Маргарет Джордж - Тайна Марии Стюарт
Они приближались к fontaine de roche, шедевру великого мастера садовых интерьеров Бернара Палисси. Екатерина улыбнулась, когда услышала мелодичное журчание воды.
– Англичане будут давить на вас, – сказала она.
– Пусть попробуют, – ответила Мария, пренебрежительно тряхнув головой. – Шотландия не принадлежит им, как бы сильно они этого ни хотели.
– Они поддержали мятежников, – тихо сказала Екатерина. – Они купили их.
– Они могут думать, что купили их, но бунтовщики – это предатели по определению. Если они изменили своему регенту, которому обязались служить, то тем более изменят тому, перед кем у них нет никаких обязательств. Для них Елизавета всего лишь мешок с деньгами, который можно использовать, пока это их устраивает.
– Возможно, они скоро признают ее королевой Шотландии. Мне известно о тайном предложении женитьбы от графа Аррана, молодого наследника дома Гамильтонов. Лорды Конгрегации послали Елизавете предложение от его имени. Что может лучше устроить их? Два протестантских монарха, правящих в стране, очищенной от католической скверны.
Ее голос, всегда низкий и приглушенный, теперь казался почти урчанием.
Мария тоже слышала об этом от своего дяди.
– Елизавета не выйдет за него замуж. – Она слышала свой голос словно со стороны и каким-то образом знала, что это правда. – И тогда они обратятся к нам: ко мне и Франциску. Но до тех пор…
До тех пор, пока в Шотландии нет кормчего, который стоит у руля, в стране воцарится хаос.
– Я молюсь лишь о том, чтобы они не провозгласили Эдинбург «градом Божьим». Кажется, так теперь называют Женеву? – сказала Екатерина. – Наверное, вам и королю нужно нанести визит в Шотландию, чтобы заручиться их преданностью.
«Тем временем я разберусь здесь со своими делами», – подумала она.
– Вы же знаете, что Франциск не выдержит долгого пути, – укоризненно сказала его жена.
– Поездка может укрепить его силы.
– Такая же поездка убила его тетушку Мадлен. Нет, я не позволю ему подвергнуть свою жизнь опасности.
Шум фонтана, управляемого гидравлическими механизмами Палисси, заставил их повысить голоса. Огромная искусственная гора возникла на пересечении двух водных каналов; с ее склонов струились потоки воды, каскадами ниспадавшие в пенистый бассейн у подножия.
Екатерина никогда не уставала восхищаться фонтаном, и Марии нравились фаянсовые рептилии, окружавшие бассейн: блестящие зеленые лягушки, хищные крокодилы и полосатые гадюки, свивавшие кольца на сухих валунах, словно готовясь к нападению.
Шум падающей воды заглушил голос Франциска, звавшего их. Лишь взмахи его рук в конце концов привлекли их внимание. Он неуклюже бежал по ухоженной гравийной тропинке, припадая на одну ногу, и солнце поблескивало на пряжках его туфель. Через год после вступления на трон он превратился в бледную тень самого себя. Он вытянулся, как бледное пещерное растение в поисках солнца, и был таким же тонким и чахлым.
– Maman! – крикнул он. – Мари!
Они остановились и подождали его.
– Гугеноты, – выдохнул он. – Мне сообщили, что… что…
Екатерина шагнула вперед и забрала у него письмо.
– Они снова затевают неладное. Есть только один способ справиться с ними: растоптать их, словно ядовитых змей, какие они и есть на самом деле. Нужно изобразить жалость и готовность к примирению, а потом уничтожить их!
Франциск стоял, угрюмо переводя взгляд с матери на жену.
– Но если я дал слово короля, как я могу не сдержать его?
– Да, это было бы отвратительно, – согласилась Мария. Она смело посмотрела на Екатерину: – Что именно вы предлагаете?
Старшая из женщин пожала плечами:
– Ничего особенного, – ответила она. – Но вы не должны быть такой легковерной и привередливой, если надеетесь стать хорошей королевой.
«Но я всегда считала, что доброе сердце – лучшее качество для правителя, – подумала Мария. – Нельзя отказаться от честности и милосердия, не предавая истину. Нужно относиться к своим подданным так же, как к самой себе».
Она прикоснулась к длинному ожерелью из черного жемчуга, свадебному подарку Екатерины Медичи, и поймала ее критический взгляд. Екатерина мало-помалу становилась все более смелой; она тоже выходила из тени покойного короля. Не секрет, что ее взгляды на политику были диаметрально противоположны взглядам Гизов.
«Все они хотят править Францией, – с внезапным отвращением подумала Мария. – Они по-прежнему считают меня и Франциска послушными детьми, которые будут следовать их указаниям. Точно так же, как лорды Конгрегации в Шотландии думают, будто они могут издавать указы от имени детей монархов…»
– Слишком много обмана и слепого повиновения советам Макиавелли, – вслух произнесла она. – Я не буду так поступать, и люди постепенно начнут доверять мне и поймут, что слово государя заслуживает уважения.
– Мечтательница! – произнесла Екатерина.
Мария покосилась на ее недовольное лицо, и внезапно ей захотелось оказаться где-то далеко, там, где глаза свекрови и дядей не будут постоянно устремлены на нее, изучая и взвешивая ее поступки. Ей хотелось уже сейчас выехать на осеннюю охоту вместе с Франциском. Он всегда оставался ее другом и никогда не хотел видеть в ней нечто большее или меньшее, чем она сама.
XIX
Поздней осенью французский двор переехал в Орлеан, где в близлежащем Орлеанском лесу с дубовыми, грабовыми и сосновыми рощами, разделенными торфяными болотами, имелись все условия для превосходной охоты на диких зверей и водоплавающих птиц. Франциск обожал охоту; он унаследовал эту черту от своего деда Франциска I. Желание охотиться у него порой граничило с одержимостью. Он предпочитал охоту учебе, еде и любым другим занятиям; хуже того, он ставил охоту превыше всех государственных дел.
Возможно, его нежелание возвращаться к королевским обязанностям объяснялось еще и тем, что текущие дела не предвещали ничего хорошего. Последователи Кальвина укрепили свои позиции во Франции; гугеноты, с их жестко дисциплинированными «ячейками», превратились едва ли не в альтернативное правительство по сравнению с королевским двором, регулярно переезжавшим из одного замка в другой в поисках развлечений. Братья Гизы – герцог, недавно назначенный военным министром, и кардинал, получивший пост министра финансов, – поощряли короля в его развлечениях и убеждали доверить им управление всеми остальными делами. Они знали, как разобраться с гугенотами: их надо было просто уничтожить. Их не устраивало ничто, кроме поголовного истребления противника.
Король не соглашался с ними, и хотя Мария всерьез беспокоилась и пыталась помешать планам старших Гизов, они предпочли подождать, когда Франциска уложит в постель очередной приступ одной из его многочисленных болезней, а их племяннице придется исполнять свою главную обязанность – сиделки при больном муже. Пока король находился в седле или в постели, Гизы могли поступать так, как им заблагорассудится.
Франциск устал от охоты в окрестностях Орлеана и решил совершить экскурсию в густой лес рядом с Шамбором. Погода выдалась чересчур холодной для ноября, но хотя Франциск был явно нездоров – его лицо усеивали красные пятна, а кожа всего тела приобрела свинцово-бледный оттенок, – он страстно желал продолжить охоту. Как и у Франциска I, во время преследования добычи его глаза хищно блестели, к тому же ему приходилось до предела напрягать силы своего организма, основательно подточенные последней стадией сифилиса.
Мебель и вещи из Орлеанского замка отправили в Шамбор, но в то утро, когда они должны были выехать туда, у Франциска появилась мучительная боль в ухе, настолько сильная, что он не мог двигаться. Его быстро уложили на соломенный тюфяк на полу, потому что в комнате не осталось мебели. У него началась лихорадка – он лежал в бреду, стуча зубами и мечась на тюфяке.
Мария заняла место рядом с ним, как это уже много раз случалось раньше. Франциск часто испытывал подобные приступы, и их всегда удавалось облегчить с помощью смеси из яичного желтка, розового масла и скипидара, нагретой и осторожно залитой в ушной канал. Она проделала привычную процедуру, а затем наложила ему на лоб компресс. Вскоре его ресницы затрепетали, глаза открылись, и он улыбнулся ей.
– Кабаны уйдут, – сказал он. Но в его голосе звучала нежность, как будто он пытался заверить ее, что по-прежнему владеет собой и своими чувствами.
– Они подождут тебя, – ответила она. – Самый большой кабан в Шамборском лесу знает, что обречен быть поданным к столу на Рождество. Его конец просто отложен на время, так что ему повезло.
– В отличие от меня. – Он застонал: – О Мари, у меня так кружится голова! И эта слабость…
– Ты скоро выздоровеешь. Масло уже лечит тебя.
– У меня болит… болит за ухом.
Король больше не приходил в сознание и не открывал глаза. В следующие несколько дней лихорадка совершенно изнурила его, а его лицо покрылось багровыми пятнами. Мария не отходила от своего царственного мужа и почти не спала. Она лежала рядом с ним на тюфяке, играла на лютне для того, кто уже не мог ее слышать, и держала его за руку.
