Антонин Ладинский - Когда пал Херсонес
— Чтобы почтить север, я возьму для капителей не классический лист аканта, как принято строителями, а листья дуба, вырезанные с таким изяществом природой. Резец запечатлеет в них трепет борея, воздух степных пространств. По условиям сурового климата окна придется сделать узкими и скупо дающими свет. Ничего! Я украшу их снаружи барельефами. Внутри скудость света возместится размером храма, золотым фоном мозаик и люстрами. Побольше свечей! Воска в этой стране горы! Мы научим руссов делать свечи…
У него кружилась голова от грандиозных планов.
— Вокруг города мы построим каменные стены. Башни должны быть высокими, чтобы с них удобно было следить за передвижением кочевников. В Киеве выпадает много снегу, и мы возведем на башнях высокие крыши, увенчаем их для украшения фигурами зверей. Над городскими воротами мы установим квадригу Феодосия с головой Владимира.
— Тебе не стыдно поднять руку на великого императора?
— Подвиги Феодосия сохранит история, а слава Владимира только возникает.
— Но где же ты возьмешь камень для таких построек?
— Камень? Все предусмотрено. Ты знаешь, как строил в Хазарии патрикий Петрона Каматира?
— Не знаю.
— Когда он прибыл с помощником на берега Танаиса, то увидел, что в этой стране нет ни извести, ни камня. Тогда Каматира построил огнеобжигательные печи и стал делать кирпичи. Известь он заменил речной галькой, размолотой в порошок на мельничных жерновах. Так будем строить и мы.
Я смотрел на него с завистью. Сколько огня было в этом болезненном человеке!
Иногда мы собирались у Леонтия Хрисокефала, обсуждая события. Больше всего на таких собраниях говорили о Владимире. Вопросы и новости о нем сыпались со всех сторон.
— Владимир принимал сегодня послов из Рима. Не знаете, что пишет ему римский папа?
— Владимир расспрашивал сарацинских купцов о Иерусалиме.
— Владимир осматривал ромейские корабли и любопытствовал об их устройстве.
— Не думает ли он посетить Константинополь?
Случалось, что к нам являлся пресвитер Анастас и сообщал о том, что делается в доме бывшего стратига.
В тот вечер он тоже принимал участие в нашей беседе. Магистр Леонтий увивался около него, пытаясь пронюхать о планах скифов. На рынке ходили слухи, что тысячи русских воинов отплыли прошлой ночью в ладьях в неизвестном направлении. Куда? Мы терялись в догадках. Но Анастас был нем как рыба, хотя в глазах его я читал скрытое торжество.
Вдруг вошел Никифор Ксифий, взволнованный и мрачный. Мы посмотрели на него.
— Владимир занял Таматарху! — сказал он.
Многие вскочили со своих мест. Магистр схватил его за плечи.
— Таматарху? Этого не может быть!
Анастас-тоже встал, потягиваясь с притворной зевотой.
— Время отойти ко сну…
Но мы обступили его со всех сторон, требуя объяснений:
— Что это значит?
— Вы предали нас!
Анастас развел руками:
— Что вы, отцы! Волноваться причин нет. Чем вы недовольны? Соблюден договор во всех подробностях или не соблюден? Соблюден. Получаете вы Херсонес в свое владение? Получаете. Посылает князь варягов на помощь василевсам? Посылает. Возвращает он вам солеварни и рыбные ловли? Возвращает. О Таматархе же в договоре никаких упоминаний не было…
Таматарха лежала по ту сторону Боспорского пролива. Этот город, очень важный в торговом и военном отношении, был населен скифами и всяким торгующим людом, среди которого было много руссов. Город никому не принадлежал, как-то управляясь в своей вечной анархии. Теперь Владимир тайно переправил туда воинов и наложил на город тяжелую руку. Мы понимали, что, обладая Таматархой, он всегда может, даже не имея военных сил в Херсонесе, оказывать давление на нашу политику в Таврике. Там он оставил как бы свое око, которое могло наблюдать за Таврическим берегом. Варвар обошел наших проницательных магистров. Договор соблюден, но над Херсонесом на вечные времена повисла в воздухе русская секира.
Агафий, писавший текст договора, частыми ударами кулака стучал по столу, скрипя зубами от злости. Леонтий Хрисокефал, сжимая голову руками, бегал из угла в угол, бормоча непонятное.
— Право, вам нет причин волноваться, отцы, — успокаивал Анастас. — Таматарха никогда не принадлежала ромеям. Зачем вам этот город? А каган (иногда русского князя называют здесь каган, в подражание хазарам, и меня не удивит, если его скоро станут называть василевсом) нашел там своих людей, бежавших от его суда и не желающих платить судебной пени, беспокойных бродяг и непокорных всякого рода.
— Я понимаю твою игру! — многозначительно поднял палец Леонтий.
Анастас приложил ладони обеих рук к груди и сказал:
— Верьте, что мы теперь с ромеями как братья. Все ваши торговые права в Таматархе будут сохранены.
Уже ничего нельзя было изменить в нашем незавидном положении. Порфирогенита была в руках варвара. О Таматархе же хитрые, как змеи, магистры не подумали во время составления договора.
— Если бы вы знали, отцы, какие у нас замыслы! — потирал руки Анастас, радуясь, что он тоже принимает участие в составлении этих грандиозных предприятий.
— Господь низринет вознесшихся…
— Все в руках всевышнего. Это ты справедливо сказал. Но наш царь…
— Кесарь, — поправил его наставительно магистр Леонтий.
— Царь! — упорствовал Анастас.
— Кесарь! — воскликнул магистр и даже вскочил со скамьи.
— Царь! — не уступал священник и поднял вразумительно палец.
Никто больше не возражал ему. Впрочем, Анастас сказал в духе примирения:
— Царь, кесарь, князь — какое это имеет значение? Важнее, что Владимир обладает великим умом. Это мудрый правитель. А всякий мудрый правитель побеждает врагов, но предпочитает мир войне, объединяет народы, а не разделяет их, собирает в житницы, а не расхищает, любит мирную торговлю, обо всем помышляет и заботится о том, чтобы поселянин получил пользу от своих трудов. Если бы вы знали, какие замыслы у него! Он хочет строить школы и академии, перекинуть мосты через реки и устроить дороги, чтобы укрепить наше обширное государство. Он хочет знать, как живут люди в других странах, отправляет посланцев в Рим, Иерусалим, Багдад, Ани, Александрию, и путешествующие рассказывают ему обо всем, что они видели и слышали в этих городах. Чего вы хотите от него? С греками он живет в дружбе, с болгарами заключил вечный мир. Мы не нарушим его, пока не будет камень плавать, а хмель — в воде тонуть. А когда это будет? Никогда. Он не гордец, хотя породнился с ромейскими василевсами. Самых простых людей он делает участниками своего совета. Так поступил он, например, с Яном Кожемякой, сыном бедного человека. Церкви он отдает десятую часть от своих имений. Нет, ему надо помогать по мере сил, ибо он доброе творит для народа…
Он подошел к магистру, сел рядом с ним на скамью и зашептал:
— Продайте нам тайну греческого огня! Тысячи номисм за один медный снаряд для огнеметания! Горы мехов за один горшок состава! Научите нас, как приготовляется сей огонь! Что вы хотите за него?
Мы содрогнулись. Я с радостью вспомнил, что на ромейских кораблях, что стояли в херсонесском порту, не было ни одной огнеметательной машины, ни одного сосуда с огненным составом Каллиника. По приказанию василевса их оставили предусмотрительно в Константинополе. Пусть попробуют узнать тайну ромеев!
Леонтий замахал на него руками:
— Что ты говоришь! Нам и самим неизвестна тайна приготовления огня. Даже сам василевс или патриарх, если бы они выдали эту тайну чужестранцам, врагам или кому бы то ни было, подлежат анафеме и смерти…
Анастас встал, явно разочарованный.
— Жаль, — сказал он. — Нам это пригодилось бы в борьбе с кочевниками.
— Ничего мы не можем сделать, — ответил Леонтий, — рады бы услужить вам.
— Смотрите, — погрозил пальцем пресвитер, — не прогадайте! Сомнут нас кочевники — будет плохо и вам. Мы можем защитить вас от врагов, а без нашей помощи вы не охраните ромейское государство. Какие вы воины!
— Победы не покидали нас! — сверкнул глазами Никифор Ксифий.
— Знаю, кто стяжал вам победы! — не уступал Анастас. — Разве дело в победах? У нас тоже были победы. Тысяча русских воинов разгромит все ваши гетерии, только пыль поднимется облаком! На Дунае руссы сражались с ничем не прикрытой грудью, нагие, бросив щиты и сорвав с себя рубахи, и побеждали ваших закованных в железо катафрактов. Дайте нам железо и греческий огонь. Вот этого нам и не хватает. Не хотите дать — сами возьмем! Построим корабли, мечущие пламя!
Он прибавил:
— Только бы нам не помешали обстоятельства…
Подумать только! Давно ли он упоминал в молитвах за литургией благочестивых ромейских государей и христолюбивое воинство, а теперь «мы» и «нам»!
— Не будьте близорукими, ромеи! — взывал он. — Ведь теперь мы ваши союзники. Будем помогать друг другу! Или — смотрите! Не так уж трудно переплыть Понт!
