Маргарет Джордж - Тайна Марии Стюарт
– В отличие от меня. – Он застонал: – О Мари, у меня так кружится голова! И эта слабость…
– Ты скоро выздоровеешь. Масло уже лечит тебя.
– У меня болит… болит за ухом.
Король больше не приходил в сознание и не открывал глаза. В следующие несколько дней лихорадка совершенно изнурила его, а его лицо покрылось багровыми пятнами. Мария не отходила от своего царственного мужа и почти не спала. Она лежала рядом с ним на тюфяке, играла на лютне для того, кто уже не мог ее слышать, и держала его за руку.
Врачи дали ему пасту из ревеня, насильно заставив проглотить несколько ложек. Лихорадка временно отступила, но потом возобновилась.
Королева Екатерина, поспешившая к больному, вызвала королевского хирурга Амбруаза Паре.
– Спасите его, – приказала она.
– Но врачи…
– Врачи ничего не могут сделать, – отрезала она.
Хирург опустился на колени и тщательно осмотрел короля, поворачивая его голову и осторожно дуя в каждое ухо. За воспаленным ухом образовалась большая шишка.
– Ее нужно вскрыть, – решил он, и обе королевы согласились с ним.
Но хотя Паре умело вскрыл опухоль ланцетом и вывел наружу большое количество жидкости, королю не стало легче. Напротив, в последующие дни его состояние лишь ухудшилось.
– Боюсь, единственным средством будет операция, – сказал Паре. – Нам нужно удалить часть черепа. У него гнойник в мозгу, и если гной будет распространяться, то…
– Вскрыть его голову? – воскликнула Екатерина.
Паре посмотрел на жену короля.
– Делайте все, что необходимо, но спасите его, – тихо сказала Мария.
– Неужели вы настолько жестоки? – спросила Екатерина. – Хотите, чтобы его мозги торчали наружу? Как он будет жить в таком виде? – Она повернулась к Паре: – У вас есть какое-нибудь волшебное вещество, чтобы потом залатать ему голову?
– Увы, нет, – признал он. – Но, пожалуй, кое-что можно подобрать: пластинку из слоновой кости или пленку из овечьих кишок… И я могу снять боль настойкой из опиума и белены, которой мы пользуемся для раненых солдат на поле боя, так что он ничего не почувствует.
– Овечьи кишки на голове у короля Франции? – взвизгнула Екатерина. – Как вы осмеливаетесь предлагать такую мерзость? И он… – Она посмотрела на своего первенца, лежавшего в коме. – Он никогда больше не сможет охотиться. Он будет жить как старик, шаркать по комнатам и носить влажный тюрбан на голове… Нет, он не захотел бы так жить.
– Откуда вы знаете, чего бы он захотел? – спросила Мария.
– Я выносила его. Я знаю его и понимаю, что такое королевское достоинство! – Она снова повернулась к хирургу: – Никакой операции не будет. Но прошу вас, дайте ему обезболивающее.
Паре посмотрел на королеву и увиделв ее глазах гнев и боль. Ни одна мать не присутствовала на поле боя; им не приходилось делать такой выбор.
– Я немедленно приготовлю настойку, Ваше Величество. И есть еще одно приспособление, которое навевает сон и покой. Звук дождя хорошо успокаивает. Если вы распорядитесь поставить большой чайник в дальнем конце комнаты, и слуга будет тонкой струйкой лить воду сверху…
– Все будет сделано, – заверила Екатерина.
Франциск получил порцию настойки из опиума и белены и заснул под звуки искусственного дождя в холодной пустой комнате. Мария держала его постепенно холодеющую руку. Она держала ее еще долго после того, как его душа покинула этот бренный мир.
– Наш Франциск умер, – наконец сказала она Екатерине, дремавшей на стуле. Она осторожно выпустила его ладонь, скрестила его руки на груди и поцеловала в лоб. Красные пятна на его лице потускнели, а губы приоткрылись, словно он собирался заговорить.
– Adieu, Франциск, мой муж, мой друг и моя любовь.
Екатерина горько расплакалась, но у Марии не осталось слез. Она чувствовала себя так, будто ее собственная жизнь ушла вместе с Франциском.
– Adieu, Франциск, – снова прошептала она. – Adieu, Мария.
Как только Джон Нокс в Эдинбурге узнал новость о смерти Франциска II, он написал: «Когда вышеупомянутый король сидел на мессе, он внезапно умер из-за гнили, разъевшей его глухое ухо, которое никогда не слышало правду от Господа».
XX
Наступил восемнадцатый день рождения Марии, и она уже была вдовой, оплакивавшей мужа в затемненных чертогах Орлеанского замка. Она снова носила белое, и это казалось злой насмешкой. «Они были правы – мне не следовало надевать белое платье в день свадьбы, – подумала она. – Это цвет смерти и печали. Я больше никогда не стану носить его. Если бы я тогда не надела это платье, то, может быть, Франциск…
Нет, это глупо. Он не мог умереть из-за цвета платья, – одернула она себя. – Он умер потому, что всегда был слабым, потому что родился больным, потому что его мать принимала пилюли из мирры для зачатия и потому что он родился во время солнечного затмения. Вероятно, он бы не прожил так долго, если бы я не помогала ему, не нянчила его, не играла с ним и не любила его».
Острая боль пронзила ее душу. Она действительно любила своего спутника, наперсника и лучшего друга. Она едва могла вспомнить то время, когда не знала его, и он любил ее всей душой.
Теперь она осталась совершенно одна. Ее мать и Франциск умерли меньше чем за полгода. Для нее внезапно не осталось места на земле, и Франция больше не казалась надежной гаванью. Десятилетний Шарль, младший брат Франциска, правил под именем Карла IX, но на самом деле всеми государственными делами занималась его мать, назначенная регентом. Кропотливая Екатерина, соблюдавшая все правила… Если она отступила в сторону и отдала должное более высокопоставленному положению Марии уже через десять минут после смерти Генриха II, то теперь не замедлила потребовать от нее драгоценности французской короны после смерти Франциска II. Не было никаких утешений или формальных любезностей. Мария, чья мать была француженкой, уже давно говорившая по-французски и получившая воспитание во Франции, со всех сторон получала скрытые и явные сигналы о том, что ей пора забыть о Франции и вернуться в Шотландию.
Но ее появление там тоже не особенно ждали. Ее подданные взбунтовались и официально низложили ее мать, которая считалась их регентом. Теперь страной управлял совет лордов, утверждавший законы, которые отвергали католическую веру и объявляли преступлением даже присутствие на мессе.
У нее не было страны, где ее мог бы ожидать теплый прием. Что ждет ее, когда закончится сорокадневный траур? Куда она отправится, что будет делать?
Тем не менее состояние Марии напоминало летаргический сон. Она одновременно беспокоилась и не беспокоилась. Потеря Франциска была настолько тяжкой, что она искала спасения от боли во сне, молчаливой скорби и воспоминаниях. Его присутствие ощущалось повсюду и наполовину утешало, наполовину мучило ее. Теперь Мария, которую так часто превозносили придворные поэты, пыталась смягчить боль утраты, сочиняя собственные стихи:
Как тяжко ночью, днем Всегда грустить о нем! Когда на небеса Кидаю взгляд порою, Из туч его глаза Сияют предо мною. Гляжу в глубокий пруд, Они туда зовут. Одна в ночи тоскуя, Я ощущаю вдруг Прикосновенье его рук И трепет поцелуя. Во сне ли, наяву Я только им живу[24].
Но кто мог прочитать эти стихи и понять их? Только Франциск, а он ушел навсегда, оставив ей лишь воспоминания и тихое, призрачное присутствие.
С ней уже говорили о возможности нового брака. В первые две недели вдовства, когда Мария находилась в глубочайшем трауре, а единственный свет в ее комнате исходил от мигающего пламени свечей, по праву ближайших родственников к ней явились Гизы и сразу же стали предлагать кандидатов на повторное замужество. Имелся дон Карлос, наследник испанского короля Филиппа; Карл IX, ее шурин, совершенно некстати воспылавший ребяческой и ненормальной страстью к ней. Она должна была остаться у власти. А эти женихи – незрелые неуравновешенные дети – позволят ей добиться своей цели.
Мария спокойно выслушивала их речи. Действительно, что еще она могла сделать? Сейчас она была заперта в своем траурном чертоге. Но хотя она любила Франциска, перспектива иметь другого жениха-ребенка ничуть не привлекала ее. Оставалось одно: бежать в Шотландию, подальше от настойчивых Гизов и бдительной королевы-матери.
«Стоит ли мне довольствоваться участью вдовствующей королевы во Франции, имеющей пенсию, тихо живущей в своем поместье и не играющей никакой роли в государственных делах, или же я предпочту быть королевой в маленькой далекой стране?
Я слишком молода, чтобы прозябать в безвестности, – ответила она самой себе. – Я училась государственному управлению у моих дядей, у моего деда и королевы Екатерины, и зачем тогда мне все это, если я сейчас удалюсь в загородное поместье? Бог даровал мне шотландский трон по праву рождения. Должна ли я принять этот скипетр? Сейчас это особенно важно, потому что страна зашла в тупик, погрязла в смятении и ошибках. Да, я еще очень молода и плохо разбираюсь в глубоких теологических вопросах, но моя задача заключается лишь в том, чтобы стать живым примером моей веры, а не соперничать со святым Августином или другими отцами Церкви. Возможно, именно этого Бог требует от меня, чтобы помочь моей стране».
