поперек дороги.
Но только она уселась в кресло, восторг ее тут же угас. Непонимающим взглядом обвела ватагу пандуров и гайдуков: они не шумели, торжествуя победу, а стояли молча, повесив головы.
— В чем дело? — вскрикнула она, предчувствуя дурное.
— Фицко и капитан распорядились, чтобы мы оставили поле боя и воротились в Чахтицы, — робко ответил один из них.
Она вскочила точно ужаленная.
— Где Фицко и капитан? — завизжала она.
— Разбойники пленили их, но отпустят под утро, — снова раздался боязливый ответ.
В безумном порыве хозяйка замка набросилась на гайдуков.
— Мерзавцы, трусы, своих командиров бросили на произвол разбойников!
И тут же прозвучало повеление о самом страшном для гайдуков наказании.
Засвистели дубины и палки. Гайдукам велено было колотить друг друга, причем как можно яростнее. Когда госпоже показалось, что один из них молотит товарища слишком пяло, она заорала на него и сама так его отделала, что он в беспамятстве распластался на земле. Гайдуки, устрашенные примером, молотили друг друга что есть силы. И один за другими грохались наземь, ревмя ревя от боли.
Чахтичане ошеломленно смотрели, не веря своим глазам. Гайдуков они не любили, но теперь, увидев, как, по приказу госпожи, они колотят друг друга, орут от боли и брякаются наземь, по-человечески пожалели их. Особенно когда Алжбета Батори, хохоча как безумная, сама схватила палку, бросилась на стонавших гайдуков и стала лупить их почем зря. Потом она взялась за пандуров, свирепая точно дракон, разве что глаза не метали молнии да изо рта не валило пламя. Она изрыгала нечестивые ругательства, кидалась на пандуров, словно ястреб, яростно размахивала палкой, и несчастные разлетались как стая вспугнутых цыплят. У котлов она снова подняла крик:
— А вы бы еще от гуляша и вина не отказались, верно? Расплавленным свинцом накормить бы вас!
Орудуя палкой, она опрокинула котел. Мясо в ароматной подливе стекло в огонь. Раздалось шипение, повалил пар. А госпожа помчалась дальше к бочкам, палкой, точно бильярдным кием, стала пробивать днища, вино брызнуло, увлажняя жаждущую землю. Винные пары смешались с ароматами гуляша. У гайдуков, беспомощно лежавших на земле, и у пандуров, в закутках двора, потекли слюнки.
Владычица замка остановилась в изнеможении. Избитые гайдуки уже не вызывали злости, нужна была следующая жертва, на которую можно было излить гнев. У опрокинутых котлов беспомощно стояла Ката, у кресла с балдахином — Илона, Анна и Дора, которая только что подошла к ним. А в стороне у огня, в котором алели клещи, стоял слесарь Павел Ледерер. Кроме них, на дворе не было ни одной живой души. Пандуры схоронились в темных закоулках двора.
Илона и Анна молили Бога, чтобы гнев госпожи обрушился на Дору. Они думали, что, потеряв приязнь госпожи, она не отважится показаться ей на глаза, покуда не приведет Магдулу Калинову. И в самом деле, дикий взгляд госпожи остановился на Доре. Однако завистливых служанок ждало разочарование — приказ графини был новой наградой любимице:
— Дора, приведи Калину!
ПротестДора уверенным шагом поспешила со двора, а госпожа села в кресло.
Отцы города и толпа горожан решили, что настало подходящее время для того, чтобы обратиться к чахтицкой владычице. Когда посланцы города во главе с Яном Пониценом смело предстали перед ней, она смерила их хмурым взглядом.
— Что вам надобно? — холодно спросила она.
— Мы пришли от имени города Чахтицы, — начал Ян Поницен и с достоинством выпрямился.
— В последние дни я убедилась, что вам нравится сюда ходить, — усмехнулась госпожа. — И напрасно. Не так давно я говорила вам, чего от вас ожидаю. Вы прекрасно знаете, что и для вас и для церкви было бы лучше перебраться за сто верст от замка, если он так мешает вашему покою.
— Я переступил порог замка не по своей воле, а по поручению города Чахтицы, — строго проговорил священник, — и прошу вас выслушать наше возражение.
— Какое еще возражение? — взорвалась госпожа. Ярость охватила ее при взгляде на этого гордого старца. Придется как можно быстрее устранить его! — тут же созрело решение. — Она вмиг овладела собой и холодно сказала — Я слушаю вас.
— Наша обязанность — заботиться о нравственном и материальном благополучии города и охранять его права и честное имя; мы не устанавливаем, насколько ваша светлость наделена правом приговаривать к смертной казни и своевольно вмешиваться в дела суда…
— Пусть у вас не болит о том голова! — оборвала его графиня. — Если бы вы, досточтимый пастор, и ваши старейшины глубже вдумались в мои поступки, вы бы обнаружили, уверяю вас, что я не нарушила закон и не вмешалась в полномочия суда. Все обстоятельства требовали, чтобы Ян Калина, мятежник и разбойник, был тотчас обезврежен. Но мы выслушаем, что, собственно, повергло отцов города в удивление!
— Еще раз повторяю, ваша светлость, — сдержанно продолжал Поницен, несмотря на то что вся кровь в нем кипела, — мы не устанавливаем, насколько вы были вправе сделать то, что делаете.
— Весьма любезно с вашей стороны, — язвительно заметила она.
— Мы не устанавливаем этого, — упрямо продолжал священник, — поскольку убеждены, что этим займутся люди, призванные следить за соблюдением законов.
— У меня нет никакого желания выслушивать проповеди, — обрушилась на него Алжбета Батори, — извольте говорить покороче.
Ян Поницен был в высшей мере возмущен. Нить подготовленной речи оказалась порванной. Он выпалил:
— На чахтицкой площади виселица никогда еще не стояла. Мы возражаем против того, чтобы на площади вешали!
— Мы против! — закричали и стоявшие позади священника горожане, возмущенные недостойным поведением госпожи. Раздались выкрики и перед замком: — Мы против!
— Ха-ха-ха! — послышалось в ответ. — Суть не в том, что на площади состоится казнь, а в том, что будет повешен разбойник Ян Калина. Если вы будете настаивать, я заявлю властям, что город Чахтицы тайно сговорился с разбойниками, что поддерживает их. Тогда чахтичанам придется доказать свое уважение к закону тем, что будут, точно заботливая мать, обихаживать несколько сотен немецких наемников!
И она разразилась смехом, в котором слышалась убежденность, что все бессильны против нее.
— Ну как, вы все еще против? — грозно спросила она.
Отцы города на мгновение смутились при мысли, что она им на шею посадит наемников-немцев, которые обычно грабят сокровищницы города, нарушают покой семейств и опустошают чуланы жителей. Но даже эта мысль не охладила их возмущение, и они снова громко закричали:
— Против!
Тем временем от ворот незаметно подошла согбенная женщина. Это была старая Калинова. Она долго ждала возвращения Мариши Шутовской, а поняв, что напрасно ждет, решила отправиться на поиски. Однако нигде не нашла ее, и потому в измученной ее душе созрело решение наведаться к чахтицкой госпоже.
Остановившись перед ней, она выпрямилась с таким достоинством, что удивленным отцам города показалось, будто она стала выше ростом.
— И я тоже против, госпожа! — взволнованно воскликнула она. — Не для того рожала я детей, чтобы ты их губила! Ты забрала у меня дочь из-за сына, которого сама и сделала разбойником. Ты повелела ставить виселицу, а нынче ночью твои запроданные дьяволу служанки поволокли в темницу Маришу Шутовскую, мое последнее утешение.
Неожиданный приход старухи и ее взволнованное обвинение настолько поразили госпожу, что она не сразу сообразила, как заткнуть ей рот и тут же на месте покарать ее за наглость.
— Кто видел, что эту девушку уволокли служанки госпожи? — грозно прикрикнула на старушку Илона Йо.
— Если в Чахтицах или даже в дальней округе пропадает девушка, каждый знает, что исчезла она в подземных темницах замка! — с полной уверенностью воскликнула Калинова.
Калинова приблизилась к госпоже с гордо поднятой головой и развела руки, словно хотела показать, что она безоружна и беспомощна.
— Вот я вся перед тобой, чахтицкая госпожа! — отчаянно прокричала она. — Впейся в меня своими когтями, как кровожадный дракон, если тебе доставляют наслаждение человеческие страдания и смерть, лиши меня жизни — она уже не имеет смысла, после того как ты забрала у меня всех детей!
